Читать интересную книгу Холодный дом (главы I-XXX) - Чарльз Диккенс

Доложили, что обед подан, и мы спустились в столовую. Обед был весьма изысканный и очень красиво сервированный. Но капитан и профессор все еще не выходили из головы у мистера Беджера, и, так как нам с Адой досталась честь сидеть рядом с хозяином, он потчевал нас ими очень усердно.

- Вам воды, мисс Саммерсон? Позвольте мне! Нет, простите, только не в этот стакан. Джеймс, принесите бокальчик профессора!

Ада восхищалась искусственными цветами, стоявшими под стеклянным колпаком.

- Удивительно, как они сохранились! - сказал мистер Беджер. - Миссис Бейхем Беджер получила их в подарок, когда была на Средиземном море.

Он протянул было мистеру Джарндису бутылку красного вина.

- Не то вино! - вдруг спохватился он. - Прошу извинения! Сегодня у нас исключительный случай, а в исключительных случаях я угощаю гостей совершенно необычайным бордо (Джеймс, вино капитана Суоссера!). Мистер Джарндис, капитан привез в Англию это вино, - не будем говорить, сколько лет тому назад. Вы такого вина не пивали. Дорогая, я буду счастлив выпить с тобой этого вина. (Джеймс, налейте бордо капитана Суоссера вашей хозяйке!) Твое здоровье, любовь моя!

Когда мы, дамы, удалились после обеда, нам пришлось забрать с собой и первого и второго мужа миссис Веджер. В гостиной миссис Беджер набросала нам краткий биографический очерк добрачной жизни и деятельности капитана Суоссера, а затем сделала более подробный доклад о нем, начиная с того момента, жак он влюбился в нее на балу, который давали на борту "Разящего" офицеры этого корабля, стоявшего тогда в Плимутской гавани.

- Ах, этот старый милый "Разящий"! - говорила миссис Беджер, покачивая головой. - Вот был великолепный, корабль! Нарядный, блестяще оснащенный, прямо "высший класс", по словам капитана Суоссера. Извините меня, если я случайно употреблю флотское выражение, - ведь я когда-то была заправским моряком. Капитан Суоссер обожал это судно из-за меня. Когда оно уже больше не годилось для плавания, он частенько говаривал, что, будь он богат, он купил бы его старый остов и велел бы сделать надпись на шканцах, там, где мы стояли с ним во время бала, чтобы отметить то место, где он пал, испепеленный с носа и до кормы (как выражался капитан Суоссер) моими марсовыми огнями. Так он по-своему, по-флотски, называл мои глаза.

Миссис Беджер покачала головой, вздохнула и посмотрелась в зеркало.

- Профессор Динго сильно отличался от капитана Суоссера, - продолжала она с жалобной улыбкой. - Вначале я это чувствовала очень остро. Полнейший переворот во всем моем образе жизни! Но время и наука - в особенности наука - помогли мне свыкнуться и с ним. Я была единственной спутницей профессора в его ботанических экскурсиях, так что почти забыла, что когда-то плавала по морям, и сделалась заправским ученым. Замечательно, что профессор был полной противоположностью капитана Суоссера, а мистер Беджер ничуть не похож ни на того, ни на другого!

Затем мы перешли к повествованию о кончине капитана Суоссера и профессора Динго, - оба они, видимо, страдали тяжкими болезнями. Рассказывая об этом, миссис Беджер призналась, что только раз в жизни была безумно влюблена и предметом этой пылкой страсти, неповторимой по свежести энтузиазма, был капитан Суоссер. Потом настал черед профессора, и он самым грустным образом начал постепенно умирать, - миссис Беджер только что стала передразнивать, как он, бывало, с трудом выговаривал: "Где Лора? Пусть Лора принесет мне сухарной водицы", - как в гостиную пришли джентльмены, и он сошел в могилу.

В тот вечер, и вообще за последнее время, я видела, что Ада и Ричард все больше стараются быть вместе, да и немудрено - ведь им так скоро предстояло расстаться. Поэтому, когда мы с Адой, вернувшись домой, поднялись к себе наверх, я не очень удивилась, заметив, что она молчаливее, чем всегда, но уж никак не ожидала, что она внезапно бросится в мои объятия и спрячет лицо на моей груди.

- Милая моя Эстер, - шептала Ада, - я хочу открыть тебе одну важную тайну!

Конечно, прелесть моя, "тайну", да еще какую!

- Что же это такое, Ада?

- Ах, Эстер, ты ни за что не догадаешься.

- А если постараюсь? - сказала я.

- Нет, нет! Не надо! Пожалуйста, не надо! - воскликнула Ада, испуганная одной лишь мыслью о том, что я могу догадаться.

- Не представляю себе, что это может быть? - сказала я, притворяясь, что раздумываю.

- Это... - прошептала Ада, - это - насчет кузена Ричарда!

- Ну, родная моя, - сказала я, целуя ее золотистые волосы (лица ее я не видела), - что же ты о нем скажешь?

