Читать интересную книгу Три жизни Томоми Ишикава - Бенджамин Констэбл

– Что?

– Я разбирала старые вещи (у каждого жильца в подвале есть кладовка, с отдельной дверью и замком), когда обнаружила дверь, не похожую на остальные. Она была заперта на два замка. Пока я разбирала вещи, в подвал спустился сосед, и я спросила, что там такое, он сказал, что это вход в катакомбы. Я спросила, у кого ключ. Он не знал.

– Ну и как же ты попала внутрь?

– Посмотрела в Интернете. В первый раз понадобилось почти четыре часа. Ну а теперь, если удается раздобыть болванку ключа, я могу открыть практически любую дверь за пять-шесть секунд.

– Откуда ты берешь болванки?

– У слесаря на улице Менильмонтан.

– Ну да, конечно, – саркастически заметил я.

– Спустившись сюда, я спаслась.

– Как?

– Поначалу я была в восторге. Я думала, что найду элитный клуб воинствующих часовщиков (и я действительно кое-кого встретила), но самым приятным оказалось проводить время в одиночестве. Сидя под землей, я ощущала, что надежно укрыта, словно попала в мир, где могла благополучно жить и не имела необходимости умирать. Едва я вернулась наверх, как тут же захотела покончить с собой; тогда я спустилась под землю и исцелилась. Стало ясно, что нужно сделать. За запертыми дверями я нашла эти помещения, где десятилетиями никто не бывал, и решила, что катакомбы временно заменят мою смерть. А что терять? Если опять станет плохо, я всегда успею себя убить, но пока что мне хорошо. Я в любой день могу решить, покончить с собой или нет.

– Странно, но в твоих словах есть определенный смысл. Но все-таки я не понимаю, отчего ты сказала, что умерла. Зачем? – Я сунул сигарету в пустой стаканчик из-под йогурта, вылил туда последнюю каплю воды из стакана, чтобы наверняка погасить окурок, и поставил на середину стола, чтобы Томоми Ишикава тоже могла им воспользоваться. Она стряхнула в него пепел и послышалось шипение. Бабочка случайно выдохнула дым мне в лицо и с виноватым видом помахала рукой.

– Не знаю.

– Чего ты не знаешь?

– То есть, наверное, знаю. – Она вздохнула. – Отчасти план заключался в том, чтобы ты нашел мои записи. Я хотела, чтобы это сделал именно ты. Ты – единственный человек в мире, которому я была готова их показать. Потому что у тебя темный и извращенный ум, и потому что ты мне нравишься. И потому что я хотела – очень хотела – поделиться своими записками. Чтобы кто-нибудь еще узнал, о чем в них говорится. Они – бремя, которое я несу по жизни. Но если бы ты прочел мои записи, мы с тобой уже не смогли бы жить в одном мире. Я не выдержала бы ни твоей жалости, ни расспросов. Для нас обоих сразу просто нет места. Я в любом случае собиралась покончить с собой. Объявить, что мертва, было очевидным выходом. Для тебя бы ничего не изменилось – и я могла бы сколько угодно продолжать вот так. Я думала, что долго все равно не продлится…

– Что ж, я прочел твои записи, и я знаю, что ты живешь посмертной жизнью здесь, под землей. Что теперь?

– Понятия не имею, Бен Констэбл. Твой любопытный блуждающий ум опять вмешался не вовремя, и тем сильнее я тебя люблю.

– Но ты хотела, чтобы я сюда пришел. Ты написала «Вниз, Б.К.» у того растеньица в метро.

– Это было до того, как ты прочел мои записи. Я запуталась. Я хотела спастись – и в то же время хотела, чтобы ты получше меня узнал. Но ты должен был выбрать что-то одно, либо охоту за сокровищами, либо за мной. Ты выбрал сокровища, и я стерла знаки. Сделать и то и другое ты не мог.

У меня возникло смутное чувство понимания, как будто я увидел в тумане размытый силуэт.

– А-а-а-а-а, – протянул я и долго-долго молчал, пока мой мозг складывал фрагменты головоломки. – Мне правда очень жаль. Ты самый странный человек на свете, Бабочка.

– Да, я в курсе.

– Но как только я понял, что ты жива, я решил убедиться, что ты в порядке. Нужно было понять до конца. Я бы так этого не оставил. Слишком много вопросов остались без ответа.

Она отодвинула стул, поднялась, встала передо мной и взяла за руки. Я тоже встал.

– Я не хотела тебя огорчать, – сказала Бабочка. – Я придумала игру, в которую мы могли играть вместе. Приключение. Я так увлеклась тем, что происходило в моей собственной несчастной голове, что совсем забыла подумать, каково тебе будет. Я безнадежна в таких вещах…

Наши пальцы переплелись.

– В каких?

– В таких.

Бабочка положила ладонь мне на затылок, притянула меня к себе и поцеловала в губы. Раньше она никогда этого не делала.

