Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Да мне всего-то и нужно найти номер на одну ночь.
— На одну, говоришь? — Уборщик заговорщицки подмигнул мне. — Тогда пошли. — И он покатил свою тележку к двери.
— Куда?
— В хранилище.
— Зачем?
— Вопросы будем задавать или тебе нужно место, где можно выспаться?
— Когда-нибудь спускался на такую глубину? — спросил меня мистер Парадайс, когда мы по винтовой лестнице попали в подвальное помещение библиотеки, где не было ни полок, ни книг.
— Никогда.
Он провел меня через полдюжины пожарных выходов и остановился перед массивным генератором, приводившим в движение воздух в трубах для отправки и приема требований. Генератор был окружен стальной изгородью, на которой красовалось вполне нешуточное предупреждение:
Не подходить!
Опасно для жизни!
Напряжение 50 000 вольт!
— А вы уверены, что сюда можно, мистер П.? — Изображение молнии, перечеркивающей последнюю букву в последнем слове, внушало опасения.
— Самая опасная здесь штука — электрокипятильник, с помощью которого я готовлю себе какао. Так что не советую пользоваться без крайней необходимости.
— Но здесь написано, что…
— Да не волнуйся ты. Эту вывеску я снял со старой электростанции неподалеку от Бангора. Прекрасно отпугивает лоботрясов, которые любят тут ошиваться. Мы же не хотим, чтобы они обнаружили мою маленькую уютную норку, верно? — С этими словами мистер Парадайс открыл воротца изгороди и подвел меня к дверце чулана. — Добро пожаловать. Давай полезай. Вдвоем мы там не поместимся.
Я заглянул в чулан.
— Просто невероятно! Теперь понимаю, почему вы постоянно торчите в библиотеке. У вас есть здесь временное пристанище.
Убежище уборщика размером примерно с мою клетушку было обставлено скромно. Узенький поролоновый матрас, вместо ножек — старые каталожные ящики; на стене — две самодельные книжные полки. Помимо частной библиотеки уборщика, на полках нашли приют стаканчик с карандашами, банка какао-порошка и кружка. Напротив висели фирменный календарь от какого-то дистрибьютора уборочных машин для учреждений, вышеупомянутый электрокипятильник, провод от которого уборщик перекинул через гвоздик.
— Да, конечно, не «Гранд-отель», — сказал он. — Но выспаться и отдохнуть можно.
— А где же вы тогда будете отдыхать?
— Обо мне не беспокойся. Есть еще одно местечко, у ротонды. — И он собрался уходить.
— Скажите, мистер П., есть ли предметный указатель для поиска благодарственных слов?
Мистер Парадайс призадумался.
— Единственное, что приходит в голову, так это «Благодарность» под номером 248.3. Но под тем же номером значится и «Умиротворение». А это, по-моему, прежде всего необходимо тебе. И еще — выспаться. Раковина и отхожее место недалеко, прямо за углом.
— А что делать, если кто-то меня здесь застукает?
— Да ты уже успеешь убраться отсюда, прежде чем кто-то сунется.
— Могу проспать все на свете. Последнее время почти не отдыхал.
Уборщик усмехнулся, потом похлопал рукой по трубам, через которые поступали требования, и заметил:
— Уверен, ровно в шесть утра поднимешься как штык.
В библиотеке мистера Парадайса имелись инструкции по ремонту труб, электронного табло справочной, установленного в читальном зале, разных гидравлических устройств и прочего оборудования. Были здесь и книги, посвященные классификации. Сам не пойму, каким именно образом, но беглое знакомство с этими трудами по иерархии и субординации в мире библиотечных книг и указателей навело меня на мысли о Ник.
Со времени нашей ссоры и бегства из дома я изо всех сил пытался отрицать тот факт, что меня практически выгнали. И делал это, исключив Ник из своих записей. Подспудная логика тут была довольно проста: я думал, что умолчание о жене поможет смягчить боль расставания и избавиться от зависимости от Ник. С глаз долой — из сердца вон.
Но, увы, метод этот не сработал. Всякий раз, когда мимо стола справочной проходила дама в гаремных шароварах, я вспоминал о Ник. Всякий раз, когда кто-либо из читателей заказывал книгу, которой могла бы заинтересоваться Ник, на меня снова накатывали воспоминания о жене. Она вставала перед глазами как живая. Игриво улыбалась, подмигивала, пожимала плечиком. И теперь мне представлялось совершенно невероятным и неоправданным мое поведение и, в частности, то, что я оставил ее ради Генри Джеймса Джессона-третьего.
Я повернулся лицом к стенке и начал рассеянно рассматривать календарь мистера П.
На полях календаря уборщик отметил дату на следующей неделе. И вывел рядом карандашом «Инвентаризация» и «Гроут» — очевидно, чтобы не забыть о предстоящем соревновании на профпригодность. О том великом в его жизни дне, когда он получит шанс блеснуть знанием классификационной системы Дьюи.
