— Отлично.
Когда Джек протискивался мимо нее, Джейми перехватила его за руку:
— Когда вы выясните, что там за история с глобусом, вы мне ее расскажете?
— Конечно. Это самое малое, чем я могу отблагодарить вас за ваши сведения.
Она смотрела ему вслед, думая — нет, надеясь, — что наконец-то нашла парня. Ей нужна помощь, чтобы во всем разобраться. Может, именно Джек...
Нет. Она должна держать все при себе. Кроме того, она не знает, насколько можно доверять Джеку Робертсону. Исходя из того, что она знала, он вполне может быть провокатором идиотов, который хочет втянуть ее в неприятную ситуацию.
Ты только послушай сама себя, подумала Джейми. Полная и законченная паранойя.
Тем не менее она еще не знала этого парня настолько, чтобы довериться ему на столь важном этапе. Пока еще не стоит.
15
Оставив за спиной юридический колледж Джона Джея, Дженсен вышел на Десятую авеню и направился к своей машине. На лекции по криминологии он никак не мог сосредоточиться. Мысли продолжали крутиться вокруг фигуры Джейсона Амурри. С этим парнем что-то не то. Может, ему стоило бы более внимательно слушать лектора — темой были «функции следствия», и он чувствовал, что по Амурри стоит провести расследование.
Дженсен какое-то время посидел в своем «хаммере», не включая двигателя.
В последнее время его жизнь шла как-то наперекосяк. Шейла, женщина, которая восемь лет жила с ним, прошлым летом ушла, сказав, что он слишком много времени проводит в храме. Может, так оно и есть. Но ему все же не хватало Шейлы.
И теперь, когда она уже не ждала его дома, он стал проводить на работе еще больше времени. Он чувствовал себя в долгу перед церковью и Брейди — и не только из-за хорошего жалованья, которое они платили ему.
А из-за того, что Дженсен был обманщиком.
Когда он добрался до самого верха Лестницы Слияния, его ждало обескураживающее открытие, что он, Дженсен, — Ноль. Где-то по пути его кселтон впал в кому, из которой так никогда и не вышел. Так что Дженсен не мог достичь никакого уровня слияния, не говоря уж о Полном. Единственное, чего он добился, карабкаясь по ЛС, было ПС, Позорное Слияние, этакая форма самообмана Нолей: он так страстно жаждет слияния, что представляет, будто оно в самом деле произошло.
Но он никому не мог обмолвиться ни словом. Тогда он потерял бы покров своего высокого положения в церкви. Высший Совет мог вернуть его к статусу обыкновенного ПХ, Паладина Храма, но никто из Нолей не может быть Великим Паладином.
Он убедился, насколько трудно скрывать свою боль от Брейди и членов Высшего Совета, когда сидишь вместе с ними и слушаешь их рассказы о мощи, которую они обрели после Полного Слияния. Дженсен не мог постоянно хранить молчание — это вызвало бы их удивление, — поэтому ему приходилось придумывать сказки о том, как он левитирует или покидает свое тело.
К счастью, ни от кого не требовалось демонстрировать свои способности. Лютер ясно дал понять, что такой эксгибиционизм нетерпим. Но это не уменьшало остроту той боли, что испытывал Дженсен, слушая их.
Он даже прошел период сомнений, когда его спрашивали о процессе Слияния в целом. А что, если он всего лишь Ноль, скрывающий свое Позорное Слияние. А что, если некоторые члены Высшего Совета тоже Ноли, не признающие свое убожество? Что, если они, подобно
Дженсену, тоже сочиняют фантастические сказки, чтобы скрыть истину?
Ему довелось пережить мрачные дни. Он дошел даже до того, что собирался предложить Брейди и Высшему Совету собраться всем вместе и провести общий сеанс левитации. И потрясенные взгляды со стороны членов ВС — всех до одного — лишь усилили его подозрения.
Брейди резко отверг это предложение и пригласил Дженсена в свои личные апартаменты. Из специального отделения секретера он извлек какую-то книгу и положил перед ним. К изумлению Дженсена, название книги «Компендиум Шрема» было на йоруба, его родном языке. Он открыл книгу и пролистал ее.
И тут он испытал очередное потрясение — Брейди начал переводить один из абзацев.
— Вы говорите на йоруба? — помнится, спросил Дженсен.
Брейди покачал головой и улыбнулся:
— Не знаю ни слова. Когда я смотрю на эти страницы, то вижу английский текст. Если бы я родился и вырос во Франции, видел бы французский. Какой язык вы считаете родным, такой и видите.
У Дженсена было основание удивляться. Он усвоил английский в детском возрасте. Он был для него практически родным. Плотно смежив глаза, он погрузился в воспоминания о начале учебы на английском, стараясь, чтобы он вытеснил йоруба из памяти. Затем открыл глаза.
На какое-то мгновение перед ним мелькнул английский текст, который трансформировался в йоруба.
И это не было каким-то фокусом. Но как...
— Взгляни вот на это.
Брейди показал ему в самом конце книги какое-то странное изображение Земли в перекрестье линий и россыпи точек.
Рисунок вращался на странице.
Дженсен изумленно уставился на него. Он не верил своим глазам. Но внешний вид этой книги, чувства, которые она вызывала, ее необыкновенная легкость, странная текстура переплета — все это было так чудесно, настолько не сочеталось с опытом его жизни, что ему не оставалось ничего иного, как только верить.
Брейди объяснил, что значит рисунок. Он рассказал ему об Опусе Омега. И в этом великом замысле Дженсен увидел возможность спасения. Все, кто призваны для завершения Опуса Омега, будут спасены, когда мир Хокано сольется с этим. Более чем просто спасены. В том новом мире они будут равны богам.
Может, если он поможет Лютеру Брейди с этим проектом, его статус Ноля не будет иметь значения. Когда миры сольются, он вместе со всеми членами церкви, достигшими Полного Слияния, тоже преобразится. В конце концов, когда все будет завершено, он сможет присоединиться к ним в этом преображенном мире как богоподобное существо.
И поэтому он стал партнером в Опусе Омега, делая все необходимое для его скорейшего претворения в жизнь.
Вздохнув, Дженсен повернул ключ зажигания.
Но все же он оставался Нолем, и в будущем у него не было никаких гарантий. Ему придется и дальше жить во лжи, чтобы оставаться в роли самого преданного ВП, которого церковь только знала.
И часть этих стараний составляло самое внимательное наблюдение за Джейсоном Амурри.
16
Ричи Кордова отрезал толстый ломоть филе-миньона, распластанного на тарелке. Он улыбнулся, рассматривая пурпурный срез, — именно такое мясо ему и нравится.
Он вцепился в него зубами: на вкус не хуже, чем на вид.
Он знал, что тут подают хорошие стейки, и никогда не обманывался в своих ожиданиях.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});