Читать интересную книгу Русская Доктрина - Андрей Кобяков

2) Он преодолевает в своем сознании и творчестве уровень субкультурности, будучи вхож в разные творческие среды и кружки, он способен легко овладевать их якобы исключительными техниками самоидентификации. Он может отчасти искренне, отчасти из своего рода азарта разделять предпочтения субкультур, но никогда до конца не отождествит себя ни с одной из них. В конечном счете, он носитель сверхнационально-русской Культуры. У него за спиной есть помимо современных “культурных мирков” такие ценности, как “Слово о полку Игореве”, русские духовные стихи, иконы Ярославской школы, проза Лескова и Платонова, языковые программы Тредиаковского и Велимира Хлебникова, музыка Мусоргского и Рахманинова, народные песни и песни Башлачева, мультфильмы Атаманова и киноленты Шукшина. Он знает, что подлинно великое в его эпохе не перечеркнет уже бывшего, а продолжит его.

3) Наконец, главное: он внеэлитарен, то есть способен овладеть интеллектуальным и эстетическим языком сетевых и академических, клубных и салонных авторов. Естественно, он не тратит все свое время на покорение этих “вершин”, просто он в курсе всего того, что ему интересно. Он ориентируется на общенациональные артефакты, его вдохновляет не столько доступность, сколько простота и цельность культурных решений. Он радуется, когда “высокое” искусство является одновременно “народным”, его раздражает, когда “эксклюзивные” смыслы, которые могли бы стать, при другой культурной подаче, достоянием многих, нарочно запираются в элитарные рамки.

4) Что касается культурной глобализации или нового “антиглобалистского интернационала”, то сверхэлитарный интеллектуальный класс России, преодолевая три разновидности культурного расслоения, тем самым преодолевает и соблазн глобализма-антиглобализма, который выступает для нас как двуединство разложения идейно-политического фундамента нации, как две тропинки к одному и тому же пагубному для России исходу.

3. Культура сетевой иерархии

Мы не знаем, есть ли где еще такой класс. Но в нашей стране он есть. И ради его сохранения, ради того, чтобы он явил в истории свое неповторимое лицо, мы и пишем Русскую доктрину. Потому что этот класс – плод многовекового развития России, это ее человеческое наследство. Он представляет ценность сам по себе. И никакие международные рынки, никакие олигархи на весах истории не весят столько, чтобы поколебать вес и значение этого класса.

С другой стороны, возникновение такого национального интеллектуального класса подкрепляется наличием соответствующей ему народной толщи, которая, по замыслам постмодерных идеологов, должна была бы удовольствоваться современной массовой культурой. Тем не менее оборотной стороной подъема русских интеллектуалов к Большой Культуре будет переход народа от массовой к универсальной национальной культуре.

Наличие национального интеллектуального класса подкрепляется наличием соответствующей ему народной толщи. Оборотной стороной подъема русских интеллектуалов к Большой Культуре будет переход народа от массовой к универсальной национальной культуре.

Альтернатива Большой Культуре только одна: дальнейшее разложение и растворение интеллектуального класса, формирование замкнутых каст – основной массы “презренного быдла”, окормляемого шоу-бизнесом и “индустрией развлечений”, и узкого слоя культурно эмигрировавших на Запад “элитистов”, которые усваивают ценности “сверхпотребления” и видят смысл культуры в том, чтобы “демонстрировать избыточные ресурсы” (по-русски: пускать пыль в глаза). Для небогатых, но образованных людей в такой культурной перспективе места не остается. Поэтому потомкам нынешнего интеллектуального класса, воспитанным родителями подобающим образом, придется либо срочно богатеть, либо уходить в контркультурное подполье. Любопытно, что “элитисты” строят свой культурный код на внешних символах принадлежности высшей касте, иными словами, их “элитарность” оказывается в конце концов “пустышкой”, фикцией, она лишена какого-либо предметного содержания. Поэтому на месте Большой Культуры с ее неподдельными интеллектуалами и мощным народным слоем после расслоения парадоксальным образом формируются изолированные “культуры” двух разновидностей “быдла”: быдла масскульта и быдла элитарности.

