К вечеру кто-то на небе смилостивился – Виан был склонен полагать, что Ветробог. Это он пасет стада туч и гоняет их туда-сюда по собственному усмотрению. Над городами, наверное, как-то с Пастхом договаривается…
Короче, кто бы это из небожителей ни был, но дождь сперва ослаб, а перед закатом и вовсе прекратился. Тучи, как стадо серых баранов, не спеша разбрелись в стороны, толкаясь боками и, может быть, даже по-своему блея. Из образовавшихся прорех брызнули оранжевые лучи дневного светила.
– Не просушит уже, – вздохнул Виан, поглядывая то на солнце, откровенно собирающееся на ночлег, то на мокрую траву, в которую с ветвей все еще продолжали срываться капли.
Конек тоже вздохнул, покачал головой, а затем направился к чем-то приглянувшейся ему крошечной полянке шагах в сорока от дороги. Постоял, посмотрел, склонив голову набок, затем сел по-собачьи и, вскинув передние копыта, произнес что-то шепотом.
Круг в два десятка шагов шириной вдруг вздохнул, словно живой. Виан даже поежился от ощущения, представив, что это – живое существо, неожиданно разбуженное от вековой спячки. Но нет, земля не обернулась монстром, деревья не упали, корни не выворотились из земли. Просто над травой, над землей, над прошлогодними листьями поднялось облако пара. Повисело несколько мгновений громадным белесым блином и поплыло кверху, пока не затерялось в гуще ветвей.
– Присаживайся, – предложил конек, постукивая копытом по земле.
Виан спешился и подошел поближе, ведя обоих коней в поводу. Наклонился и пощупал землю рукой – она оказалась сухой и чуть теплой, словно от солнца.
– Спасибо, Лазаро, уважил, – сказал парень, привязывая и расседлывая лошадей.
– Да вообще-то мне и самому на мокром спать не хотелось, – хмыкнул конек. – Давай о лошадях позаботься – да и за дровами.
– А дрова тоже так можно высушить? Конек кивнул.
– Здорово. А меня научишь?
– А как же «колдовство», «чернокнижничество»? Не боишься? – сощурился конек.
– Сам же говорил – «бесцветная» магия, – с простодушным видом отозвался парень. – Я и поверил.
А на следующее утро Виан увидел море.
Не сразу, конечно, – сначала надо было собраться, затушить остатки костра, перекусить тем, что уцелело с ужина. Затем проехали перекладов шесть под голубовато-серым рассветным небом, меж все яснее обозначающихся лесистых увалов, где среди зарослей граба и лещины все чаще проглядывали белесые каменные останцы. А потом тракт, до того момента единый, начал распадаться на отдельные дороги, дорожки и тропки. Надо полагать, неведомые первопроходцы отсюда уже чувствовали близость жилья и старались добраться побыстрее – кто до одной деревеньки, кто до другой. Иные тропки вовсе карабкались на заметно выросший увал, предпочитая решительный штурм долгому обходу.
Дороги и дорожки разбежались в стороны, представляя путникам самим решать, каким путем идти. А впереди, в седловине меж двух увалов, открылось море.
Наверное, по морю катились валы, ленивые и неспешные, исполненные силы, равнодушные к бороздящим их судам. Отсюда, с тракта, этого не было видно, а были лишь десятки тысяч росчерков золота и серебра, которыми восходящее светило расписало однообразную и бесконечную, уходящую в дымку горизонта равнину.
– Море! – обрадовался Виан.
– Красиво? – поинтересовался Лазаро.
– Красиво, – согласился парень. – Никакая картина не передаст.
Конек немного потоптался, словно вспоминая, а затем решительно направился по уходящей влево дороге – не слишком широкой и проторенной, но и явно не по тропе. Впрочем, приглядевшись, Виан отметил, что когда-то дорога была наезжена, и еще как! На отдельных участках, где ветер и вода еще в давние времена смыли почву, обнажив каменную основу, были видны колеи, пробитые колесами повозок и копытами коней и быков прямо в камне. Сейчас эти каменные колеи где-то замыла продолжающаяся эрозия, где-то скрыли разросшиеся заросли бобовника и полыни, но оставшегося на виду Виану хватило, чтобы представить, сколь интенсивным было здесь движение прежде.
К полудню добрались и до Рачьей гавани.
– К восходу отсюда начинается широкий и глубокий залив, – пояснял конек, пока Виан с интересом рассматривал полуразрушенный мол и волны, шипящие и извивающиеся меж древних камней. – Залив этот верхушкой своей лишь немного не доходит до окрестностей Кошчеева замка – помнишь? Когда-то там, на северном берегу залива, стоял город – теперь от него остались руины, полузасыпанные землей.
– Там была старая столица? – поинтересовался Виан, который вроде бы что-то читал про тот город. По крайней мере, про руины.
– В те времена, считай, всякий город был столицей. Никакой Нижней Угорий не было, а была куча маленьких разрозненных королевств. Позже нашлись люди, вожди, сумевшие эти королевства объединить. И тогда возникла Угория. Просто Угория – не Верхняя, не Нижняя. А за объединением последовал распад – Лесье стало самостоятельной державой, а здешние земли отделились, чтобы почти сразу пойти под руку Эрианта, чей флот властвовал тогда на всем Соленом море от устья Галсаны и до Кханда. А после…
– …Эриант ослабел в результате внутренних распрей, возникавших главным образом на религиозной почве, и потерял одно за другим практически все свои владения. В результате обретшие самостоятельность угорийские земли объединились в государство Нижняя Угория. Читал, помню, – не без гордости сказал Виан.
– Надо ж, как по писаному говорит! – покачал головой Лазаро. – Вот видишь, сколь полезна книжная наука. Главное, чтоб тебя на каторгу не отправили за такие знания – а то, я слышал, нынче стало Модным рассказывать, будто это именно НижняяУгория была центром Эриантийской империи. А то и сам Тищебор. Ладно, хватит прохлаждаться.
– А что делать? – поинтересовался парень.
– Здесь есть деревня… Примечательно, кстати – иные деревни со временем вырастают в города, иные города, теряя свое значение, превращаются в деревню, стоящую на руинах былой славы. А эта была деревней, ею и остается – уже лет пятьсот.
– Вижу, – сказал Виан, действительно разглядев кучку глинобитных построек.
– Здесь оставим лошадей, – сказал конек.
– В твоих устах звучит довольно своеобразно, – заметил Виан, усмехнувшись. – А лошадей-то не сведут? Не златогривые, конечно, но все равно – из царевых конюшен лошадки. Мало ли кто позарится!
– Ну-у, – протянул Лазаро, – в принципе все, что угодно, произойти может. В златогривых-то я как раз был бы уверен. Но думаю, что и с этими все обойдется.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});