Читать интересную книгу Цианид по-турецки (сборник) - Мишель Александр

— Есть ли у вас доказательства сказанному? — спросил брибдинг.

— Есть! — торжествующе объявил прокурор. — Очень важная улика — письмо, которым подсудимый назначал Цисарту встречу — причем местом встречи обозначил именно ту лужайку в парке, где впоследствии и было найдено тело. Но в письме нет ни слова о вызове! Напротив, в письме говорится, что подсудимый готов объясниться с фрискандом и принести ему все подобающие случаю извинения.

Король нахмурился.

— Вы уверены в этом? Конечно, если Цисарт был убит на поединке, это, конечно, печально, но не преступно. Гвардейцы вправе решать возникающие между ними споры при помощи оружия. Хотя они должны при этом соблюдать определенные законом правила.

— Именно так, ваше величество, — подхватил прокурор. — Но, как мы знаем, фрисканд Цисарт был убит в спину, а значит никакого поединка не было. Подсудимый выманил фрисканда поздно вечером в укромное место. Повторяю, он не собирался честно, лицом к лицу, драться с Цисартом — ведь Цисарт куда более умелый фехтовальщик, чем этот дригмиг. Нет, он побоялся скрестить с ним шпаги. Как мы знаем, он подкрался сзади и ударил противника в спину. Как видите, ваше величество, он не только подл, но и труслив. Остается удивляться близорукости командующего королевской гвардией — как он мог принять на службу обладателя столь низких душевных качеств!

Глюмдальклич умоляюще посмотрела на меня, но я отрицательно покачал головой: еще не наступило время вмешиваться в судебное действие. Я опасался, что, прерви она сейчас обвинителя, суд может удалить нас из зала, оставив несчастного Бедари без защиты вообще.

Между тем обвинитель раскрыл большую папку и продемонстрировал королю-брибдингу упомянутое письмо. На нем было написано: «Фрисканду Цисарту».

— Узнаете ли вы это письмо, подсудимый? — спросил обвинитель.

— Нет, я впервые его вижу, — ответил Бедари. Юноша был бледен, но голос его звучал спокойно и уверенно: — Я не писал никаких писем фрисканду Цисарту. Не я, а он вызвал меня на поединок — устно, в присутствии моих друзей. Они здесь присутствуют и могут это подтвердить. Я принял вызов — тоже устно. Но потом, когда я понял, сколь безумно драться с человеком из-за чьей-то жалкой клеветы, я пришел к фрисканду Цисарту, попросил прощения за грубость, которую позволил себе во время объяснения. Он к тому времени уже остыл и согласился отложить поединок, пока я не выясню, кто меня оклеветал. Таким образом, у меня не было нужды вызывать его письмом. Тем более, что в казарме наши комнаты находятся почти рядом.

— Вы действительно не рассказывали ничего, что фрисканд мог расценить как оскорбление? — спросил король.

Бедари ответил, что никаких слухов он не распространял. Хотя Цисарт утверждал, что источником их был именно он, дригмиг Бедари.

— Почему-то я не сомневаюсь в этом, — с насмешкой заявил обвинитель. — Таким образом, ваше величество, августейший брибдинг Лорбрульгруда и король Бробдингнега, я считаю подсудимого дригмига гвардии Бедари, уроженца провинции Снотиснути, виновным в злодейском умерщвлении фрисканда гвардии Цисарта, уроженца той же провинции. И призываю казнить его путем отсечения головы — с тем, чтобы тело убитого могло уже сегодня упокоиться в земле, а душа найти вечное блаженство на небесах.

Вслед за обвинителем настала наша очередь. Король уже кивнул Глюмдальклич, чтобы та заняла место за пюпитром, как вдруг обвинитель потребовал предоставить ему слово для протеста.

8

— Прежде, чем мы услышим речь защитника — или, вернее, защитницы обвиняемого, я хочу сделать одно заявление, — сказал прокурор, когда некоторое замешательство, вызванное этим неожиданным требованием прошло. — Я вижу, что госпожа защитница принесла в суд это существо, — прокурор оттопыренным мизинцем указал на меня. — Я могу предположить, что она собирается привлечь его к участию в судебных дебатах и, возможно, даже предоставить ему слово! Итак, — он развернул внушительного вида свиток, — мы попросили известных ученых высказать свое мнение о том, какова природа этого существа, кое защитница именует «Грильдриг».

— Но для чего? — недоуменно спросила Глюмдальклич. — Такое заключение уже было дано, по указанию его величества!

