Читать интересную книгу Drang nach Osten. Натиск на Восток - Николай Лузан

Все это один к одному напоминает ситуацию 24-летней давности. В 1924 г., еще не успела земля осесть на могилах жертв недавней войны, как по инициативе председателя международного комитета экспертов, созданного при Комиссии по репарациям, в прошлом генерала армии США Ч. Дауэса был разработан т. н. план Дауэса. 16 августа 1924 г. на международной конференции в Лондоне он был утвержден и вступил в силу 1 сентября 1924 г. В рамках этого плана, Германия за пять лет, в основном от США, получила кредитов на сумму в 21 млрд. марок.

Что касается СССР, наиболее пострадавшему в войне с фашисткой Германией, а также стран Восточной Европы, то США не выделили даже доллара. Предлогом для отказа в помощи послужило то, что бюджет СССР был бездефицитным. Подобный цинизм инициаторов холодной войны возмутил даже вице-президента США Г. Уоллеса. Он назвал «план Маршалла» «инструментом холодной войны против СССР»[129].

«План Маршалла» фактически превратился в программу экономического восстановления западных зон оккупации — ФРГ. Он закрепил принадлежность ФРГ к западному лагерю и одновременно способствовал углублению холодной войны между советским блоком и странами Запада. Следующий шаг, который предприняли США и Великобритания в борьбе с СССР, был вполне предсказуем. Вашингтон и Лондон в нарушение соглашений, достигнутых бывшими союзниками по антигитлеровской коалиции на конференциях в Ялте и Потсдаме, инициировали объединение американской и британской оккупационных зон.

2 декабря 1946 г. в Нью-Йорке американская и британская стороны подписали соглашение об образовании единой оккупационной зоны, получившей название «Бизония». 8 апреля 1949 г. к ней была присоединена французская оккупационная зона. А осенью последовал завершающий политический акт раскола Германии. 7 сентября 1949 г. при активном участии США, Великобритании и Франции было провозглашено образование Федеративной Республики Германии со столицей в Бонне.

Запад пошел на прямую конфронтацию с Советским Союзом, активно способствовавшему укреплению прокоммунистических режимов в Польше, Чехословакии, Венгрии, Румынии и Болгарии и выстраивал новый «железный занавес» на пути «советской экспансии». Об этом прямо писала американская и европейская пресса. Газеты пестрели заголовками: «Эпоха Ялты прошла», «Разделение Германии развяжет нам руки для включения Западной Германии в систему западных государств».

Минуло всего четыре года после капитуляции Германии, как «скелет в шкафу» сделал свое первое воинственное движение. В декабре 1949 г. ее новоиспеченный в духовке Запада президент ФРГ К. Аденауэр во всеуслышание заявил о несогласии с решениями Ялтинской и Потсдамской конференций. Касаясь позиции федерального правительства ФРГ о существующих границах в Европе, он категорично утверждал:

«…Правительство ни при каких обстоятельствах не примирится с установленной на международных конференциях в Ялте и Потсдаме границей Германии по Одеру и Нейсе и отделении от нее бывших восточных областей. Оно никогда не перестанет заявлять о своих «претензиях» на эти области»[130].

Подобную смелость ему придала безусловная не только политическая, экономическая, но и военная поддержка западных союзников. К. Аденауэр опирался на силу только что созданного военно-политического блока НАТО (4 апреля 1949 г.), где Германии была уготована ведущая роль в противостоянии с СССР. То, что дело обстояло именно так, позже в своих мемуарах признавал фельдмаршал Б. Монтгомери, в то время командовавший британским оккупационными войсками в Германии.

В частности, он писал: «…Я попросил его (министра иностранных дел Великобритании Э. Бевина. — Прим. авт.), чтобы он предпринял шаги с целью включения Германии в Западный союз, а впоследствии — в организацию Североатлантического пакта. Я указал ему, что государства — члены Западного союза не имеют ни достаточного количества людей, ни резервов, чтобы выставить соответствующие вооруженные силы…а мы должны располагать мощными силами; без Германии у нас не было бы надежды их получить»[131].

Так, Великобритания и США в очередной раз выпустили Германию из политико-военного подполья и принялись накачивать силовую мускулатуру. Еще не успели высохнуть чернила под пактом о создании НАТО, как на 5-й сессии этой организации, проходившей 16–18 сентября 1950 г. в Нью-Йорке, США официально обратились к остальным участникам альянса с предложением о ремилитаризации Германии в «интересах ее вклада в оборону Европы».

