Они с Антонией разделились, Тони отправилась в больницу, а тан Адан решил заехать в тюрьму. Показал пропуск, попросил вывести к нему арестованного… Роман к нему кинулся, как к родному.
— Тан!!!
— Ну, здравствуй. Хорош…
Адан ядовито улыбнулся, но Роман принял все за чистую монету.
— Да! Это ужасно! Заберите меня отсюда!
— Зачем? — удивился Адан. Роман удивился не меньше.
— Но я же…
— Больше не будешь?
Роман иронии не понял и активно закивал.
— Да! Больше не буду!!! Меня заставили!!! Шантажировали!!!
— Пинками за игорный стол загоняли. Правда?
Тут уже и до Романа дошло.
— Ну… я…
— Ты. А кто ж еще?
— Я действительно случайно! И не хотел!
— Насиловать Риту и Аниту? Ломать ребра Хулио? Замечательно, у тебя будет время раскаяться. На каторге!
— Вы не можете со мной так поступить!
— Почему? — тан Адан даже заинтересовался. Хотя и понимал, что ничего интересного не услышит. Это ж обыденность. Я могу творить все, что захочу. А вот меня в ответ нельзя бить ногами. Потому как не за что! Это ж Я!
— Отец вас…
— Переживу.
Роман пытался что-то кричать, ругаться, но тан Адан дал знак конвоиру, и тот выпихнул заключенного в коридор.
Бесполезно.
Ничего эта сволочь не поймет. Никогда. Не судьба, увы…
***
Антония вошла в больницу. Медленно, словно опасаясь… чего?
Нет, не заразы. Но сама эта атмосфера… вот такая, с запахом, с ругательствами, со стонами… с обреченностью, разлитой в воздухе! Бедность, горе, тоска… просто так сюда не попадают. Или если очень плохо, или если заботиться некому…
Тони поднялась по лестнице, прошла по коридору.
Вот и палата, которую оплатил тан Аракон. Две палаты.
И сначала она зашла к Хулио. Лакей был бодр и весел, собирался выписаться и набить морду Роману.
Не получится? А если он все-таки выйдет с каторги? Лет через десять? И вряд ли выйдет? На соляных рудниках такие твари не выживают? Да и пес с ним.
А вот с Ритой было хуже.
И порвали ей много чего, как объяснил врач, и психологические травмы….
Насилие — всегда насилие. Как бы его не заворачивали в красивую обертку, оно что-то необратимо ломает в женщине. А как потом жить с этим переломом?
Вот этого никто не скажет. Тут каждая женщина должна справиться сама.
— Лежит — и лежит, — вздохнула соседка. — И в потолок смотрит…
Антония присела рядом с Ритой на кровать, застеленную сероватым больничным бельем. Коснулась тонкого запястья.
— Рита…
Девушка даже головы не повернула.
— Рита… — можно было сказать многое. Сказать, что жизнь не кончилась, что это не клеймо, что… Тони выбрала ту сторону, которая была ближе некромантам. — Хочешь сходить на суд? Этих подонков обязаны приговорить к каторге!
И в глазах девушки блеснула-таки искра интереса.
— И Романа тоже!
— Он же Мондиго!
— А тан Адан решил не сообщать ничего его отцу, — ухмыльнулась Тони. — Пусть сначала суд состоится, а уж потом… поняла?
Рита поняла. И уже вполне рассудочно повернула голову, поглядела на Тони. Куда и депрессия делась.
— Суд? Когда?
— Дней через десять, может, меньше. Следователь точно не сказал — хочешь я для тебя узнаю?
— Хочу!
— Тогда тебе надо срочно поправляться. А то врачи не отпустят. Тан Адан оплатил лечение и для тебя, и для Хулио, он тут в соседней палате. Заглянешь к нему при случае?
— Он…
Тони отлично догадалась, о чем сейчас думает Рита. Все же это — свидетель ее позора. Боли, унижения…
— Ага, он за тебя жутко волновался. Все жалел, что Роману шею не свернул, когда мог.
— Мне тоже жаль.
— Не переживай, мы с ним еще сквитаемся, — Тони наклонилась к самому уху Риты. — Вот поедет он на каторгу, специально придем полюбоваться. И всего хорошего ему вслед пожелаем. Как Лассара могут.
Рита улыбнулась.
Зло, болезненно, скорее, оскалилась, но все же! Это был хотя бы зародыш улыбки!
— Лассара?
