Читать интересную книгу Тайный код Конфуция - Алексей Маслов

Три версии «Лунь юя» долгое время существовали раздельно и циркулировали по Китаю как самостоятельные произведения. Такая ситуация сохранялась вплоть до I в. до н. э. н. э, когда одна из версий попадает в руки известного каноноведа Чжан Юя (? — 5 до н. э.) — знатока речений Конфуция, а также «И цзина» («Канона перемен»). Чжан Юй — эрудит и книжник — имел весьма высокий ранг знатности — хоу, ученое звание боши, т. е «доктора» и преподавал императорской семье тонкости «Лунь юя». В 25 г. до н. э. он был назначен главным советником императора, что соответствовало рангу и обязанностям премьер-министра. Чжан Юй, как считается, составляет новую версию «Лунь юя» на основе старых списков.

До сих пор идут споры о том, какая же из трех версий легла в основу известного нам сегодня «Лунь юя». По одному из предположений, Чжан Юй сводит воедино две версии — лускую и цискую. Он также пользуется многочисленными комментариями различных книжников, которые составлялись на «Лунь юй», в том числе известных каноноведов Ван Яна, Лу Фуцина и других. Так рождается произведение, названное «Чжан хоу лунь» — «Суждения [и беседы в версии] хоуЧжан [Юя]». Эта версия стала столь популярной, в том числе и благодаря высокому посту ее составителя, что затмила все остальные списки «Лунь юя». Так Китай получает первый «официальны» «Лунь юй».

Теперь «Лунь юй» все более упорядочивается различными комментаторами. Новый список составляется известным ученым Чэнь Сюанем (127–200 н. э.), который также использует версии «Речений из царства Ци» и «Речений из царства Лу». Эта версия не дошла до наших дней, хотя отрывки из нее обнаружены в различных вариантах. Поразительно, что относительно большая часть этого трактата, обнаруженная в 1969 г. в Синьцзяне, является ученической копией, составленной в 710 г. двенадцатилетним юношей. Известная нам сегодня версия «Лунь юя» была составлена Хэ Янем (190–249 н. э.), который, как считается, свел вместе варианты Чжан Юя и Чэнь Сюаня.

Как видим, наиболее древние версии, передающие нам истинный характер записей Конфуция, не сохранились. Разумеется, вряд ли стоит считать, что ныне существующая версия «Луню юя» является подделкой или сильно подправленным вариантом. Судя по высказываниям Учителя, приводимых в других трактатах, скорее всего мы имеем дело с реальным словом Конфуция. Однако в результате многочисленных редакций могло измениться другое — те акценты, которые стремился расставить Конфуций своими беседами и проповедями. Изменился и смысл некоторых понятий, а за ним трансформировался и образ Конфуция, превратившись в философа-книжника. Именно влияние такой редактуры мы должны учитывать, читая сегодня слова Конфуция. Вряд ли он говорил о другом, но скорее всего он говорил по-другому.

Постепенная, хотя и не окончательная канонизация «Лунь юя» происходит в династию Хань (III в. до н. э. — III в.). А уже в эпоху Тан текст «Лунь юя» выбивается на каменных стелах, и тем самым как бы закрепляется канонический вариант «слова Конфуция».

Приобретя классический вид, «Лунь Юй» стал частью практически всех основных канонов литературно-назидательной классики Китая и, прежде всего, т. н. «Четверокнижия» («Сы шу»). «Четверокнижие» как собрание наиболее значимых трудов конфуцианской классики составляется знаменитым философом-неоконфуцианцем Чжу Си в 1190, и в это собрание помимо собственно «Лунь юя» вошли «Мэн-цзы», «Чжун юн», «Да сюэ» («Великое учение»). «Лунь юй» также стал центральной частью «Тринадцатикнижия» («Шисань цзин чжу ши»), которое изучалось всеми учеными и чиновниками, а также были основой обучения в китайских школах. «Тринадцатикнижие» всегда воспринималось как наиболее полный и точный свод именно конфуцианской классики с каноническим комментариями (в частности, «Лунь Юй» издавался в обрамлении комментариев Чжу Си). «Тринадцатикнижие» было составлено в XII в. при правлении династии Южная Сун, а цинский чиновник Жуань Юань (1764–1849) скомпилировал критический свод всех текстов, куда были включены не только прежние комментарии, но и некоторые новые комментария, а также списки разночтений (цзяокань цзи). Именно это издание, неоднократно переиздававшееся впоследствии, стало своеобразным нормативом для последующих исследований.

«Четверокнижие» становиться официальным каноном китайской политической и духовной культуры. В течение многих веков эти трактаты, и прежде всего «Лунь юй» были основным предметом изучения чиновником, и знание этих текстов, а также умение их комментировать в обязательном порядке являлось частью государственных экзаменов на чиновничьи и ученые звания с 1313 по 1905. И здесь живое слово Конфуция, драма его жизни как духовного учителя и мистического проповедника абсолютно и окончательно растворяется в политической идеологии государства. Большинству терминов, в том числе жэнь(человеколюбие), сяо(сыновья почтительность), чжун(преданность), и(долг) даются новые трактовки в соответствии с «политической необходимостью». И с этого момента сама проповедь Конфуция приобретает совсем иной характер — характер морально-этической и нравственной доктрины, а сам мистический фактор окончательно «вымывается» из нее. И вплоть до сегодняшнего дня как на государственном уровне, так и на уровне обыденного сознания конфуцианство воспринимает как часть национальной идеологии, как символ китайской цивилизации, но отнюдь не как личная проповедь бродячего наставника Конфуция.