- Ах, Эстер, ты ни за что не угадаешь!

Так приятно было, что она прильнула ко мне, спрятав лицо; так приятно было знать, что плачет она не от горя, а от сверкающей радости, гордости и надежды, - даже не хотелось сразу же помочь ей признаться.

- Он говорит... Я знаю, это очень глупо, ведь мы так молоды... но он говорит, - и она залилась слезами, - что он нежно любит меня, Эстер.

- В самом деле? - сказала я. - Как странно!.. Но, душенька моя, я сама могла бы сказать это тебе давным-давно!

Ада в радостном изумлении подняла свое прелестное личико, обвила руками мою шею, рассмеялась, расплакалась, покраснела, снова рассмеялась, - и все это было так чудесно!

- Но, милая моя, - сказала я, - ты, должно быть, считаешь меня совсем дурочкой! Твой кузен Ричард любит тебя я уж и не помню сколько времени и ничуть этого не скрывает!

- Так почему же ты мне ни слова про это не сказала?! - воскликнула Ада, целуя меня.

- Как можно, милая моя! - проговорила я. - Я ждала, чтобы ты мне призналась сама.

- Но раз уж я тебе сейчас призналась, ты не думаешь, что это дурно, нет? - спросила Ада.

Будь я самой жестокосердной дуэньей в мире, я и то не устояла бы против ее ласковой мольбы и сказала бы "нет". Но я еще не сделалась дуэньей и сказала "нет" с легким сердцем.

- А теперь, - промолвила я, - я знаю самое страшное.

- Нет, это - еще не самое страшное, милая Эстер! - вскричала Ада, еще крепче прижимаясь ко мне и снова пряча лицо у меня на груди.

- Разве? - сказала я. - Разве может быть что-нибудь страшнее?

- Может! - ответила Ада, качая головой.

- Неужели ты хочешь сказать, что... - начала я шутливо. Но Ада подняла глаза и, улыбаясь сквозь слезы, воскликнула:

- Да, люблю! Ты знаешь, ты знаешь, что да! - и, всхлипывая, пролепетала: - Люблю всем сердцем! Всем моим сердцем, Эстер!

Я со смехом сказала ей, что знала об этом так же хорошо, как и о любви Ричарда. И вот мы уселись перед камином, и некоторое время (хоть и недолго) я говорила одна; и вскоре Ада успокоилась и развеселилась.

- А как ты думаешь, милая моя Хлопотунья, кузен Джон знает? - спросила она.

- Если кузен Джон не слепой, душенька моя, надо думать, кузен Джон знает ничуть не меньше нас, - ответила я.

- Мы хотим поговорить с ним до отъезда Ричарда, - робко промолвила Ада, - и еще хотим посоветоваться с тобой и попросить тебя сказать ему все. Ты не против того, чтобы Ричард вошел сюда, милая моя Хлопотунья?

- Вот как! Значит, Ричард здесь, милочка моя? - спросила я.

- Я в этом не уверена, - ответила Ада с застенчивой наивностью, которая завоевала бы мое сердце, если б оно давно уже не было завоевано, - но мне кажется, он ждет за дверью.

Разумеется, так оно и оказалось. Они притащили кресла и поставили их по обе стороны моего, а меня посадили в середине, и вид у них был такой, словно они влюбились не друг в друга, а в меня, - так они были доверчивы, откровенны и ласковы со мной. Некоторое время они ворковали, перескакивая с одной темы на другую, а я их не прерывала, - я сама наслаждалась этим, затем мы постепенно начали говорить о том, что они молоды, и должно пройти несколько лет, прежде чем эта ранняя любовь приведет к чему-нибудь определенному, ибо она только в том случае приведет к счастью, если окажется настоящей и верной и внушит им твердое решение исполнять свой долг по отношению друг к другу, - исполнять преданно, стойко, постоянно - так, чтобы каждый жил для другого. Ну что ж! Ричард сказал, что пойдет на все для Ады, Ада же сказала, что пойдет на все для Ричарда, потом они стали называть меня всякими ласковыми и нежными именами, и мы до полуночи просидели за разговором. В конце концов, уже на прощанье, я обещала им завтра же поговорить с кузеном Джоном.

Итак, наутро я пошла после завтрака к опекуну в ту комнату, которая в городе заменяла нам Брюзжальню, и сказала, что меня попросили кое-что сообщить ему.

- Если вы согласились, Хозяюшка, - отозвался он, закрывая книгу, значит, в этом не может быть ничего дурного.

- Надеюсь, что так, опекун, - сказала я. - Это не тайна, могу вас уверить, но мне ее рассказали только вчера.

- Да? Что же это такое, Эстер?

- Опекун, - начала я, - вы, помните тот радостный вечер, когда мы впервые приехали в Холодный дом и Ада пела в полутемной комнате?

Мне хотелось напомнить ему, какой взгляд бросил он на меня в тот вечер. И, пожалуй, мне это удалось.

- Так вот... - начала было я снова, но запнулась.