Императрице в Наварру
28 апреля 1810 года
«Любовь моя, Евгений сообщил мне, что ты намерена поехать на воды. Пожалуйста, ни в чем себе не отказывай. Не слушай сплетников. Они все бездельники и ничего не понимают в истинном положении вещей. Мои чувства к тебе не изменились; и все, чего я хочу, — это знать, что ты счастлива и ничто не нарушает твой покой.
Наполеон»Императрице на воды в Экс, Савой
8 июля 1810 года
«Любовь моя, ты уже, должно быть, повидалась с Евгением, и его приезд поднял тебе настроение. Я был рад узнать, что воды пошли тебе на пользу. Голландский король отрекся от престола.
Здоровье мое хорошее. Осенью с удовольствием повидаюсь с тобой. Никогда не сомневайся в моей любви. Я никогда не меняюсь. Береги себя, будь весела и верь в искренность моих чувств.
Наполеон»9 сентября 1810 года
«Дорогая Гортензия, касательно меня. Я не получала от императора писем, но решила, что будет правильным засвидетельствовать ему мою глубокую заинтересованность в беременности императрицы. Я только что ему об этом написала. Я надеюсь, что это избавит его от всякой неловкости, и он сумеет обсуждать со мной это событие с той же откровенностью, с какой я пишу ему о своей любви. С нетерпением жду, когда ты получишь от императора ответ, а от тебя — заверения в твоем скором приезде.
Прощай, моя дорогая доченька, нежно тебя обнимаю.
ЖозефинаPS. Передавай от меня привет всем своим товарищам».
Императрице в Экс на воды
14 сентября 1810 года
«Любовь моя, я получил твое письмо от 9 сентября. Я с радостью узнал, что ты здорова. Теперь уже точно можно сказать: императрица на четвертом месяце. Она чувствует себя хорошо и очень ко мне привязана. Здоровье мое прекрасное.
Надеюсь услышать, что ты всем довольна и счастлива. Говорят, кто-то из твоих приближенных сломал ногу, неосторожно ступив на лед.
Прощай, любовь моя; никогда не сомневайся в моем искреннем участии и нежности, которую я к тебе питаю.
Наполеон»1811 год
Глава 20. Полина Боргезе
Дворец Тюильри, Париж
Февраль 1811 года
— Началось! — кричит кто-то во дворе, и я несусь к балкону.
В саду дворца Тюильри стоит придворный, на нем любимая Наполеоном треуголка и черные ботфорты. При виде меня он расплывается в улыбке.
— Чудесные новости! — кричит он мне снизу. — Императрица рожает!
Я захлопываю дверь и поворачиваюсь к Полю.
— Он хочет, чтобы я присутствовала. Мне от одного вида станет дурно!
Он пожимает плечами.
— Тогда не ходите. Только император все равно за вами пошлет, а если вас здесь не застанут, то отправится на поиски лично.
— И тебя не волнует, что мне сделается нехорошо? Я же опять разболеюсь!
— Да вы всегда больны. Что вчера, что завтра, что сегодня — все одно.
Его сухость меня шокирует.
— Да что с тобой такое?
Он ничего не отвечает, только подает мне какой-то особенный сок, который собственноручно готовит для меня изо дня в день и следит, чтобы я его весь выпила. В последнее время он какой-то не такой. Безразличный к моим страданиям, не такой заботливый. Тут я, кажется, понимаю, в чем дело. Его напугал Наполеон. И он забоялся, что его может постигнуть участь де Канувиля.
— Поль, — вкрадчиво начинаю я, но он даже не смотрит в мою сторону. — Тебя брат в Испанию ни за что не отправит.
Он хмыкает.
— Вы думаете, меня это беспокоит? Ваше высочество, я же вам говорил: я хочу уехать из Франции.
У меня перехватывает дыхание.
— Поль, не бросай меня. Пожалуйста! Ты мне нужен.
— А что изменилось сейчас по сравнению с годом или двумя ранее?
— Дай мне год. Всего год — а потом мы уедем вместе. — Я вдруг представляю себя на острове с Полем, танцующей в его объятиях жаркими летними вечерами. Брат, конечно, воспротивится моему отъезду, да мне и самой будет недоставать Парижа. Но жизнь в Сан-Доминго была такая спокойная! Там все было проще. Однако сроки я ему еще никогда не называла. — Мы уедем в следующем декабре, — обещаю я.
— А почему не теперь?
— Потому что есть кое-какие дела, — объясняю я. Через год Наполеон уже будет в разводе, и я к тому времени уговорю его вернуться с армией в Египет. А когда Египет войдет в состав империи, мы легко вернем себе и Сан-Доминго. — Ты же меня дождешься, Поль, да? — Он должен меня дождаться. Мы сделаем его королем Сан-Доминго, и я нанесу ему визит из Египта, подобно Клеопатре, приехавшей к Юлию Цезарю в качестве подлинной царицы Рима.
Но Поль хранит молчание.
— У меня есть виды на нас обоих. Ты будешь доволен. И мы будем вместе. Всего годик! — повторяю я, и он не возражает. Я поворачиваюсь к зеркалу и представляю себя с египетской короной на голове. — Мое предназначение… — шепчу я, но видение исчезает из-за стука в дверь.
— Император или кто-то из его слуг, — предполагает Поль.
Это оказывается слуга. На нем, как и полагается, зеленая наполеоновская ливрея, а на шляпе, когда он сгибается в поклоне, я различаю вышивку в виде пчелы — это одна из эмблем императорского герба.
— Ваше высочество, вас требуют в родильную комнату.
Поль кидает на меня взгляд — он ждет нервного припадка. Но я целый месяц готовилась к этому моменту.
— Одну секунду подожди, пожалуйста, — обращаюсь я к молодому человеку с невозмутимым видом, не имеющим ничего общего с моим настроением. Но важно, чтобы никто не знал, до какой степени я раздавлена самим фактом появления этого ребенка.
Я отправляюсь за шалью и на минуту задерживаюсь в зале с древностями. Высокое помещение ярко освещено, и два тяжелых канделябра отбрасывают свет на сотни предметов старины, пополнивших мою коллекцию со дня коронации брата. Я иду к шкафу, где на бархатной подушке красуется корона египетских фараонов, могущественный символ бессмертия. Я закрываю глаза и глубоко дышу. Дети — не залог нашего бессмертия. Я протягиваю руку и дотрагиваюсь до стекла. Будь у меня побольше времени, я бы сейчас достала эту корону из витрины. Но брат ждет.
Я возвращаюсь в салон, где меня дожидаются слуга и Поль.
— Готовы, ваше высочество?