— Видите ли, тетушка Гестер, мы хотим, чтобы наша школа начала-таки действовать, очень этого хотим, — продолжал доктор Лекаринг. — Идея общественных школ изначально немножко нам непривычна. В Королевских Колониях, к примеру, школы может посещать лишь тот, кто располагает титулом и деньгами, тогда как бедных простолюдинов туда на порог не пускают. В Новой Англии все школы подчинены церкви, чтобы с детства задурманивать людям голову, так что выходят оттуда пуританами и всю остальную жизнь держатся тише воды ниже травы, как и повелел Господь. Но общественные школы, учрежденные в голландских штатах и Пенсильвании, показывают, что мы, жители Америки, иначе видим систему образования. В какой бы глуши человек ни жил, мы научим его читать, писать и слагать цифры, чтобы наше население стало образованным, могло голосовать и позднее принять у нас из рук правительственные и общественные должности.
— Все это очень замечательно, — перебила старушка Пег. — Насколько я помню, именно эту речь ты толкнул в нашей гостиной не больше трех месяцев назад, как раз перед тем как мы приняли школьный налог. Чего я не могу понять, так это того, почему ты, Уитли Лекаринг, считаешь, что мой сын должен стать исключением из правил.
На этом месте шериф Поли решил, что пришло время вставить в беседу свой рык. А поскольку все вокруг него говорили сплошную правду, он тоже потерял контроль над собой и напрямоту выложил то, что варилось у него на уме. Очевидно, общество искренних людей было ему в диковинку, а посему голова его слегка поплыла.
— Я, конечно, прошу прощения. Пег, но в этом мальчишке нет ни капли твоей крови, и следовательно, не сын он тебе вовсе, а если Гораций как-то поучаствовал в его появлении на свет, это еще не означает, что Артур должен считаться белым человеком.
Гораций медленно поднялся на ноги, как будто намереваясь пригласить шерифа Поли выйти, чтобы вбить немножко ума в его пустую головушку. Поли Умник, должно быть, и сам понял, куда вляпался, обвинив Горация в рождении сына-полукровки. И когда Гораций навис над ним, Поли сразу вспомнил, что кому-кому, а ему с Горацием Гестером не тягаться. Поэтому Поли прибег к тому средству, к которому всегда прибегал, когда видел, что ситуация грозит принять неприятный оборот. Он слегка повернулся, чтобы его бляха пустила солнечный зайчик прямо в лицо Горацию Гестеру. «Только попробуй, — предупреждала бляха, — предстанешь перед судом за нападение на находящегося при исполнении служебных обязанностей офицера».
Однако старушка Пег знала, что Гораций никогда не ударит человека за обидные слова; даже того негодяя, который обвинил его в неописуемых гадостях, которые Гораций якобы творит со своим скотом, хозяин гостиницы и пальцем не тронул. Просто Гораций не поддавался слепому гневу. Пег видела, что Гораций уже позабыл об оскорблении Поли Умника и сейчас размышляет над какой-то новой идеей.
Не обращая внимания на съежившегося перед ним шерифа, Гораций повернулся к Пег:
— Слушай, Пег, может, и вправду отступиться. Артур очень хороший мальчик, но…
У Горация, который смотрел жене прямо в глаза, хватило ума не заканчивать свою речь. Но у шерифа Поли с умом были проблемы.
— Но с каждым днем он становится все чернее и чернее, тетушка Гестер.
Ну, что бы вы на такое сказали? По крайней мере, теперь стало ясно, что происходит, — все дело упиралось в цвет кожи Артура Стюарта. Это и только это стояло между ним и школой, которая вскоре должна открыться в Хатраке.
В наступившей тишине послышался глубокий вздох Уитли Лекаринга. Всякое мероприятие, в котором участвовал шериф Поли, неизменно срывалось.
— Неужели вы не понимаете? — воскликнул Лекаринг мягким, убедительным голосом, а убеждать он умел. — Некоторые жители этого города слишком невежественны, слишком отсталы… — при этих словах он бросил холодный взгляд на шерифа Поли, — …а поэтому и не допускают, чтобы чернокожий мальчик ходил в ту же школу, что и их дети. Какой толк от образования, говорят они, если чернокожие станут такими же, как и белые? А потом, мол, они захотят голосовать, станут требовать себе должностей…
Об этом Пег не подумала. Такие мысли не приходили ей в голову. Она попыталась представить Мока Берри губернатором, отдающим приказы гражданским войскам. Да ни один солдат в Гайо не станет слушаться приказов чернокожего человека. Это все равно что рыба выпрыгнула бы из реки, чтоб раздобыть себе на обед медведя.
Но старушка Пег не привыкла отступать, хоть Уитли Лекаринг сказал все правильно.
— Артур Стюарт — умный мальчик, — заявила она. — Я никогда не голосовала, и он не будет голосовать.
— Знаю, знаю, — кивнул Лекаринг. — И весь школьный совет знает это. Но люди, которые живут в глуши, судят несколько иначе. Они, услышав, что в школе будет учиться чернокожий малыш, не пустят туда своих детей. Так что нам придется содержать школу, которая не будет исполнять своей работы по образованию граждан нашей республики. Поэтому-то мы и хотим попросить вас, чтобы вы не отдавали Артура в школу, которая все равно ничего ему не даст, и позволили другим получить образование, которое принесет нашей нации немало добра.
Все звучало складно и логично. Не зря Уитли Лекаринг был доктором. Он ведь ходил в филадельфийский колледж, так что куда глубже вникал в происходящее. Пег таким умом не славилась — как она вообще посмела спорить с таким человеком, как Лекаринг, который знает намного больше ее?
Впрочем, хотя она и не могла придумать ни одного довода в свою защиту, ее не оставляло чувство, что если она согласится с Уитли Лекарингом, то всадит нож прямиком в сердечко маленького Артура. Вот представим, спросит он ее как-нибудь: «Мама, а почему я не могу ходить в школу, как мои друзья?» Тогда-то все замечательные слова, которые излагает доктор Лекаринг, испарятся, словно Пег их и не слышала. Все, что она сможет ответить, это: «Потому что ты чернокожий, Артур Стюарт Гестер».
Уитли Лекаринг, казалось, воспринял ее молчание как признание поражения, что, в принципе, было недалеко от истины.
— Вот увидите, — снова заговорил он, — Артур ничуть не обидится, что вы его не записали в школу. Наоборот, белые мальчики будут ему завидовать — ведь пока он играет себе на солнышке, они парятся в душных классах.
Пег Гестер знала, что это не так. Это вовсе не столь логично, как выглядит с первого взгляда, но она никак не могла понять, в чем же Лекаринг обманывает ее.
— А когда-нибудь все переменится, — сказал Лекаринг. — Может, однажды общество изменится к лучшему. Может быть, чернокожих рабов, которые трудятся сейчас в Королевских Колониях и Аппалачах, освободят, и наступят времена, когда… — Голос его оборвался, и Лекаринг покачал головой. — Порой я становлюсь чересчур мечтательным, — объяснил он. — Несу всякие глупости. Мир таков, каков он есть. Чернокожий не может воспитываться как белый человек, это неестественно.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});