Он подумал, потирая левую сторону лба, что Эдисон страдал мигренью. Мигренью и глубокими депрессиями.
Но у Бобби он не заметил признаков депрессии. Она проглотила яичницу, съела семь или восемь ломтиков бекона с тостами с маргарином и выпила два больших стакана апельсинового сока. Покончив с едой, она издала звучную отрыжку.
- Фи, Бобби.
- В Португалии хорошая отрыжка воспринимается как похвала хозяйке.
- А что же они делают после того, как хорошенько потрахаются? Пердят?
Андерсон запрокинула голову и расхохоталась. Полотенце свалилось у нее с головы, и Гарду неожиданно захотелось потащить ее в постель, мешок с костями она или нет - неважно.
С легкой улыбкой Гарденер сказал:
- Это было хорошо. Спасибо. Как-нибудь в воскресенье я сделаю тебе несколько великолепных яиц по-бенедиктински. А сейчас давай...
Андерсон протянула руку сзади него и достала полупустую пачку "Кэмела". Она закурила и подвинула пачку Гарденеру.
- Не стоит благодарности. Это единственная вредная привычка, от которой мне практически удалось отказаться.
Но прежде чем Бобби кончила свой рассказ, Гарденер выкурил четыре сигареты.
6
- Ты осмотрелся вокруг, - сказала Андерсон. - Я помню, что говорила тебе прямо, чтобы ты сделал это - и я знаю, что ты это сделал. Ты выглядишь точно так же как я, когда я нашла эту вещь в лесу.
- Какую вещь?
- Если бы я сказала тебе сейчас, ты бы решил, что я сошла с ума. Попозже я покажу тебе, а сейчас, я думаю, лучше просто поговорим. Скажи мне, что ты увидел вокруг этого места. Какие изменения?
Итак, Гарденер отмечал: усовершенствования в погребе, беспорядочные проекты, жуткое маленькое солнышко в нагревательном приборе. Странная работа по усовершенствованию двигателя "Томкэта". Он с минуту колебался, думая о дополнении к диаграмме у рукоятки, и решил пропустить это. Он предполагал, что Бобби знала, что он ее по крайней мере видел.
- И когда-то посреди всего этого, - сказал он, - ты нашла время для написания еще одной книги. Длинной книги. Я прочел первые примерно сорок страниц, пока ждал твоего пробуждения, и думаю, что она так же хороша, как и длинна. Возможно, это лучший роман из всех, что ты когда-либо написала.., а ты писала хорошие романы.
Андерсон кивала, польщенная.
- Спасибо. Я тоже так думаю. - Она показала на последний ломтик бекона на блюде:
- Хочешь?
- Нет.
- Точно?
- Точно.
Она отправила ломтик себе в рот.
- Сколько времени ты писала?
- Я не помню точно, - сказала Андерсон, - что-то около трех дней. Не больше недели, во всяком случае. Большую ее часть я сделала во сне.
Гард улыбался.
- Знаешь, я не шучу, - улыбнулась Андерсон. Гарденер перестал улыбаться.
- Мое ощущение времени совсем заглохло. Я точно знаю, что не работала над ней 27-го. Это был последний день, когда время - последовательное время казалось мне до конца понятным. Ты добрался сюда прошлой ночью, 4 июля, и она была готова. Значит.., неделя, максимум. Но на самом деле я думаю, что на это ушло не больше трех дней.
Гарденер изумленно смотрел на нее. Андерсон спокойно огляделась, вытирая пальцы о салфетку.
- Бобби, это невозможно, - сказал он наконец.
- Если ты говоришь так, то ты не видел еще моей пишущей машинки.
Гарденер глянул мельком на старую машинку Бобби, когда садился, но и только - его внимание тут же приковала рукопись. Старый черный "Ундервуд" он видел уже тысячу раз, рукопись же была новая.
- Если бы ты повнимательней посмотрел, увидел бы рулон бумаги для компьютера на стене за ней и еще одно из этих приспособлений за ним. Упаковка от яиц, сверхмощные батареи и все. Что? Эти?
Она подтолкнула пачку к Гарденеру, он взял одну.
- Я не знаю, как она работает, я действительно не представляю, как работает ни одна из них, включая и ту, которая гонит сюда весь ток. Она улыбнулась, видя выражение лица Гарденера. - Я отключилась от центральной силовой установки, Гард. Я заставила их прекратить подачу.., то есть, они охотно пошли на это, совершенно уверенные, что я попрошусь назад через некоторое время.., ну-ну, посмотрим.., четыре дня назад. Это то, что я помню.
- Бобби...
- Здесь есть такая же машинка, как та штуковина в нагревательном приборе, и та, что за моей пишущей машиной сзади в коробке соединения, только та штука - дедушка всех остальных. - Андерсон засмеялась. Это был смех женщины, вспомнившей что-то приятное. Там 20 или 30 D-элементов в одной. Я думаю, Поли Эндрюс из Супермаркета считает, что я занимаюсь чепухой - я купила все батарейки, какие были у него на складе, а потом поехала в Огасту покупать еще.
- Не в тот ли это день было, когда я привезла грунт для погреба? последнюю фразу, нахмурившись, она адресовала самой себе. Потом ее лицо прояснилось. - Я думаю, да. Историческая Гонка за Батареями 1988 года. Обежала около ста магазинов, вернулась с сотнями батарей, а потом остановилась в Альвионе и взяла грузовик плодородной земли, чтобы удобрить погреб. Я почти уверена, что оба эти дела я сделала в один пень.
Она снова напряженно нахмурилась, и Гарденер в какой-то момент подумал, что Бобби выглядит снова испуганной и опустошенной - конечно, она все еще была опустошена. Истощение того типа, что Гарденер видел прошлой ночью, истощение до мозга костей. То, что она поспала одну ночь, неважно насколько долго и глубоко, не могло компенсировать это истощение. А потом этот безумный, подобный галлюцинации рассказ - о книге, написанной во сне; о том, что весь ток в доме от D-элементов, какие-то безумные поездки в Огасту.
Кроме того, доказательства были здесь, вокруг него, он видел их.
- ..то самое, - сказала Андерсон и засмеялась.
- Что, Бобби?
- Я сказала, что у меня была чертова пропасть работы с установкой того, что вырабатывает ток здесь, в доме, и там, на раскопках.
- Что за раскопки? Это там, в лесу, что ты мне хотела показать?
- Да. Скоро. Дай мне еще несколько минут. - когда Андерсон заговорила, ее лицо снова приняло удовлетворенное выражение. Гарденер внезапно подумал, что таким должно быть выражение лиц тех, кто знает что-то, что не хотел бы рассказывать, но должен рассказать - из тех наскучивших всем лекторов, которые были частью Антарктической экспедиции 1937 года и которые до сих пор хранят свои выцветшие слайды, доказывающие это. Измаилу-моряку, последнему со злосчастного "Пекода", который заканчивает свой рассказ предложением, кажущимся отчаянным криком, только небрежно замаскированным под некое подобие сообщения: "Я последний, кто может рассказать вам это". Было ли таким отчаянием и безумием то, что обнаружил Гарденер в веселых и бессвязных воспоминаниях Бобби о Десяти Странных Днях в Хэвене? Гарденер думал, что да.., он знал это. Кто был лучше приспособлен к тому, чтобы видеть призраки? С чем бы ни столкнулась здесь Бобби, пока он читал стишки, чтобы увеселить матрон и их скучающих мужей, это почти свело ее с ума.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});