Где-то за окном вдруг запела птица.
И… в спальню вошел Рик. Минута, другая. Долгий взгляд синих глаз – понимающий, пронзительный… И… такая же долгая, тяжелая тишина навалилась на грудь. Я едва могла сделать вдох. А Рик продолжал стоять как вкопанный, не сводя глаз и не смаргивая.
Казалось, он понимал, что случилось. Прочел в моем мозгу или как-то еще.
Я вскочила, бросилась на выход и услышала лишь глубокий вздох василиска. Полный отчаяния, боли, тоски.
Я притормозила, обернулась и снова встретила синий взгляд Рика. Болезненно защемило сердце.
Я чувствовала, что все неправильно. Уходить неправильно, а остаться тем более. Кожей ощущала – что-то здесь не так! Я что-то упускаю, и это что-то очень важное, неизмеримо ценное…
Я разрывалась между тем, что потеряла и тем, что приобрела. Сердце забарабанило в ушах, кровь бешено запульсировала в висках. Я рванула со всех ног. Побежала, побежала, побежала.
Рик не догонял, не преследовал, даже не окликнул. А я неслась, не чуя ног.
Только вперед, не оглядываясь. По мощеной дороге между разноцветными заборами и пестрыми коттеджами. Высокими с башенками, похожими на теремки из детских сказок, грубоватыми, почти квадратными, со скошенной крышей… И дальше, в низину – туда, где заканчивался поселок. По каменистой тропке, под гору, к смешанному лесу. Казалось, остановись я – и придется все осмыслить, притормози на секунду – и вернется боль.
В каком-то нервном перевозбуждении перемахивала я через поваленные деревья, уклонялась от острых веток, перепрыгивала овраги. Неслась напролом, все дальше и дальше в чащу.
И вдруг оцепенела…
Прямо передо мной, и сзади, и спереди раскинулась черная паутина. Она мерцала, вздрагивала. Она была повсюду. Словно лес оплел невидимый, гигантский паук.
Нижняя магия! Я мало знала о ней, недостаточно изучила. Но отчетливо понимала – стоит лишь дернуться, шелохнуться – и меня зацепит.
Что сделает со мной это прикосновение? Я не знала… Подвластны ли энергодраконы чудовищным превращениям?
Ледяная волна прошлась вдоль позвоночника, холод опустился в желудок. Мне стало страшно. Очень. Я попыталась двинуться назад. Но нити окружили, пленили, запутались под ногами, над головой, вокруг тела. Даже ниндзя не протиснулся бы, не зацепив хотя бы одну. И я замерла, не понимая, что делать дальше, как выбираться.
А затем, с нелепым опозданием пришли остатки воспоминаний… Уже совсем не такие радужные…
Потери… потери… потери… осколки жизней близких. Их вещи, которые я разбирала после похорон. Длинная, в пол, цветастая юбка дочери, с пятном от краски для волос на подоле. Небольшие деревянные фигурки, выструганные сыном. Медведи, лисы, тигры … и его последняя поделка… китайский дракон. Красивый, изящный, с почти живыми глазами…
Синие истертые шлепки мужа… И пустота…
Я мало общалась с правнуками. Было так больно, так страшно осознавать, что они – единственное, что осталось от тех, кого любила всей душой.
Я дорожила ими и страшилась встречи.
Боялась заглянуть им в глаза и увидеть чистые голубые глаза дочки, сына… Сказать что-то веселое и узнать на их лицах улыбку мужа, услышать в их хохоте звонкие смешинки внучек…
Но мы все же виделись… какое-то время. А потом потерялись и они. Мои далекие потомки переехали, и я осталась совсем одна. Долгожительница, которой больше незачем долго жить.
Я ходила на работу, просто потому что так надо. Ела и пила, не ощущая ни вкуса, ни запаха. Возвращалась домой и включала четыре телевизора, чтобы прогнать призраков, избавиться от бесприютного одиночества…
Хотя бы ненадолго, на несколько часов обмануть себя призраком жизни вокруг. А там, глядишь, и беспокойный сон унесет в страну грез и приключений, подарит несколько часов забвения.
И так продолжалось изо дня в день, из года в год… Пока однажды я не услышала в голове голос себе подобной, такой же валькирии… Тогда мы все, долгожители, внезапно научились общаться мысленно и почему-то решили, что принадлежим к одной расе. Ученые назвали нас валькириями за особенную «крылатую» ауру, а еще за то, что все мы были женщинами.
Подруги по несчастью предложили сходить к стене памяти…
И я нашла ее – черную, щербатую, сверху донизу испещренную именами тех, кого потеряли «почти бессмертные». Я обошла стену со всех сторон, утопая в тополином пухе, вдыхая сильный запах полевых цветов…
Вспоминала, встречала других таких же, как я… Читала на их лицах, в их взглядах до боли знакомое выражение – странную смесь глухого отчаяния и робкой надежды.
Я бродила как неприкаянная, потеряла счет часам и дням, не хотела возвращаться…
И чудилось мне – душа очищается от тоски, бремя потерь уходит, остается лишь светлая память о близких и любимых – теплая, как уютный дом в зимнюю стужу.
Хочется жить ради тех, кого больше нет, храня в сердце их частички, сберегая в памяти их судьбы.
Ведь пока я помню – они со мной, они существуют.
И вот тогда таксист – косматый черноволосый вербер, которого я больше никогда не встречала – увез меня на перекрестье…
Я оказалась готова к новой жизни, к новой миссии и к новому будущему.
Черт! У меня ничего не осталось в старом мире.
Рик! Вот то единственное, что следовало ценить и беречь. Но я бросила его. После того как василиск почти умолял этого не делать и… попала в беду. Все правильно, все закономерно. Все справедливо.
Так мне и надо!
Ведь точно знала, мне говорили не раз – на перекрестье не попадают те, кому есть, что терять в родном мире!
Только те, у кого не осталось ничего, никого, кроме самих себя, могут, без собственного ведома, пересечь невидимую границу.
А еще те, что переселяются сюда намеренно, осознавая, что делают и зачем.
Я понятия не имела, куда везет клыкастый таксист… Не ведала о существовании этого невероятного мира – удивительного и фантастического.
И я должна была подумать об этом, прежде чем бежать от Рика. Задержаться ненадолго, дождаться, пока память вернется целиком…