Глава 26

Неловкая ситуация

Значит, вот и конец. После всего, что произошло, мы целуемся, поскольку, вопреки тому, во что я верил, дело только в сексе, а может быть, это даже любовь. Может быть, завершилась история двух людей, которые предприняли длинный и трудный путь, чтобы переспать. Впрочем, я ожидал чего-то другого. Губам было приятно, но я чувствовал разочарование. Финал с поцелуем казался дешевым, ему недоставало оригинальности. Разумеется, я что-то упустил. Отчасти мне хотелось отстраниться, побороться за что-нибудь более сложное и богатое. Но, возможно, я ошибался, и поцелуй действительно должен был подвести итог.

Я поцеловал Бабочку в ответ, наши пальцы вновь соприкоснулись, слегка пританцовывая, и мое сердце забилось, а тело заныло. Она провела меня в одну из дверей, налево, потом направо, и я шел, волоча ноги, чтобы не споткнуться в темноте. Я ничего не видел. Ничего. Только чувствовал, как ее пальцы касаются моих, и испытывал какую-то сладкую грусть при мысли о том, что моя подруга нашлась и она жива. Я очень хотел, чтобы Бабочка была жива. Акустика изменилась – мы оказались в другом помещении. Бабочка поднесла мою руку к холодной стене, развернула, легко толкнула назад, коснулась лица и вновь поцеловала.

– Подожди, – шепнула она. – Я сейчас приду.

И отошла в сторону.

Возбуждение. Секс. Мозг.

Погодите-ка… я затаил дыхание, почувствовав, как она отдаляется. Адреналин. Что случилось? Паника. Черт, черт, черт. Нет, подожди. Не теряй голову. Нет. Не жди. Двигайся. Не шуми. Двигайся. Шевелись сейчас же. Я потянулся рукой налево. Затаив дыхание, стараясь думать как можно тише. Так, несколько коротких вдохов. Осторожно, чтобы не шуметь. Я слегка согнул колени, переступил, сделав крошечный шажок, затем еще один. Не шуметь. Мои пальцы ощупывали воздух, тело прислушивалось. Держи равновесие. Не шуми. Я услышал, как Бабочка чего-то коснулась, ощупывая, раскладывая, готовясь к следующему движению. Колени согнуты, шаг, еще шаг, задержав дыхание, по диагонали, к ней, сбоку. Ощупывай воздух – не забывай, что она маленького роста. Я – молния. Пусть двигается; пусть сама даст понять, где она. Внезапное движение (прости, Бабочка, но я буду драться), какой-то громкий звук, скрежет, лязг металла о металл, и я отстраняюсь, чтобы защитить глаза. Щелчок. Знакомый звук. Это закрылся замок.

Я стоял неподвижно. Молодчина, Бен. Она всего лишь закрыла решетку и защелкнула замок.

– Бабочка?

Она вздрогнула, потому что я стоял не там, где она меня оставила.

– Прости, – шепнула Бабочка из-за решетки.

– Да ничего, – ответил я.

И все. Я не умер. Бабочка ушла, а я подумал, что, возможно, эти четыре секунды были самыми волнующими в моей жизни.

Я на ощупь исследовал комнату – совершенно пустую, примерно три на три метра. Я мог коснуться потолка ладонями, если встать на цыпочки. Из комнаты вела одна дверь, с тюремной решеткой, запертой на висячий замок. Верхняя петля была прилажена вверх ногами, чтобы дверь не сняли с петель. В карманах у меня ничего не оказалось. Все интересное лежало в сумке, в другой комнате, и сигареты с зажигалкой тоже – на столе. Я бродил по комнате и пытался успокоиться, проявить терпение, но через две минуты заскучал.

– Бабочка! – крикнул я – не сердито и не слишком громко. Никто не ответил. – Бабочка, можно мне сигареты?

Курить вдруг захотелось так отчаянно, что я чуть не заплакал. Стояла тишина. И сколько времени я тут проторчу? Тогда я сделал то, что никогда не следует делать человеку, который вынужден ждать, – я начал считать. Раз, два, три, четыре… провожая каждую минувшую секунду и притворяясь спокойным. «Просто подожди, – твердил я себе. – Она сейчас придет». Тысяча – это шестнадцать минут и сорок секунд.

– Бабочка, не забудь, что я здесь. Я хочу есть, пить, курить, и в туалет тоже, мне холодно. Я некоторое время потерплю, но недолго, и, наверное, ты не порадуешься, если я тут умру. Приходи и давай еще поболтаем. Прости, что я создавал проблемы и заставлял тебя говорить о событиях, которые ты не желала вспоминать. Мы можем поговорить о чем-нибудь другом, если угодно.

Тысяча один, тысяча два, тысяча три, тысяча четыре… Мне нужна была какая-то стратегия, чтобы не сойти с ума, и я боялся, что скоро полезу на стенку. Я провел в темноте полчаса и перестал доверять собственному сознанию. Тогда я лег и перестал считать. А потом услышал, как открылась дверь, через которую мы вошли. Затем она захлопнулась, и шум разлетелся во мраке по каменным туннелям. Томоми Ишикава ушла.