пр. он считал «только игрой мысли.., которой может не соответствовать ничего объективного»
(Schr. I, 81 (G,
Н). Он утверждал, что мир — результат развития самой материи, а не акт божественного творчества. Поэтому для него была совершенно очевидна несовместимость разума и веры, науки и религии, и он был уверен в том, что «наш мир... станет когда-нибудь так хорош, что верить в бога будет так же смешно, как теперь — в привидения»
(D 326). В этом кратком замечании содержится замечательная догадка об истинных корнях религии. В то время, как многие современные Лихтенбергу просветители еще наивно объясняли происхождение религии невежеством людей, Лихтенберг порой пытается пойти дальше. Он догадывается, например, о том, что социальное бытие человека, в частности, общественное неравенство является источником живущих религиозных предрассудков у угнетаемых классов: «То, что собственно делает для бедняков небесную жизнь столь привлекательной — это мысль о равенстве сословий на том свете»
(J 1177). Следовательно, по Лихтенбергу, вера в бога — удел слабых и угнетенных людей.
Атеизму Лихтенберга свойственна та же активная, практическая тенденция, что и его теории познания. По его мнению, для своего земного счастья человек совершенно не нуждается в религиозном откровении; путь на небо гораздо проще, чем путь к счастью на земле. Мировоззрение Лихтенберга обращено именно к земле, к современной действительности и одухотворено стремлением преобразовать жизнь. Поэтому Лихтенберг подвергает уничтожающей критике все то, что препятствует этому: монашество и папство, религиозный фанатизм, священные книги, обряды, веру в чудеса и пр.
Поскольку Лихтенберга особенно интересовали проблемы познания, большое внимание он уделяет вопросам метода. Его философский метод отличается страстной жаждой вечного познания, отсутствием самоуспокоенности и презрением к метафизике, что так характерно и для Лессинга, и для Гете, и для Форстера.
В противовес метафизическому, изолированному изучению явлений природы он настаивает на изучении ее единства и взаимосвязей. В «Афоризмах» Лихтенберга можно встретить отдельные высказывания, тонко подмечающие диалектическую связь общего и единичного, великого и малого, будущего и настоящего, истины абсолютной и относительной. В некоторых суждениях он вплотную подходит к мысли о том, что развитие, движение есть единство и борьба противоположностей. Однако эти суждения во многом еще стихийны, являются наблюдениями, догадками и гипотезами ученого-физика.
Лихтенберг был современником великих и сложных сдвигов в общественной жизни, науке и промышленности в XVIII в., которые вызвали кризис старой метафизики. В немецкой классической философии постепенно зарождался новый диалектический метод. В этом процессе Лихтенберг вместе с Гете, Кнебелем, Эйнзиделем, Форстером являлся представителем той прогрессивной материалистической тенденции, которая противостояла Канту и пыталась, до известной степени, преодолеть ограниченность кантонского идеализма и французского механистического материализма XVIII в. Кнебель и Эйнзидель — друзья Гете в Веймаре, разделявшие во многом его философские и естественнонаучные взгляды. Оба они были близки к Гердеру, плодотворные идеи которого развивали в материалистическом направлении. Карл Людвиг Кнебель (1774—1834) занимал в Веймаре должность воспитателя детей веймарского герцога. Его литературное наследство невелико, наиболее значительным его трудом являются «Очерки об интеллекте» (1788). Основной вопрос философии, совершенно ясный для Кнебеля, он разрешает в материалистическом духе, и считает мышление результатом длительного и сложного развития материи: «То, что мы называем духом, есть не что иное, как более высокая сила, основанная на свойствах природы».
Особенно интересовала его проблема органической материи, которую, по его справедливому мнению, нельзя «понять с точки зрения одной механики». Критикуя древний и современный ему материализм за механистичность, он считал, что в живой материи существуют «связи и действия более высокого типа»[298]
Август Эйнзидель (1754—1837) — сын видного веймарского придворного. Некоторое время он находился на военной службе. Поздней учился в Геттингенском университете, где слушал, между прочим, лекции Лихтенберга, и в Горной академии.
Рукописи произведений Эйнзиделя не могли быть в то время обнародованы и не сохранились; в настоящее время имеются лишь выписки из них, сделанные в свое время Гердером. Они систематически замалчивались буржуазной наукой и были опубликованы лишь в 1957 г., в ГДР[299].
Как и Кнебель, он убежденный и, пожалуй, самый последовательный из немецких материалистов и атеистов, резко и несколько односторонне выступавший против философии Канта. «Почитание подобной схоластической бессмыслицы, — писал он, — свидетельство духовного обнищания» («Ideen», S. 129). Подобно лихтенбергу, он пытался понять природу с позиций диалектики, «так как в ней существует все» (там же, стр. 73), т. е. борьба противоречивых начал. Поэтому парадокс, по мысли Эйнзиделя, — свойство истины.
Его социальные идеи принадлежат к числу наиболее радикальных в Германии XVIII в., подготавливавших утопический социализм.
Г. Форстер — один из самых разносторонних и глубоких немецких умов XVIII в. Богатый опыт предохранил Форстера от отвлеченной науки и позволил ему стать выдающимся материалистом. Важнейшие его научно-философские труды: «Взгляд на единство природы» (1786), «Еще о человеческих расах» (1786), «Кук-путешественник» (1787), «О лакомствах» (1788). Еще в письме к философу Якоби (апрель 1784 г.) Форстер четко формулировал различие между ним и немецким идеалистом: «Я хочу быть, чтобы мыслить, а вы желаете мыслить, чтобы быть»[300].
В первой из указанных статей он отстаивает взгляд на природу как на единое целое, в котором каждое явление связано друг с другом. Это стремление обнаружить диалектические связи в природе и обществе характерно и для его статьи «Кук-путешественник». Отдавая должное усилиям Канта изгнать понятие бога из области рационального познания, он осуждает, однако, принцип априорности в его философии, называя Канта «архисофистом» и «архисхоластом»[301]. Специально против Канта формулировал он тезис: «Не существует никакой абсолютной свободы, как не существует абсолютного разума и абсолютной морали. Все только относительно...»[302]
В книгах «Путешествие вокруг света», «Виды нижнего Рейна» — превосходных образцах реалистической публицистики XVIII в. — Форстер высказал ряд гениальных историко-материалистических наблюдений и догадок.
Материализм и атеизм Лихтенберга не были последовательны. По собственному его признанию, начиная с 1791 г., но особенно в 1792— 1793 гг. он испытывает сильные сомнения и приходит нередко к утверждениям кантианского характера. Он также заявляет теперь, что «вера в бога такой же естественный для человека инстинкт, как и ходьба на двух ногах» (J 266). Он склоняется к деизму и «естественной» религии.
Философские колебания Лихтенберга объясняются несколькими причинами. Общеизвестно, что английский и французский материалистический сенсуализм, под влиянием которого находился Лихтенберг, не смог в силу присущей ему метафизичности, механицизма создать глубоко научную теорию познания, раскрыть сложные диалектические взаимосвязи ощущения и мышления, объекта и субъекта познания и поэтому отличался созерцательностью. Понятие опыта и практики у материалистов этого времени было узким и ограниченным.