— Не подходи ко мне больше!
Меня кто-то одергивает сзади, это Татьяна, смотрит задумчиво сквозь очки:
— Ты, Сережа, конечно, козел, но у тебя хотя бы яйца есть. Правда, раньше надо было объясняться. Двигай отсюда, я за ней прослежу.
— Смотри, чтобы она не наделала глупостей!
— Без умников обойдемся, — девушка оборачивается. — У вас хоть с этим делом не будет проблем? Она не в залете?
— Да тьфу на тебя! Я похож на идиота?
— Знаешь, временами очень.
Стою на тротуаре как оплеванный, голова замерзла, шапку оставил в баре. Оборачиваюсь и понимаю, что и Вероника также исчезла.
«За двумя зайцами погонишься…»
Ну что, ребята, пришла пора сдавать зачеты. Что-то мое второе вхождение в жизнь выдалось как-то не самым удачным. Ну а что ты хотел? Быть успешным во всем? Начать сразу рубить тонны бабла, или стать в мгновение ока видным ученым? Нет, парниша, это не кино или книга графомана. Вперед всегда прорываются, обдирая в кровь шкуру.
— Караджич, чего застыл? А я тебя по всему корпусу ищу!
Меня перехватил Николай Истомин из комитета комсомола, один из наших профсоюзных вожаков, и человек, что помог мне выбраться из лужи дерьма. Он из тех прирожденных лидеров, что всегда будут востребованы. Жаль, что потом их цели станут банальными и трагичными.
— Что-то случилось?
— Тебя капитан Соколов искал. Дело у них образовалось срочное, сам понимаешь по какому поводу. Он у себя.
— Спасибо!
— Не подведи. Я ведь лично тебя рекомендовал в дружину. И да, Сергей, забегай как-нибудь к нам в профком. Дорогу знаешь, а нам активные люди всегда нужны.
Я бегу в раздевалку, обдумывая по пути предложение Истомина. В принципе сотрудничать с профкомом, чтобы было проще противостоять Наволоцкому, это весьма дельная идея. Все равно придется заниматься общественной работой. Слишком уж ярко я выделился на фоне остальных студиозов. Мое нежелание активно участвовать в жизни института может вызвать разные нехорошие подозрения. А оно мне надо? Лучше слиться на время с коллективом. Но мне в плюс уже два действия. Я состою в институтском оперативном комсомольском отряде дружинников, раз в неделю участвую в рейде ОКОДа, а также сотрудничаю с Якушевым. То есть фотографирую различные институтские мероприятия. Он обещает мне выбить ставку руководителя студенческой студии. Даже помещение сможет найти. Институту достраивают новое общежитие на улице Урицкого. Ну а я дурак от такого подарка судьбы отказываться? Это две дополнительных стипендии в месяц. Так можно жить и не тужить!
Старший опер капитан Соколов молод и энергичен. Наверное, такие в девяностые брали бандитов. Самые лихие времена для УгРо, когда у каждого настоящего милиционера должны были быть железные яйца. Это не нынешнее относительно не людоедское время. Но и здесь разных проблем хватает. Из-за непрофессиональной политики верхов с преступностью в стране сложилось аховое положение. Вроде бы её не так много, но она то и дело попадается на глаза. Криминальный мир постоянно рекрутирует из выпавшего с общества молодежи новые кадры. Настоящая воспитательная работа запущена и ведется лишь общественниками. Был такой в СССР фильм «Пацаны», там все абсолютно честно показано. Потому и стал он неимоверно популярен.
— Рассказывай, что хотел нам передать?
Я не удерживаюсь от подначки:
— Понадобился-таки? Что случилось?
— Не язви, Караджич, чином не вышел! — одергивает меня старлей Бубакин. Он старше Соколова лет на десять, но, видимо, не торопится выслужиться. Зато каждого щныря на территории знает как облупленного.
— Дайте угадаю? Задели некую важную шишку?
Соколов бросает на столешницу талмуд кодекса и садится рядом со мной край стола.
— Мне говорили, что ты еще тот фрукт, но в прошлый раз неплохо себя проявил. Имеешь зуб на Хмурого?
— Да все они уроды мелкотравчатые! И за ними рыба покрупнее!
Опера обмениваются многозначительными взглядами.
— А ты до фига знаешь для простого студента.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
— Так учусь.
