Сила машин в соединении с усовершенствованными путями сообщения новейшего времени дает мануфактурному государству неизмеримое превосходство над государством исключительно земледельческим. Вполне очевидно, что каналы, железные дороги и пароходство бывают обязаны своим существованием мануфактурной силе и что только благодаря последней они могут распространиться по всему пространству территории. В государстве исключительно земледельческом, где каждый производит большую часть тех предметов, в которых он сам нуждается, и сам потребляет большую часть своих продуктов, где существуют лишь самые незначительные личные сношения и взаимные обмены материальных богатств, не может появиться настолько значительного передвижения людей и товаров, чтобы могли окупаться издержки на устройство и содержание подобных машин.
Новые изобретения и усовершенствования мало ценятся в государствах исключительно земледельческих. Те, которые посвящают себя этому делу, становятся обыкновенно жертвой своих исследований и стремлений; между тем как в государстве мануфактурном никакой путь не ведет столь быстро к обогащению и к известности, как путь изобретений и открытий. Так, в мануфактурном государстве гений ценится выше и больше вознаграждается, чем талант, талант — выше, нежели физическая сила. В государстве земледельческом, напротив, за исключением государственной службы, обратное отношение является почти правилом.
Но фабрично-заводская промышленность, содействуя развитию умственных сил нации, оказывает не менее сильное влияние и на развитие физической рабочей силы, так как она привлекает рабочих полезностью их труда и поощрением, возбуждая в них стремление работать всеми их силами и пользоваться каждым случаем для проявления этих сил. Неоспорим тот факт, что в цветущих мануфактурных государствах рабочий, независимо от той помощи, какую оказывают ему машины и усовершенствованные орудия, в состоянии за день выполнить несравненно больше работы, нежели в странах исключительно земледельческих.
Уже то обстоятельство, что в мануфактурных государствах время ценится несравненно дороже, чем в земледельческих, свидетельствует, что труд получает более высокое значение именно в государствах мануфактурных. Степень цивилизации народа и ценность рабочей силы самым лучшим образом определяется тем, как ценится там время. Дикарь лениво целый день лежит в своей хижине. Как может придавать цену времени пастух, когда оно служит для него бременем, которое возможно нести потому лишь, что есть свирель и сон. С какой стати будет беречь время раб, крепостной крестьянин, слуга, когда для них работа — наказание, а праздность — их барыш? К признанию цены времени приводит народы прежде всего мануфактурная промышленность. Тогда выигрыш во времени становится выигрышем в прибыли, потеря времени — потерей прибыли. Стремление фабриканта или заводчика возвысить, насколько возможно, цену времени сообщается и земледельцу. Вследствие увеличения под влиянием фабрик и заводов спроса на сельскохозяйственные продукты возвышается доходность имений и ценность земли; в сельскохозяйственное дело затрачиваются капиталы более значительные, потребление увеличивается; приходится извлекать из земли больше продуктов, чтобы оправдать возвысившуюся доходность земли и проценты на затраченный капитал и прийти на встречу возрастающему спросу на сельскохозяйственные произведения. Является возможность возвысить заработную плату, но зато требуется от рабочих больше труда. Рабочий начинает чувствовать, что в своей физической силе и умении применить ее на деле он владеет средством для улучшения своего положения. Он начинает понимать, почему англичанин говорит: время — деньги.
При той изолированности, в какой живет земледелец, и при ограниченности своего умственного развития он мало способен оказывать содействие общей цивилизации или признать важность политических установлений и еще менее — принимать деятельное участие в общественном управлении и в суде или защищать свою свободу и свое право. Вследствие этого он большей частью находится в зависимости от землевладельца. Всюду нации чисто земледельческие находились или в рабстве, или под гнетом деспотов, феодалов или теократии. Уже одно только обладание землей дает помещику или духовенству над массой сельского населения власть, от которой последнее никак не может избавиться само по себе.