— Именно его я и собираюсь сейчас зачитать, — с торжествующими нотками в голосе ответил прокурор, не удостаивая при этом мою нянюшку взглядом. — Дабы его величество и высокий суд убедились: существо, именуемое Грильдриг, не может выступать в суде ни в качестве свидетеля, ни в каком-либо ином качестве! — прежде, чем Глюмдальклич успела ответить, он надел очки и приступил к чтению.

Разумеется, мне был знаком этот смехотворный документ[5]. Но сейчас, слушая его вновь, я испытал чувство отчаяния. Мне уже было понятно, к чему ведет прокурор.

— Означенное существо, именуемое «Грильдриг», не могло быть произведено на свет согласно нормальным законам природы, потому что не наделено способностью самосохранения и не обладает ни быстротой ног, ни умением взбираться на деревья или рыть норы в земле, — монотонно читал он. — По строению зубов его следует признать животным плотоядным. В то же время большинство четвероногих сильнее Грильдрига, а полевая мышь и некоторые другие отличаются гораздо большим проворством. Потому невозможно понять, каким образом это крохотное существо добывает себе пищу. Его нельзя признать эмбрионом или недоноском, поскольку его члены развиты в совершенстве и закончены, и живет он на свете уже много лет, о чем красноречиво свидетельствует борода, волоски которой отчетливо видны в лупу. Он так же не является карликом, потому что его крошечный рост был вне всякого сравнения; и, например, любимый карлик королевы, самый маленький человек во всем государстве, был ростом в тридцать футов… — прокурор снял очки и завершил оглашение заключения: — Таким образом, ученые склонны считать данное существо не чем иным, как «рельплюм сколькатс»!

— Какое отношение имеет это заключения к нашему сегодняшнему делу? — спросила Глюмдальклич. — Что из него следует?

— А то, — торжествующе заявил прокурор, — что Грильдриг, с точки зрения науки, не является человеком! И потому не может принимать участия в судебном заседании. Это так же нелепо, как приводить к присяге собаку или вызывать в суд для заслушивания свидетельских показаний кошку!

На зрительских скамьях послышались смешки.

«Рельплюм сколькатс» на бробдингнегском наречии означало «игра природы», так сказать, некий казус, уродство, нечто вроде шестого пальца или двуглавого младенца. Я уже знал о том, что именно так относится ко мне бробдингнегская наука, которая, как и наука в прочем мире, не желает знать ни о чем, не вписывающимся в ею же созданные рамки. Сейчас, услышав столь унижающее меня определение из уст самодовольного обвинителя, я вспыхнул от негодования и даже схватился за тесак. Клянусь, будь мы одного роста, я вызвал бы этого напыщенного типа на поединок. Я вызвал бы его даже в том случае, если бы он был в два, в три раза выше меня! Но в двенадцать раз… это было просто бессмысленно. Я оставил в покое свой тесак, повесил голову и собрался укрыться в ящике, стоявшем за моей спиной.

К счастью, моя нянюшка отличалась здравым смыслом и находчивостью, которые составили бы честь особе куда более зрелой. Ни одна черточка на ее спокойном лице не дрогнула. Обращаясь к королю, она сказала:

— Ваше величество, я, действительно, прибегала к помощи Грильдрига. Это, однако, не означает, что я считаю это крохотное существо равным человеку, со всеми правами и обязанностями, присущими человеку. Но разве следопыт, отыскивая волка, повадившегося резать скотину, не пользуется помощью охотничьего пса? И разве при этом он превращает своего помощника в человека? Нет, просто он пользуется острым нюхом, присущим животному. Природа наградила собак более острым обонянием, чем человека. Это не делает пса равным хозяину.

— В чем же, по-вашему, ваш подопечный превосходит человека? — спросил обвинитель. При этом его губы искривила презрительная усмешка, он оборотился к королю, словно призывая его величество посмеяться над словами моей нянюшки.

— В остроте зрения, — ответила Глюмдальклич. — И я прошу высокий суд удостовериться в этом прежде, чем перейду к защитительной речи.

Как ни странно, но такое поведение обвинения мы предвидели. И моя нянюшка готова была отбить это нападении — что она и намеревалась сделать.

Король с некоторым удивлением поинтересовался, как же суд может в этом удостовериться. По знаку девушки, в зал вошел слуга. В руках он нес пять совершенно одинаковых кухонных ножей. Положив их по знаку Глюмдальклич на столик рядом со мной, он удалился. Девушка, по-прежнему обращаясь к королю, сказала: