можно было “отвести душу”, — это шашлычная, но ведь нельзя же всё время есть шашлыки! Наперекор всему пошли искать красок этого легендарного уголка, но, обшарив город, ничего не нашли, кроме угнетающей тишины. Редкие прохожие, черневшие как изюминки в ситном, ничего не могли объяснить нам, так как говорили только по-татарски, а мы татарского языка не знали. Нам хотелось завыть. Тогда к вечеру некий одноглазый человек для утешения посоветовал нам осмотреть кладбище, но эта достопримечательность нас не устраивала, так как мы искали красок жизни, а не смерти.
— Давайте удирать из этого склепа! — предложил Маяковский.
Мы согласились, но тут восторжествовало мнение, что когда удираешь из склепа, то ноги подламываются: бросились на вокзал — ни одного поезда на Симферополь до самого утра, бросились в город — ни одного шофёра с автомобилем, — есть либо шофёр без автомобиля, либо автомобиль без шофёра, словом, всё оказалось на зимнем положении. Наконец, в полночь отыскали в постели одного захудалого шофёра, у которого был автомобиль, но... не было бензина.
— Достаньте в аптеке бензин — повезу, — сказал он.
Бросились в аптеку. Аптекарь спал мертвецким сном, да и весь Бахчисарай уже переваливал на вторую половину ночи».
Выступления становились менее интересными, публика небольших городков не была подготовлена к восприятию новых веяний в искусстве. Вадим Баян продолжал: «Пока Маяковский вдвоём с Бурлюком гуляли по развалинам замороженной Пантикапеи, мы с Северяниным устроили в гостинице совещание по вопросам организации нового турне и составления новой группы выступающих.
Постановили составить группу чисто “эго” — футуристическую, без примеси других “разновидностей”, находившихся в общем лагере футуризма, и при этом портативную и спокойную. В качестве “идеолога” и составителя декларативного доклада, в частности, разъясняющего и причины отделения эгофутуристов от кубофутуристов, решено было пригласить единомышленника, неокритика Виктора Ховина, а для полноты “ансамбля” — С. С. Шамардину. Она выступала под псевдонимом “Экслармонда Орлеанская” в качестве первой артистки-футуристки, воспитанницы студии Мейерхольда, и читала наши стихи. Вечером после выступления (это было 13 января) Маяковский попрощался с нами и, написав Каменскому телеграмму-“курьерю”, рванулся с Бурлюком в Одессу. На другой день газетные корреспонденты, толпившиеся у нас в гостинице, раструбили по всей России о знаменитом разделении футуризма на “эго” и “кубо”».
В январе в Петербурге вышел альманах «Рыкающий Парнас», на который был наложен арест из-за рисунков Павла Филонова и Ивана Пуни. Декларацию «Идите к чёрту!» подписал Игорь Северянин вместе с кубофутуристами Давидом Бурлюком, Кручёных, Лившицем, Хлебниковым, Маяковским. В альманах вошло два стихотворения Северянина: «Письмо О. С.» и «Поэза возмездия».
Давид Бурлюк вспоминал, что итогом «Первой олимпиады российского футуризма» стала «Крымская трагикомедия», написанная Игорем Северяниным:
«После самых нежных и деликатных свиданий с Северяниным во всех газетах через неделю было напечатано и перепечатано известное “Кубофутуристам”:
Для отрезвления ж народа, Который впал в угрозный сплин — Не Лермонтова с парохода, А Бурлюков на Сахалин.
Это через неделю после подписания им в “Рыкающем Парнасе” строк о Сологубе: “Сологуб схватил шапку Игоря Северянина, чтоб прикрыть свой лысеющий талантик”.
3 февраля состоялся поэзоконцерт Северянина в Екатеринославе.
Екатеринославские газеты “Приднепровский край” и “Вестник Юга” сообщали, что в Екатеринославе состоится поэзоконцерт Северянина, открывающий “европейское турне” (Россия, Франция, Италия, Англия).
Кроме Северянина в концерте “примут лучезарное участие лиропоэт Вадим Баян, первая артистка-футуристка Эсклармонда Орлеанская”... <...> и критик Виктор Ховин — глава эгофутуристического изд-ва “Очарованный странник” — с докладом “Распад декаданса и возникновение футуризма”.
Однако после концерта ни одна из газет никак о нём не отозвалась (единственным “откликом” была сатира-пародия на К. Олимпова, помещённая в “Вестнике Юга” через три дня после концерта)».
После концерта, состоявшегося 7 февраля в Одессе с С. Шамардиной и В. Ховиным, «Одесские новости» поместили статью «Настоящие» (8 февраля, за подписью «Ал. К-ий»), где Северянин и его спутники противопоставлились не «настоящим» футуристам «в пунцовых кофтах с размалёванными носами». Эсклармонда Орлеанская произвела впечатление «юной, изящной и довольно трогательно, с какой-то подкупающей нежностью читающей стихи артиста [Северянина]».
О самом концерте писали, что Баяну и Эсклармонде много аплодировали, что Северянин был встречен овациями: «...его знают. Ему громко заказывают его стихи». В феврале 1914 года Северянин выступает в том же составе с поэзоконцертами в Екатеринодаре, Елисаветграде, Одессе.
Любовный треугольник: «Валентина-плутоглазка»
С именем Маяковского и крымским турне связан роман Игоря Северянина с Валентиной Гадзевич. Истории этого знакомства Северянин посвящает стихотворение «Валентина», позже вошедшее в книгу «Ананасы в шампанском».
Валентина, сколько счастья! Валентина, сколько жути! Сколько чары! Валентина, отчего же ты грустишь? Это было на концерте в медицинском институте, Ты сидела в институте за продажею афиш.
Валентина Ивановна Гадзевич (поэтесса Валентина Солнцева) была служащей Санкт-Петербургского женского медицинского института, где 2 ноября 1913 года состоялся вечер, на котором Игорь Северянин выступал вместе с Хлебниковым, Николаем Бурлюком и Гнедовым. Появившийся в окружении многочисленного эскорта девушек («Выскочив из ландолета, девушками окружённый...»), Северянин привлёк внимание юной студентки и вызвал яркое страстное чувство. Поэт тоже увлёкся ею серьёзно, хотел даже «осупружиться». Но «плутоглазка» и «остроумная чертовка» Валентина превратила, по его словам, «чаруйную поэму» в жалкий бред.