Инвентаризация!
Я вздрогнул. Я совершенно забыл о том, что все книги, находящиеся в лаборатории Гроута, раз в год проходят инвентаризацию. А это означало, что я должен вернуть «Часослов» на место немедленно, иначе встреча с палачом неминуема.
Ровно в шесть утра я проснулся — заработали и заурчали трубы. Мистер П. оказался прав — этот шум мог разбудить и мертвеца. Они гудели и вибрировали так сильно, что карандаши в стаканчике тарахтели.
Я поднялся с койки и тут услышал выдох пневматической трубы, а затем характерное «шлеп». Огляделся и увидел: в корзине для бумаг, что находилась неподалеку от таблички с грозной надписью, лежал маленький алюминиевый цилиндр. Я отвинтил крышку и вынул записку, ею было обернуто слегка помятое печенье с кремовой начинкой. «Слопай это и ступай домой. Твоя девочка тебя ждет».
Перед тем как уйти из библиотеки, я ненадолго задержался у стола справочной. Хотел уточнить, что означает фраза Ник, произнесенная ею перед тем, как бросить трубку. «On fera le poindemain» — «Расставим все точки завтра». Что ж, она вполне подходила и для выяснения отношений с Джессоном.
Глава 50
Вот чего мне недоставало все это время! Чтобы Ник встретила меня у двери в пышных гаремных шароварах (пусть на сей раз будут красные, в широкую черную полоску) и забормотала что-то нежное и непонятное по-французски. И чтобы затем, обняв меня за талию и не вымолвив и слова упрека, спросила, чем может помочь. Я понимал, что надеяться на это — полное безумие, но больше всего на свете мне хотелось, чтоб она вновь стала такой, какой была раньше: любовницей и надежным, умным другом.
Но хватит о желаниях. Ничего подобного, разумеется, не случилось. Ник даже не подошла к двери. Я влез в великаньи шлепанцы, защелкнул все замки и осторожно и нерешительно двинулся по коридору.
Сунул голову в свою клетушку. Ничего здесь не переменилось — стопки требований аккуратно сложены, на полках ровными рядами выстроились книги. Но тут я заметил несколько обрывков бумаги на ковре и облегченно вздохнул. Беспорядок, который вечно устраивала в доме Ник, служил утешительным противовесом страшному и враждебному миру, из которого я только что явился.
Я вошел в мастерскую. Ник развернулась на табурете и уставилась на меня.
— Ну, что случилось? Тебе не кладут больше шоколадок под подушку, поэтому сюда и заявился? — Она снова резко развернулась к столу и занялась прилаживанием бумажной бабочки к ценнику.
Ну почему она всегда все так упрощает?
— Послушай, Ник, я в нем ошибался. Наделал много глупостей и насчет нас обоих тоже был не прав. И этот дурацкий ужин на день рождения. Тоже большая ошибка с моей стороны. Глупо было подшучивать над твоими недостатками, но тогда я этого не понимал, честное слово! И еще я совершил глупость, проигнорировав твое мнение о Джессоне. Он именно таков, каким описывали его твои карты. Мне не следовало возвращаться к нему после того, как я понял, что он за мной шпионил. И ты была права, когда вышвырнула меня вон, узнав об этом.
Пока я бормотал слова извинения и оправдания, Ник от волнения так крепко сжимала крыло бабочки, что в конце концов та просто развалилась у нее в руках. Потом она подняла на меня глаза и спросила:
— Так с мистером Отшельником покончено?
— Почти. Осталось лишь уладить одну мелочь. «Часослов» до сих пор у него. Здесь ты тоже была абсолютно права. Мне не следовало добывать для него эту книгу.
Ник соскочила с табурета и приложила ладонь к моей щеке. А потом вдруг брезгливо поморщилась, словно уловила какой-то неприятный запах.
— Два дня тому назад я приболел, а вчерашнюю ночь провел в кладовой для инвентаря.
— Pauvre petit minou,[48] — пробормотала моя маленькая женушка.
А потом напустила ванну для своей маленькой бедной киски. И пока я, сбросив несвежую одежду, нежился в пене, она сидела на корточках рядом с ванной и даже потерла мне спину намыленной мочалкой. Я растирался полотенцем, когда Ник наклонилась, выловила из ванны несколько мыльных пузырьков и игриво налепила мне на голую грудь.
- Три жизни Томоми Ишикава - Бенджамин Констэбл - Современная проза
- Грани пустоты (Kara no Kyoukai) 01 — Вид с высоты - Насу Киноко - Современная проза
- Грани (Заметки о деревенских людях) - Владимир Топорков - Современная проза
- Пятаки гербами вверх - Виль Липатов - Современная проза
- Письма - Эшли Дьюал - Современная проза