Структура «Лунь юя»

Характер самого «Лунь юй» в равной степени как полностью соответствует канонам записей речений мудрецов того времени, так и отличается от многих других образцов классики Китая.

Прежде всего, по своей структуре это текст не оккультный не мантический, как, например, «Канон перемен» («И цзин»), за редким исключением он не содержит заклинательных формул и магических речитативов, как более древний «Канон песнопений» («Ши цзин»), который очень высоко ценил сам Конфуций. И — самое главное — он не написан самим Конфуцием и, по-видимому, им даже и не правился. Его ученики записывали то, что им казалось важным, а иногда просто эпизоды из жизни наставники или манеры его поведения, не в силах дать им трактовку, оставляя это для потомков.

Сам же Конфуций отказывался записывать что бы то ни было, вероятно считая, что все, что необходимо, уже записано — не случайно он отсылал своих учеников к «И цзину», «Ши цзину». Он же несет какого-то устного, формального учения, а передает его всем своим поведением, он вопрошает духов и воплощает их веления на земле. И здесь особый смысл приобретает его знаменитая фраза «Я не создаю, но лишь повторяю изученное». Ему передано учение (сюэ) и он его «повторяет» и не творит ничего нового. И в этом он — абсолютно традиционный мистический учитель.

Традиционно предполагается, что записи высказываний Конфуция составлял Цзын-цзы (505–436 до н. э.), которому традиция также приписывает составление небольшого трактата «Да сюэ», который также вошел в конфуцианское «Четверокнижие».

Сама структура «Лунь юя» является суммой самых различных высказываний и явно отражает борьбу, которая шла вокруг наследия Конфуция между его приемниками и учениками. Это хорошо прослеживается в неоднородности структуры текста. Прежде всего, характер первых пятнадцати книг заметно отличается от последних пяти.

На первый взгляд, материал в главах сгруппирован случайно, сами же главы, равно как и высказывания внутри них, также расставлены вне всякой логике. Более внимательное прочтение продемонстрирует нам, что над составлением «Лунь юя» все же тщательно работали компиляторы, собирая в одну главу фразы не столько тематически близкие, сколько связанные единым термином. Например, откроем третью главу. В близких пассажах 23, 24 и 25 речь идет о музыке, во всяком случае, во всех случаях используется этот термин. Но в первом случае Конфуций говорит о том, что «Музыку необходимо знать!», во втором случае упоминается музыкальный инструмент то— деревянный язык колокола, причем в контексте, никак не связанном с музыкой. Конфуций говорит своим ученикам «Почему вы так обеспокоены, что нет у вас чиновничьих постов? Поднебесная уже давно лишилась пути-Дао и скоро Небо сделает Вашего Учителя языком колокола». В третьем случае, Конфуций рассуждает о том, что музыка древнего правителя Шуня (музыка шао) была «красивой и нравственной», а вот музыка правителя У — «воинственного» — «красива, но не вполне нравственна». В сущности, здесь речь идет не столько о музыке, сколько о самом характере древнего правления. В других же местах «Лунь юя» встречается немало высказываний о музыке, которые не сгруппированы в одну главу.

Первая и вторая глава вызывают несколько сумбурное ощущение — складывается впечатление, что составители пытались включить в них то, что им казалось самым главным в речениях Конфуция, а поэтому здесь главенствует не единая тема, а единая мысль, свод важнейших идей проповеди Учителя. А вот дальше «Лунь юй» приобретает значительно большую стройность. Третья глава в основном посвящена наставлениям в ритуале и музыке, четвертая глава поочередно обыгрывает основные понятий конфуцианского учения — «человеколюбие», воспитание человека, путь-Дао, сопоставление благородного мужа цзюньцзыи «мелкого человека». Большая часть пятой и шестых глав включает высказывания Конфуция о разных людях: своих учениках, правителях, аристократах. Седьмая глава содержит ответы Конфуция на вопросы учеников, причем через них показывается сам характер Конфуция — некий идеальный норматив поведения. Восьмая глава состоит из высказываний Конфуция по самым различным поводам, однако при этом в ней встречаются включения высказываний его ученика Цзэн-цзы. Одиннадцатая глава целиком посвящена самому Конфуцию. В двенадцатой главе мы встречаем запись вопросов Конфуцию и ответов на них. Первая часть тринадцатой главы посвящена высказываниям по поводу управления государством, вторая часть (18–28 параграфы) рассказывают о нормативе поведения благородного мужа цзюньцзы. Здесь же обыгрывается понятие ши— честного служивого мужа, по сути, цзюньцзы, который находится на службе у правителя. Четырнадцатая глава как бы возвращает нас к центральным понятиям конфуцианской проповеди, обозначенным в первой и второй главе, из-за этого она также как и первые главы, кажется несколько рыхлой по структуре. Наконец, в пятнадцатой главе в основном обсуждается тема человека как такового — любящего добродетель, человеколюбивого или лживого, снисходительного и требовательного.