Чтобы интеллектуальный класс мог организовать системные процессы культурной контрреформации, он должен признать во главе себя ведущий слой, который мы предложили называть “смыслократией” (это лишь одно из возможных имен). Единственный путь сплочения и активизации смыслократического слоя России, независимо от того, какой из трех вариантов будущего возобладает – пессимистический (распад страны), инерционный (либерально-консервативная стагнация) либо оптимистический (консервативный прорыв в духе Русской доктрины), – это формирование сетевой иерархии.

Чем сетевая структура отличается от иерархической? Иерархическая структура построена по четкому принципу “подчиненный – начальник среднего звена – начальник высшего звена”. Нижестоящие подают “наверх” собранную информацию и предложения о возможных решениях, которые проходят через одно звено управления за другим. Во многих случаях решения просто спускаются сверху, а подчиненные обязаны выполнять приказы начальников.

Недостатки такой схемы многочисленны. Прежде всего, она медленно реагирует на изменение обстоятельств за счет задержек в “узлах командования”. Затем, она искажает информацию, идущую к высшему звену управления. При этом в иерархической системе развиваются все пороки бюрократизма. Низовые звенья боятся проявить инициативу, предпочитая перекладывать ответственность за принятие решений на вышестоящие звенья. В бюрократической системе в ходе ее вырождения идет, таким образом, отбор самых подобострастных чиновников, которые в конце концов достигают высших постов, подбирая еще более отвратительных в угодливости и безынициативности подчиненных.

Сетевые структуры устроены иначе. В них объединяются под общую идею или задачу люди, формально не подчиняющиеся друг другу, подчас принадлежащие разным культурам, а не только ведомствам или партиям. Сетевые структуры более гибкие, чем иерархические, – ибо выстраиваются в оптимальные схемы под решение конкретной задачи, не тратя времени на бюрократические утряски и увязки. В сетях применяется так называемое конфигуративное лидерство: во главе проекта становится не назначенный функционер, а тот, кто на данный момент может с наибольшим толком возглавить дело. Атакуя иерархические неповоротливые структуры, сети действуют как стаи волков, нападая с разных и неожиданных направлений.

Сетевые структуры могут быть “плоскими”, не имеющими одного стоящего сверху вождя. Их объединяет общая идея и общее мировоззрение. В переходном варианте появляется лидер, ставящий цели, но не обладающий бюрократическим правом казнить и миловать “ячейки сети”. Сеть сама исторгает из себя тех, кто не с нею. На более высоком уровне своего развития сеть становится объемной, из нее выделяются слои интеллектуалов, задающих цели, и финансистов, ассигнующих средства под целевые проекты. Причем средства сетевые структуры используют с наивысшей отдачей, ибо подбирают для реализации проектов самых лучших исполнителей. (В современном бизнесе такой подход получил название метода построения “виртуальных корпораций”). В отличие от функционера, заинтересованного в том, чтобы понравиться начальству и сделать карьеру, сетевики нацелены на достижение желанной для них цели. Это делократия вместо бюрократии.

Поэтому новая Россия не обойдется без сочетания иерархических и сетевых структур.

Даже если бы представители смыслократии заняли ключевые должности во власти, этого было бы недостаточно для четкого и своевременного предотвращения кризисов и угроз России. Государство при всех своих достоинствах нацелено прежде всего на текущее функционирование, на поддержание создавшегося порядка вещей. И это верно для всех цивилизаций. Но должны быть и структуры, занимающиеся исследованием, прогнозированием перемен и даже отчасти их управлением, а также инновациями, формированием стратегий, подбором и воспитанием кадров высочайшего класса. Как правило, такие структуры имеют закрытый и сетевой характер. В западной цивилизации наряду с государством существовали масонские и парамасонские структуры, затем переросшие в систему закрытых клубов и организаций – сеть, объединяющую элиту. В исламском мире такую роль выполняют суфийские ордена. Все они не зависят от политической конъюнктуры и могут строить планы на много “сроков правления” вперед. Русским остро не хватает подобных регуляторов, отвечающих за обеспечение одновременно прочности и не косной преемственности цивилизации. (КПСС подобную функцию пыталась играть, но не получилось – партия быстро огосударствилась.)