По предложению американской стороны — госсекретаря Д. Ачесона, при «известных ограничениях и гарантиях» Германии позволялось создать собственные вооруженные формирования «числом около 10-ти и по штату не более дивизии, с их включением в состав союзного командования». Под «известными ограничениями» Д. Ачесон имел в виду запрет на свой Генштаб и на производство собственных вооружений.

Подобное усиление Германии, пусть и в усеченном виде, вызвало во Франции, Бельгии и ряде других стран Западной Европы вполне оправданные опасения о возрождении старой — новой угрозы. Общественность этих государств и ряд политиков, таких как генерал Ш. де Голль активно выступили против предложений Д. Ачесона. Но под давлением американской стороной, усиленно эксплуатировавшей советскую военную угрозу, противники военного укрепления ФРГ вынуждены были пойти на компромисс.

На очередной (8-й) сессии НАТО 23–26 ноября 1951 г. предполагалось создание «европейской армии» в составе 43-х дивизий, в том числе и 12-ти германских. Но вновь из— за позиции Франции, противившейся военному усилению Германии, выполнение этого решения затянулось на 4 года. И только 5 мая 1955 г. на 16-й сессии НАТО она стала ее 15-м членом. Спустя десять лет после поражения в войне, Германия получила право на формирование собственной армии в составе уже не 10, а 12 моторизованных и танковых дивизий, а также авиацию числом 1 350 самолетов.

В то время как США и их союзники по НАТО предпринимали настойчивые действия по возрождению экономической и военной мощи Германии, СССР пытался отстаивать дух и букву Ялтинский и Потсдамских соглашений. 10 марта 1952 г. советская сторона выступила с конструктивной инициативой — проектом Основ мирного договора с Германией. Он, в частности, предусматривал: вывод с ее территории всех Вооруженных Сил оккупационных стран и ликвидацию их баз. При этом объединенной Германии предоставлялось право иметь ограниченные силы самообороны, с условием ее отказа от участия в любых военных союзах и коалициях и сохранение страны в качестве единого политического и экономического пространства.

Инициатива Москвы не получила поддержки ни в Вашингтоне, ни в Лондоне, ни в Париже. Более того, там взяли курс на прямую конфронтацию с СССР. Первым и весьма опасным ее проявлением стал т. н. берлинской кризис 1953 г. Спустя всего 8 лет после победы над фашизмом «скелет в шкафу» приоткрыл дверцу и сделал первый шаг. В те годы им двигал не дух неонацизма, а естественное чувство насильно разделенной нации.

Повторный «штурм» Берлина

В июне 1953 г., спустя три месяца после смерти Сталина, его бывшие союзники по антигитлеровской коалиции отважились испытать на прочность созданную им гигантскую империю и проверить твердость политической воли пришедших ему на смену советских вождей. Удар был нанесен по самому чувствительному месту — ГДР — этой «рекламной витрине» социалистической системы, призванной продемонстрировать миру ее преимущества перед капитализмом.

Советский блок, казавшийся несокрушимым монолитом, дал первую трещину. Власть правящей партии ГДР — СЕПГ — на поверку оказалась эфемерной. Ее руководство, самонадеянно опираясь на устрашающую мощь советских армий и колоссальную экономическую помощь со стороны СССР, властвовало, но не правило. Оно слепо насаждало на немецкой земле сталинскую экономическую модель и коммунистическую идеологию, что в итоге привело к массовому росту недовольства населения.

В ту запоздалую, но бурную весну 1953 г., казалось, ничто не предвещало такого хода событий. 28 мая правительство ГДР приняло очередное дежурное постановление «О повышении норм выработки строительным рабочим на 10 %». Для большинства партийных функционеров оно явилось рядовой мерой в реализации т. н. нового курса, провозглашенного СЕПГ. Курса, который среди строителей вызвал недовольство и глухой ропот. Взамен пресловутых 10 % рабочие ничего не получили, и, как результат, на ряде строек прошли стихийные митинги. Власть оставила их без внимания, и тогда одна из бригад каменщиков, занятая на строительстве блока «Г» в районе Сталиналле, объявила 24-часовую «итальянскую забастовку». Рабочие выдвинули всего одно требование: «об отмене произвольного повышения производственных норм».