Повсюду, под влиянием сильной привычки, иго, наложенное властью или суеверием, или господством духовенства, проникает в плоть и кровь народов чисто земледельческих, так что впоследствии оно отражается на них так сильно, что они начинают представлять его своей составной частью и необходимым условием их существования.
Напротив, закон разделения операций труда и ассоциации производительных сил с непреодолимой силой влечет фабрикантов и заводчиков друг к другу. Столкновение мнений воспламеняет ум, как трение в мире физическом вызывает искру. Умственное трение (обмен мыслей) происходит там, где есть общежитие, где возникают учащенные деловые, ученые, социальные, гражданские и политические отношения, где происходит значительный обмен материальных благ и идей. Но чем более людей живут в одном и том же месте, чем более каждый из них в своих промыслах нуждается в содействии всех, чем более промышленность каждого требует знаний, осмотрительности, образования, тем менее с деятельностью всех их и с их стремлением к благосостоянию мирится своеволие, беззаконие, притеснение и взяточничество, тем совершеннее гражданские установления, тем выше степень свободы, тем более представляется случаев образовать самого себя или содействовать образованию других. Поэтому везде и во все времена источником свободы и цивилизации были города: в древности — в Греции и Италии, в средние века — в Италии, Германии, Бельгии и Голландии, позднее — в Англии, в новейшее время — в Северной Америке и во Франции. Но города бывают двух родов, из которых одни мы называем производящими, другие — потребляющими. Есть города, которые перерабатывают сырые материалы в мануфактурные изделия, оплачивая ими за потребные им пищевые продукты, доставляемые из деревень. Это мануфактурные города, производящие. Чем более они преуспевают, тем более развивается земледелие страны, и чем более земледелие приобретает сил, тем больше разрастаются мануфактурные города. Но есть также города, в которых живут те, кто потребляет земельную ренту. Во всех более или менее цивилизованных странах большая часть национальных доходов потребляется в городах в виде получаемой земельной ренты. Но было бы несправедливо вообще утверждать, что такое потребление вредит производству или что оно ему не полезно. Возможность обеспечить себе посредством земельной ренты независимое существование служит лучшим побуждением к бережливости, к обращению сбережений на обработку земли и на улучшение земледелия. Далее, рантье, побуждаемый желанием выделиться между своими согражданами, благодаря своему воспитанию и независимости положения содействует цивилизации, деятельности общественных учреждений, государственной администрации, наукам и искусствам. С другой стороны, степень того влияния, которое оказывает таким образом земельная рента на промышленность, благосостояние и цивилизацию нации, всегда находится в зависимости от достигнутой ею степени свободы. Это стремление быть полезным обществу свободной деятельностью и выделиться в среде своих сограждан развивается лишь в тех странах, где такая деятельность вызывает общественную признательность, общее уважение и дает почетное положение, но никак не в тех странах, где всякое стремление занять выдающееся и независимое положение вызывает подозрительность со стороны власти. В таких странах землевладелец сначала будет предаваться роскоши или праздности и, таким образом, отнесется с презрением к полезной деятельности, будет наносить вред нравственности и скомпрометирует самый принцип производительных сил страны. Если такой землевладелец, в качестве до известной степени потребителя изделий мануфактурной промышленности в городах, поощряет фабрики и заводы, то все-таки такой рост их нельзя считать нормальным, этот рост даст лишь пустоцвет и нездоровые плоды; такие фабрики и заводы мало окажут содействия цивилизации, благосостоянию и свободе нации. Здоровая мануфактурная промышленность вообще обусловливает свободу и цивилизацию, и можно также сказать, что благодаря ей земельная рента из фонда праздности, роскоши и безнравственности становится фондом умственной производительности, что, следовательно, благодаря ей города исключительно потребляющие делаются городами производительными. Другой питательной ветвью потребляющих городов является служилый люд и вообще государственная администрация. Это потребление также может придать городу вид благосостояния, но будет ли такое потребление полезным или вредным для производительной силы нации, для ее благосостояния и ее учреждений зависит исключительно от того, хорошее или дурное влияние служебная деятельность этих потребителей производит на эти силы.