Сейчас баптистское детство Сонни сплавлялось с прочитанными им книгами теософов, которые также поддерживали древние представления о космосе. Например, аристотелева идея о нескольких хрустальных сферах, окружающих Землю, была подхвачена Гермесом Трисмегистом (он говорил, что есть возможность подняться и пройти через семь сфер, если знать тайное слово, которое умиротворит демонов, управляющих этими сферами — если же ты достигнешь седьмой, огдоадической сферы, твоя душа будет выпущена в бесконечность), передавалась далее неоплатонистами XV и XVI веков, а позднее вошла в учения Блаватской и других «сочувствующих», типа Гурджиева.
Одна из самых причудливых и нечитабельных книг Гурджиева — это Рассказы Вельзевула своему внуку, насыщенное неологизмами многоязыковое повествование о Вельзевуле, существе с планеты Каратас, и его путешествиях в космическом корабле по вселенной в компании своего внука Хассейна. Во время их долгого путешествия Вельзевул отвечает на вопросы юноши о космосе — особенно о Земле, которая, как он объясняет, пришла в беспорядок из-за ошибки, сделанной властителями космоса. На протяжении повествования повседневные элементы земной жизни трактуются в ироническом ключе, как будто на взгляд антрополога с Каратаса они представляют собой нечто странное и экзотичное; даже самые фундаментальные модели поведения трактуются в относительных понятиях, как всего лишь некоторые из множества возможных во вселенной. Ученики Гурджиева понимали эту книгу как некий социологический этюд, часть его метода «самовспоминания», посредством которого можно получить возможность наблюдать себя объективно и таким образом пробудиться ото сна, которым поражены люди — рабы привычек. Например, Джин Тумер (который в молодости мечтал о космических путешествиях и делал их наброски), возбуждённый этой книгой, писал в своих комментариях:
У меня такое чувство, что наша земля, вместо того, чтобы оставаться моей родной планетой — с точки зрения мыслей и ощущений Джина Тумера — станет для меня странной, чужой и далёкой, и в то же самое время я всё сильнее буду чувствовать, что моя родина — это Каратас или Солнце-Абсолют. Это реальность факта, знания, социальной установки, понимания, а не просто пустые фантазии…
Рассмотрим, где живёт это далёкое существо Джин Тумер — что он делает, куда он идёт, какими вещами он пользуется и как вообще он живёт. Подобным же образом можно рассмотреть жизнь этих других далёких существ — двуногих, четвероногих, насекомых и т.д. — увидеть их как удалённых, далёких от моей родной планеты, друзей, коллег и окружающих предметов. Если я смогу удержаться в этом состоянии, в котором наша Земля — всё, Нью-Йорк, комната Тумера, его друзья в Нью-Йорке — действительно представляет собой далёкое место (тогда как Каратас — мой настоящий дом), тогда главной особенностью этого состояния будет желание одновременно покинуть это место и тосковать о нём; это будет желание добраться до Каратаса. И в этом смысле это может помочь моему возвращению.
Однако для открытия этого радикального отчуждения некоторым чёрным был вовсе не нужен никакой теософ. Тенор-саксофонист Джонни Гриффин в интервью с барабанщиком Артом Тейлором сказал:
Главное — я здесь потому, что я чем-то навредил своей планете. На самом деле я не с этой планеты. Я чем-то навредил своей планете и меня послали сюда, чтобы расплатиться с долгом. Мне кажется, что довольно скоро долг будет уплачен, и меня позовут домой, чтобы я мог спокойно отдохнуть.
Когда Тейлор спросил его, серьёзно ли он это говорит, Гриффин ответил:
Артур, я не могу быть отсюда. Здесь нет любви, а я люблю людей. Я вижу вокруг себя только ненависть… Вот в чём сегодня большой недостаток земли. На этой планете чёрные и белые, нет любви, одна ненависть. Я думал о том, чтобы почитать что-нибудь об анархии, потому что метод правительства — это сплошная «большая дубинка». Эти правительства рисуют границы между людьми, между племенами. Жёлтые против бурых, бурые против чёрных, чёрные против мусульман, мусульмане против христиан, христиане против индуистов. Что же это такое?
Я знаю, что я не с этой планеты; я не могу быть отсюда. Наверное, я из какого-то другого места во вселенной, потому что я совершенно сюда не подхожу. Я не могу ужиться со всем этим.
Джазовый вокалист Король Удовольствие (King Pleasure) в заметках к своему альбому 1960 года Golden Days предварил комментарии к песням "Moody's Mood For Love" и "Parker's Mood" объяснением, что когда он был шестилетним ребёнком Кларенсом Биксом в Оукдейле, Теннесси, то однажды проснулся с откровением, что он — «настоящий спаситель вселенной», «маленькое ядро планеты»; при помощи другого похожего откровения он узнал, что ему нужно изменить имя на Король Удовольствие. В нескольких остальных абзацах он обрисовал новую философию — «Планетизм» — в которой
Пространство совершенно (единое, одинаковое, полное, всеобъемлющее и т.д.).
Пространство — везде (вездесущее).
Пространство — это ядро, вокруг которого собирается вся «материя».
Все вещи происходят из «ничего» (пространства).
Именно эта среда даёт дифференциацию и различие между всеми вещами. Пространство включает в себя все вещи и одновременно противостоит всем вещам. Это отражение (разум, мудрость и т.д.).
ВСЕ вещи существуют, живут и действуют относительно пространства.
Сделав намёк о том, что Бог — это и есть пространство, дальше он ставит вопрос о неизбежности смерти, говорит, что себялюбие есть источник всех болезней и обещает в будущем открыть ещё больше.
Эти рассуждения о науке, пространстве, мистицизме, национальном статусе и духовности сходятся на неком странном перекрёстке, где встречаются пассивность Нового Века, агрессивность научной фантастики, хладнокровие математики, оппозиционность мистицизма и отголоски мифологии Нации Ислама. Кое-кто может назвать это чёрной научной фантастикой, сосредоточенной на взаимодействии тем свободы, апокалипсиса и выживания; или, может быть, «афрофутуризмом», в котором материальная культура афроамериканских народных верований используется как священная технология управления виртуальными реальностями. Настроенные менее благожелательно скажут, что это всего лишь намеренная попытка затуманить и мистифицировать смысл искусства ради управления доступом к публике и продвижения личных карьер. Но тут, безусловно, есть нечто большее, чем личная выгода и секретность.
Процесс художественного творчества предполагает поиск некой зоны, пространства, в котором можно было бы свободно творить; области, открытой для воображения и откровений. В своём поиске афроамериканские художники обнаруживают, что многие места уже заняты и закрыты для них, а открытые — ограничены, запятнаны, уже истолкованы; например, часто бывает так, что их работа представляется как чисто «социальное» дело, простое «функциональное» или «политическое» искусство. Одно из освобождающих пространств, до сих пор открытых перед ними — это древний Египет, поскольку из-за того, что история древнего мира лишь частично осознана и лишь в общих чертах обрисована, эта область продолжает оставаться открытой. Также из поля зрения афроамериканцев не ускользнула и та лёгкость, с которой учёные распространяли современное расовое мышление на древних, и это даёт им основу для попыток возрождения Египта (причём эти усилия парадоксальным образом воссоединяют их с западными историей и культурой).
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});