Читать интересную книгу Феллах - Абд ар-Рахман аш-Шаркави

— Вот тебе на! — воскликнул цирюльник, его рука с бритвой замерла на щеке Хиляля. — Значит, пошел сватом, а вернулся женихом?! Ну и дела!..

— Как ты сказал? Я что-то не понял… Ну-ка повтори!.. — повернувшись к шейху, произнес Хиляль.

— Видишь ли, брат мой, — осторожно начал шейх, — аллах не всегда распоряжается так, как хочется человеку. Например, на Умм Салем рассчитывал жениться ты, а женюсь на ней, ну, хотя бы я.

Хиляль, оттолкнув цирюльника, вскочил со стула и, как был с намыленной бородой, дрожа от негодования, двинулся на шейха.

— Это как же называется, почтенный шейх? По-твоему, это честно из-под носа уводить невесту? И тебе не стыдно брать такой грех на душу перед смертью? Да знаешь, что тебе за это будет?

— Да что ты, Хиляль, — испуганно попятился от него шейх. — Сядь, успокойся!

Хиляль, обхватив голову руками, метался по комнате и бормотал:

— Как же так? Как же так?.. — Потом опять набросился на шейха: — Да как тебе только в голову взбрело такое, жениться! Разве Инсаф захочет за тебя пойти? Ведь тебе, шейх, по меньшей мере восемьдесят, а то и все девяносто! Ты же родился еще при жизни Араби-паши!..

— Да ты что? Совсем рехнулся? — возмутился вдруг шейх Талба. — Что ты мелешь? При чем тут Араби-паша? Я понимаю — ты нарочно наговариваешь на меня, чтобы оклеветать меня в глазах Умм Салем. Если хочешь знать, я родился в девятисотом, а сейчас шестьдесят пятый, и выходит, что мне всего лишь шестьдесят пять, понял? А для мужчины шестьдесят пять — разве это старость? Да я по сравнению с тобой юноша! Приведись мне с тобой бороться, так я положу тебя на обе лопатки!

— Ну и ну! — воскликнул цирюльник. — Оказывается, наш шейх еще в бойцы годится. И кто бы мог подумать!..

— А ты помалкивай! — огрызнулся шейх. — Нечего совать нос не в свои дела!

Цирюльник, виновато улыбнувшись, попытался ввернуть словечко:

— Прошу тебя, выслушай меня, уважаемый шейх. Я тебе скажу, что думаю, только ты, пожалуйста, не сердись. Ты выслушай меня внимательно, а потом поступай как знаешь. Мой тебе совет: откажись от Инсаф… Пусть на ней женится Хиляль. Они подходят друг другу, и возраст у них почти одинаковый. А ты, извини меня за откровенность, уже весьма почтенный человек. Да и потом, как-то некрасиво получается: Хиляль просил тебя постучать в дверь Инсаф, а ты норовишь сам пройти в нее и захлопнуть дверь перед его носом. Послушайся моего совета, откажись от Инсаф. Клянусь аллахом, и тебе будет хорошо, и Хилялю. Ну, а если все же хочешь женихаться — воля твоя! Я всегда к твоим услугам. Прошу садиться, я мигом тебя ображу: побрею, постригу — в общем, сделаю все в самом лучшем виде. Тем более что ты наш шейх, значит, заслуживаешь особого почета и уважения. Но поверь мне, мы хотим тебе добра. Все, больше я не буду лезть со своими советами. Недаром люди говорят: давай совет другу с утра, а после полудня пусть сам поступает как знает!

— Я думал, ты мастак брить, а ты, оказывается, куда лучше умеешь чесать языком! Самому шейху проповедь читаешь, — раздался в дверях голос Салема.

Цирюльник не растерялся:

— Поистине на ловца и зверь бежит! Ты подоспел как раз вовремя. Вот и рассуди шейха с Хилялем, Салем. Ты это сделаешь лучше, чем я!..

Салем смутился. Он понял, о чем зашел спор. Но у него не было ни малейшего желания обсуждать с кем-либо поступки своей матери. Он ей не судья. Пусть сама решает. Это ее личное дело. Что он может ей посоветовать? Во всяком случае, попрекать ее он не станет. Но пусть все знают: он никогда не назовет ее нового мужа не только отцом, но и дядей. Хотя, впрочем, Хиляля Салем любил с детства. Ведь он был лучшим другом отца. И Салем после смерти отца всегда тянулся к нему. Сколько раз, бывало, они с Хилялем коротали ночи на дежурстве, охраняя правление кооператива. Частенько, сидя за чашкой чаю, обсуждали они деревенские события. А как он любил в детстве слушать сказки Хиляля о злых духах и добрых волшебниках, которые всегда приходили на помощь простым людям в беде. Ну, а шейх, тот просто не пара матери. Только Салем не может сказать ему об этом в глаза. Ведь он отец Тафиды — тестя надо уважать.

К тому же Салем хорошо знал, что его матери сейчас не до женихов. Она все эти дни с утра до вечера только и делает, что ходит из одного дома в другой, агитирует женщин приходить на собрание кооператива. Так что он и сам ее почти не видит.

