Народ довольно быстро раздумал штурмовать Казань и концерт, совмещенный с пьянкой, продолжился. Что происходило потом, я помню только местами, потому что хмельной мед лег на самогон и мозги фактически отключились. Как говориться: 'Остапа понесло', поэтому La Camisa Negra (Черная рубашка) исполняемая Juanes и битловский Yesterday, были только малой толикой тех шедевров мировой эстрады 21 века, которые обрушились на неподготовленных слушателей. Как потом я узнал, особливо понравились народу 'Снегири' Трофима и 'Березовый сок' Ножкина, которые исполнялись на бис по нескольку раз.
Однако обласканный благодарной публикой певец узнал о своей бешеной популярности только после полудня следующего дня, когда проснулся с дикой головной болью в своей комнате. К счастью подчиненные позаботились о надорвавшемся на гастролях командире и возле лавки, на которой лежало мое бренное тело, стоял кувшин с хмельным квасом для опохмелки. Приведя организм в относительную норму, я решил умыться и, охая, выполз из комнаты.
Возле двери в обнимку с Дефендером храпел мой телохранитель Павел Сирота, но стоило скрипнуть двери, как парень мгновенно проснулся.
– Где остальные? – спросил я горе часового.
– Спят без задних ног, внизу в светелке.
– Все живы, а то я толком ничего не помню?
– Да погуляли мы знатно! А ты командир всех удивил! Всю ночь, до утра песни пел и ни в одном глазу! Правда, заснул под утро как убитый, и пришлось нам тебя на руках нести. В каких это странах так лихо хмельное пить умеют? Ты за ночь больше выхлебал, чем загнанная лошадь, воды зараз выпивает. Сам бы не видел ни в жизнь, не поверил, что человек столько выпить может и не помереть!
– Какие твои годы, еще научишься. Чего я еще вчера учудил? Обоз наш не пропил и в закупы вас ни к кому не продал?
– Да нет вроде. Правда, я сам, что поутру было, плохо помню, но тогда уже в трактир Еремей из города вернулся. Я только казну сторожил, чтобы не утащили!
– Какую казну?
– Да ты своими песнями из торговых гостей полпуда серебра вытряс, а немцы (иностранцы), которые к полуночи заявились, с тобой за песни золотом рассчитались! Гишпанец так тот вообще едва не зарезался, когда ты про какой-то 'амор' запел, други евонные еле кинжал отобрали. Правда, он к тому времени уже пьяный в лоскуты был, но скулил уж больно жалостно.
– Буди гвардию, пойдем, перекусим в трактир, а то что-то жрать охота.
– Командир лучше давай я сбегаю и сюда принесу чего-нибудь поесть. Тебя толпа народу почитай с самого утра возле трактира дожидается, я давеча едва отсюдова ходоков во двор выгнал.
– Что за ходоки такие нарисовались? – удивился я.
– Да это Расстрига спьяну расстарался, оглоблю ему в дышло! Когда тебя спать унесли он вещать начал как юродивый, вот и напроповедовал! Теперь народ ждет, когда ты в ополчение воев набирать станешь, чтобы на Казань идти.
– Да вы что там совсем рехнулись, какая нахрен Казань? – оторопел я, услышав неожиданное известие.
– Так и я говорю, что до лета подождать нужно, а Расстрига: 'сейчас пойдем, пока нас не ждут'!
– Бегом гони всех сюда! Разбираться будем, что вы там еще учудили! Мать моя женщина и за что только мне все это? – приказал я Сироте, а затем, схватившись за больную голову, вернулся к себе в комнату.
Минут через десять страдающая от похмелья и сильно помятая гвардия явилась перед моими очами, и я приступил к разбору полетов.
Сначала у меня было большое желание просто пришибить Расстригу, который, по словам Сироты, затеял всю эту катавасию с казанским походом, но в процессе расследования выяснилось, что и у меня рыльце в пушку. Постепенно с помощью вопросов и ответов мне удалось восстановить хронологию событий вчерашнего банкета, и я понял, что попал не по-детски.
Оказалось, что в антракте концерта, я сцепился с каким-то монахом, заявившегося в трактир собирать пожертвования на реставрацию 'Храма Гроба Господня' в Иерусалиме. Поначалу я в коммерцию монаха не вмешивался, но когда тот начал торговать в розницу гвоздями, которыми якобы был распят на кресте Иисус, то не выдержал такой борзости и поколотил божьего человека. Монах завыл как потерпевший и проклял меня за то, что я поднял руку на паломника 'ко гробу Господа нашего', а по нынешним временам такой индивидуум считался чуть ли не святым. Народ возмутился подобным святотатством, и в трактире запахло жареным.
Быстро сообразив, что наша компания может легко огрести люлей, за нападение на служителя церкви, я попытался взять ситуацию под контроль и заявил, что сам лично бывал в Иерусалиме, а монах врет как сивый мерин. Среди посетителей мгновенно нашлись добровольные арбитры в начавшемся религиозном диспуте, после чего началось шоу 'Что, где, когда?'.
После нескольких заданных мною наводящих вопросов быстро выяснилось, что монах никакого понятия не имеет о расположении библейских мест на 'святой земле' и симпатии зрителей стали склоняться на мою сторону. Поняв, что прокололся, монах начал юлить и плеваться, за что был нещадно бит посетителями и с позором выброшен из трактира. Однако этот урод оказался послушником местного Борисоглебского монастыря, а избиение божьего человека считалось серьезным преступлением и грозило выйти нам боком.
На этом мне нужно было остановиться и делать ноги, однако хмель сильно ударил в голову, что негативно сказалось на моих мыслительных способностях. Я зачем-то, продемонстрировал всем присутствующим нательный крестик и крестик паломника, которые купил в Иерусалиме и собственноручно освятил на 'Камне миропомазания', после чего понес какую-то ахинею. Как рассказали гвардейцы, я залез на стол как Ленин на броневик и призвал русский народ положить жизни на алтарь отечества, чтобы скинуть ненавистное татарское Иго.
Вскоре после этого выступления я вырубился и меня с почестями унесли в опочивальню, а на трибуну залез Расстрига. У парня после моих выкрутасов совсем снесло крышу, и он заявил, что ему было 'видение' и я послан господом на Русь, чтобы освободить ее от татарского Ига и начал запись добровольцев в ополчение.
Как только я понял, во что мы по пьяни вляпались, то сразу приказал гвардейцам по-быстрому собирать манатки и сматываться из Торжка. Однако сбежать нам не удалось, потому что в самый разгар сборов на постоялый двор прибыл сам настоятель Борисоглебского монастыря архимандрит Симеон с прихлебателями и охраной. Не то чтобы я персонально удостоился такой великой чести, просто архимандрит проезжал мимо постоялого двора, а избитый мною монах бросился под копыта лошадей возка Симеона, и обратился к нему с жалобой, чтобы поквитаться с его обидчиками. Охрана вломилась на постоялый двор и меня вывели пред ясны очи архимандрита.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});