Соколов не удерживается, хлопает меня по плечу и весело хохочет. В нем еще слишком много неистраченной энергии. Такие люди, имея ясную цель, могут горы свернуть.
— Сработаемся! Короче, в прошлые выходные на Суфтинке вышла некрасивая история. Одного подвыпившего товарища обнесли, но предварительно хорошенько стукнули по башке. Да так, что он до сих пор в больнице. Помнит мало что.
Я с интересом наклоняюсь к капитану?
— Конкретно?
— Пацанва, явно малолетки. Сняли дубленку, шапку собачью, ну и лопатник с деньгами увели.
— Били скорее всего кастетом.
— Откуда дровишки? — встрепенулся Бубакин.
— Меня самого тогда им отоварили, но удар пришелся вскользь. Я еще говорил патрульным, что надо было в снегу поискать. А они забили, этих удодов отпустили.
Опера переглядываются:
— Кто такие?
— Длинный бил.
Бубакин кивает:
— Дронов, по кличке Дрын. Ему еще семнадцать, и он активно этим пользуется.
Соколов задумывается:
— С таким арсеналом можно и ему статью нарисовать.
— Ловить будем?
Капитан с интересом смотрит на меня:
— Хочешь поучаствовать?
— Так я же все-таки член ОКОДа. Мне нужен в помощь крепкий пацан, ну и вы в засаде неподалеку. Я знаю, где они на Суфтинке обычно тусят. И сегодня пятница, народ гуляет и закусывает.
— Какой молодец, все просчитал! Давай к нам в опера?
Погода стояла теплой, после морозов пришел циклон и щедро сыпало снегом. Под яркими фонарями круговертью крутило снежными хлопьями, в лицо то и дело задувало. Вот здесь здорово пригодилась «Аляска» с капюшоном. А вот моему напарнику в пальто и меховой шапке приходилось хуже. Василий был старше меня и, говорят, занимался какой-то борьбой. В ДНД пришел от комсомола и не особенно был восторге от моей идеи.
— Что за хрень у тебя?
Я перед этим посмотрел на часы, решился и достал «ногу» от сломанного фотоштатива. С помощью нехитрых действий он быстро превращался в стальную телескопическую дубинку. Кондовое изделие советской промышленности можно было использовать и так.
— Палка-выручалка.
— Так нельзя.
— У этих уродов кастеты, может, и еще кое-что. Руками отбиваться будешь? Видишь кого на перекрёстке?
— Есть! — у Василия было феноменальное ночное зрение.
— Пошли тогда дворами, держись меня, я тут каждую собаку знаю.
— Ага.
Все-таки хорошо иметь молчаливого напарника. По очереди стоим за ближайшим к перекрестку домом в тени, второй в это время прыгает позади и пытается согреться. Опера должны сидеть в машине дальше по проезду и ждать нашего сигнала.
— Идет кто-то.
Я осторожно выглядываю. «Клиент» пошел! Мужичок даже пытается что-то спеть, но голос сиплый, его заметно покачивает. Наверное, поэтому все дальнейшее произошло очень быстро. Не успели мы опомниться, как мужичка уже завалили и не стесняясь шманают.
— Вперед!
Появление посторонних неприятно поразило шпану. Первым делает шаг Хмурый и на его лице появилась гнусная ухмылка. Он узнал меня:
— Это ты? Мы же тебя предупреждали!
Нас двое, а их пятеро. Хмурый, Дрын, какой-то незнакомый крепыш в белом армейском полушубке, и две малолетки. Долговязый делает шаг в сторону, сунув руку в карман. Кастет? Я смотрю прямо на Хмурого и показываю ему на красную повязку, что висит на рукаве. Главарь скривился:
— В легавые заделался, фрайер? Думаешь, это тебя спасет?
— Помалкивай, петушня! От человека быстро отошли и руки показали!
— А то что?
Я не заметил условного знака, или они как волчья стая действуют по наитию, но главные в шайке бросились вперед вместе. Краем глаза успеваю заметить, как Василий легко уходит в сторону и хитрым приемом валит крепыша наземь. Скорее всего он самбист. Ну и я не теряюсь. Жесткая ухмылка быстро уходит с лица Хмурого, когда он видит в моей руке самопальную дубинку. Но деваться ему уже некуда, нельзя терять лицо перед своими шестерками.