Да и своих дел у Салема хватает. Нелегко уговорить феллахов прийти на собрание. Народ напуган арестом земляков. Страх быстро вселяется в душу человека, но не так-то просто его оттуда вытеснить! Ну, ничего, через несколько часов его друзья увидят плоды своего труда! Ведь сегодня — пятница! Абдель-Максуд не зря назначил собрание кооператива на этот день: даже те, кто не живет постоянно в деревне, по пятницам, как правило, приезжают домой. Значит, можно рассчитывать и на них. Правда, этих так называемых отщепенцев не очень жалует Абдель-Азим. Он даже выступал против того, чтобы приглашать их на собрание. Но многие не поддержали Абдель-Азима. Поэтому Салему пришлось обходить и их дома. Учеников собирал Райан, учениц поручили Тафиде. А Бухейри взял на себя роль зазывалы. Сложив руки рупором, ходил по улицам и всех подряд громко приглашал на собрание. При этом он так искусно подражал голосу диктора Каирского радио, что некоторые решили, будто Бухейри ходит по деревне с включенным транзистором и их в самом деле приглашают на собрание по радио из Каира.

— Говорит Каир! Говорит Каир! Слушайте последние известия, — во весь голос вещал Бухейри. — Сегодня в восемь часов вечера в здании правления кооператива и комитета социалистического союза состоится отчетно-выборное собрание. Явка обязательна. Говорит Каир!.. Говорит Каир!..

Примеру Бухейри последовали мальчишки-сорванцы, которые, бросив свои игры, шагали за ним по пятам и по команде Бухейри дружно повторяли нараспев: «Сегодня в во-семь ча-сов!.. В здании правления ко-опе-ра-ти-ва!..»

Созывать людей на собрание помогали все активисты деревни. Только Хиляль все еще сидел у цирюльника и требовал, чтобы тот побрил ему шею да получше подровнял усы.

— Нет, не так! — наставлял он цирюльника. — Вот здесь… Ну что ты сделал?.. Отрезал справа больше, чем слева… Подровняй теперь с другой стороны.

Казалось, этой процедуре не будет конца.

— Эй, Хиляль, хватит наводить красоту! Оставь цирюльника в покое! — пристыдил его Салем. — Выйди на улицу, посмотри! Даже твои дети помогают Бухейри созывать людей на собрание. А ты тут сидишь и любуешься своими усами. Чем спорить с шейхом и ругаться с цирюльником, лучше бы шел помочь людям…

Глава 16

Задолго до восьми часов зал в правлении кооператива был уже битком набит. Народу собралось столько, что мест не хватило, многие принесли свои стулья, скамейки и даже ящики. В проходах тесно стояли мужчины, женщины, дети. И тем не менее зал не мог вместить всех желающих. Часть людей столпилась перед входом на улице. В зале стоял глухой гул.

Кто-то из мужчин попытался утихомирить не в меру расшумевшихся женщин:

— Ну, чего разгалделись? Еще рано веселиться. Семена и машины под замком. А ключ по-прежнему у Ризка в кармане. Чего доброго, опять приедет кто-нибудь из Каира к нему на подмогу. А то, глядишь, и сам Исмаил пожалует собственной персоной. И завертится все сначала.

Я с трудом пробивался через толпу людей, взбудораженных ожиданием чего-то необычного. На небольшом возвышении стоял длинный стол. За ним сидели Абдель-Максуд, Абдель-Азим, Райан, Ризк и другие члены правления. Ризк занимал самое почетное место — в центре. Он держался спокойно и уверенно. Заметив меня в толпе, радушно улыбнулся и жестами стал приглашать в президиум, указывая на свободный стул. Но я, поблагодарив его кивком головы, отказался. Я решил остаться в толпе, среди этих людей, стоявших плотно плечо к плечу. Мне давно хотелось ощутить себя их частицей. Смешаться с ними. Почувствовать себя равным среди равных. Ведь я так долго жил в отрыве от них! И сейчас я ничем не хочу выделяться. Но меня во что бы то ни стало пытались усадить. Один, толкая своего соседа и отодвигаясь, освобождал для меня место рядом с собой, другой тянул меня, уступая свое место, кто-то предлагал принести мне стул. Я ощутил неловкость при мысли, что причиняю всем беспокойство, но садиться не хотел. Почему я должен быть на привилегированном положении? Какие у меня заслуги перед этими людьми? Неужели все это происходит только потому, что я живу в городе и пользуюсь благами, которых они лишены?

И я решительно остался стоять в проходе, плотно стиснутый со всех сторон феллахами. Мне было радостно сознавать, что я растворился в их толпе. Но в то же время я оставался для них чужим. Я ощущал на себе взгляды соседей, которые украдкой поглядывали на меня, как бы изучая и оценивая. В их взглядах не было ни любви, ни ненависти, а лишь интерес и любопытство. На своего брата феллаха они так не смотрят. Я знаю этих людей уже много лет, но никогда раньше они не рассматривали меня так пристально. Меня разглядывали, как будто видели впервые. Может, из-за того, что я здесь давно не был. Я для них человек из города, значит, разделяю ответственность за те страдания и муки, которые город принес этим людям. Сколько горя хлебнули совсем недавно мои земляки в тюрьме! А ведь эта тюрьма — в городе, где я живу. Так что не мне удивляться той пропасти, которая пролегла между нами. Даже в глазах Абдель-Азима я не замечал прежней приветливости и теплоты…