— Что-то и я умею. Даже с непроявленным даром.
— Тони… ты это сделаешь?
— Кто его там на каторге проверять будет?
Побаивалась Антония справедливо. Проклятия приравнивались к уголовным преступлениям, и карались соответственно. Если обнаруживались, а это было несложно. Каждый врач может, с соответствующим оборудованием. Некроманту — так и просто посмотреть хватит. Но каторга? Действительно, кому там Роман нужен — в соляной шахте? Кто его проверять будет?
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
Да хоть ты с утра до вечера жалуйся! Особенно надсмотрщикам! Авось, да поверят! И лишний раз — кнутом! Сволочь!
Зато Рита заулыбалась. Все же мстительность — одна из главных черт любой женщины.
— Тони… спасибо.
— Это тебе спасибо! Если бы ты не подняла тревогу, я бы и отреагировать не успела. Прости, что не помогла.
— Как? Их много было, а ты одна…
— Я поэтому и метнулась за подмогой. Страшно было — жуть! Темно, улицы пустые, а вдруг они кого на стреме оставили? Неслась я, как угорелая.
Девушки переглянулись и улыбнулись. Кажется, у Антонии появилась… подруга?
***
Лежащая на соседней кровати пожилая женщина вышла вместе с Антонией. Правда, тони не думала, что это ради нее. В уборную захотелось, наверное. Или к медсестре….
— Ты молодец, девочка. Мне уж страшно за дуреху стало, лежала, как мертвая.
Тони посмотрела на собеседницу внимательно. Да, это уже не старость — дряхлость. Волосы белые, словно пух одуванчика, руки тоненькие, как у младенца… видно, что смерть уже стоит за плечом женщины. И все же, она не сдается до последнего. Это хорошо.
— Вы за ней приглядите? Синьора?
— Пригляжу, сколько уж мне осталось. Я ей хоть и объясняла, что насилие — не конец жизни, а она все не верила. Плакала, а потом и реветь перестала. А это плохо.
— очень плохо, — согласилась Антония, которая в своей деревне от правды жизни застрахована не была. — очень…
— Ничего. Раз о мести задумалась — отживеет.
Антония кивнула и попрощалась. Да, выправится! Никуда не денется.
А Роман — сволочь! Так, Тони, спокойно! Держи себя в руках, не надо его проклинать!
Потом. Это — потом…
***
В этой комнате камин горел — всегда.
Зимой, летом, весной, осенью…
Просто — всегда.
Человеку, который находился в этой комнате, был необходим живой огонь. Он помогал сдерживаться. Успокаиваться, если хотите. Но иногда…
Хоть ты руку в камин суй.
А повредит ли огонь этой руке?
Зеленоватой, чешуйчатой, длиннопалой? Словно и не вполне человек. Но формы-то человеческие… только ногти, что те когти.
Странно.
— Что вы мне можете сказать?
— Тан, мы искали Сараласов по всему Эсклоту. Но их попросту там нет. Эта девка обманула нотариуса.
— Или нотариус — вас?
— Нет, тан. Мы потом проверяли, она брала билеты до Эсклота, и другим упоминала про Сараласов…
— Поэтому и не поехала туда, понятно же!
Подчиненный потупился.
— Мы обязаны были проверить, тан.
— Ищите дальше. Проверяйте все остальные направления, все поезда. Смотрите, ищите…. Я хочу знать, где она может быть! Я хочу ЕЁ!
Капюшон плаща колыхнулся в негодовании, и подчиненный быстро склонил голову в поклоне. Видеть, что под ним таится, ему не хотелось. Нет, не хотелось…
— Да, тан.
— Что с Дальмехо?
— Он в столице, тан.
— Вот как?
— Да. они пока не поняли, что происходит, но… странные убийства уже выделили в отдельное дело. И занимаются ими…
— И кто такой умный?
— Тан Риалон.
— Ах, Эрнесссссто! Тогда неудивительно. Поймайте мне его?
— Тана Риалона, тан?
— Болван! Дальмехо! Я хочу, чтобы его отловили и остановили раньше, чем он привлечет внимание к нам и к нашим планам! И надо ж ему было… чуть не в последний момент! Скотина… Поймайте его!
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
— Да, тан.
— Свободен.
Подчиненный вылетел за дверь. Господин поморщился. Потер лицо, ощущая под ладонями чешую. Сухую, шершавую… стоит понервничать, как начинается! Скоро еще и чешуйки полезут!