Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Но как солдат, Мейсон должен был выполнить полученный приказ. На военном совете было решено дать переправиться на другой берег реки эскадронам Чайвингтона и Холлека, а сам майор с резервом и батареей Ханта должен был поддержать атаку кавалерии огнем из шести орудий с высокого берега реки.
Вроде бы все было предусмотрено, но что-то во всем происходящем Мейсону категорически не нравилось. Когда Чайвингтон и Холлек перебрались через реку, майор приказал усилить посты наблюдения, а артиллеристам находиться рядом с пушками. С повозок были сгружены бочонки с порохом, на траве разложены ядра. Именно артиллерии надлежало начать сражение. Но этот тупица Чайвингтон как всегда поспешил и испортил все дело.
Саму деревню его головорезы захватили почти сразу. И вместо того, чтобы выгнать из нее индейцев, они принялись их насиловать и резать. В подзорную трубу майору было трудно что-либо увидеть, но он слышал истошные крики индейских женщин и детей и редкие ружейные выстрелы.
«Этот кретин, надеюсь, догадается оставить в живых хотя бы одного из вождей краснокожих? – подумал Мейсон. – Вряд ли. При виде крови он впадает в неистовство, словно кот, унюхавший валерьянку. Надо будет поговорить с ним еще раз после того, как все кончится. Хотя известно, что у этого недоучки-семинариста есть высокие покровители, и он никого не желает слушать…»
Майор вздохнул, сложил подзорную трубу и приготовился отдать приказ артиллеристам отойти от орудий. Но тут он услышал странный звук, похожий на рев бизона, доносящийся со стороны реки. Он снова раздвинул подзорную трубу и увидел плывущие с большой скоростью небольшие лодки. Но это были не индейские каноэ. Это было…
Мейсон так и не смог понять, что это за летящие по водной глади кораблики, которые не имели ни весел, ни парусов. Однако двигались они весьма шустро. И не только двигались…
Вот человек в странной одежде и круглом шлеме выстрелил в сторону лагеря артиллеристов из невиданного доселе майором оружия. Стрелял он с большого расстояния, но тем не менее пуля достигла своей цели. Артиллерийский сержант, стоявший неподалеку от Мейсона, дико заорал и схватился за живот. Между пальцев его рук на землю хлынула кровь.
А вот другой выстрел наделал еще больших бед. Со страшным грохотом взорвалась бочка с порохом. Вслед за ней стали взрываться и другие бочки. Над головой майора прошелестело в воздухе оторванное от лафета колесо. Артиллеристы в ужасе бежали со своих позиций, которые вскоре превратились в форменный ад. Грохот, пламя, промчавшаяся мимо Мейсона визжащая от боли обожженная лошадь…
Кто-то бросил его на землю. Майор не успел возмутиться – в шагах десяти от него взорвалась бочка с порохом. На спасителя майора – здоровенного артиллериста – упала пылающая головешка, и мундир его загорелся. Здоровяк резво вскочил на ноги и что есть мочи рванул к реке.
Никто и не думал о сопротивлении. Да и попасть в несущуюся по реке лодку, ревевшую, как взбесившийся бык, можно было лишь только при очень большом везении. А вот люди, сидевшие в ней, стреляли на удивление точно. Вокруг майора падали убитые и раненые. Сам же он был цел и даже не ранен.
– Солдаты, сдавайтесь! – раздался с лодки жесткий и, как показалось Мейсону, какой-то нечеловеческий голос. Майору даже почудилось, что он услышал трубный глас одного из архангелов, возвещающих о конце света. – Те, кто сложит оружие, будут жить. Те, кто нет – умрут.
Но сопротивляться никто и не собирался. Солдаты складывали в кучу свои ружья, пистолеты и сабли. По приказу того, кто сидел в чудо-лодке, они спускались к кромке воды и там вставали на колени, сложив руки на затылке.
Майор вздохнул. Предчувствия его не обманули. Бой был проигран вчистую. Надо было спасать свою жизнь. А потом… А потом будет видно. Ведь только мертвые не могут уже ничего изменить в этом мире. А живые – да, те могут.
* * *
То, что его будущий родственник расстроен донельзя, дон Франсиско понял сразу. Правитель калифорнийских земель сдержанно поздоровался с ним и пригласил отобедать, как он любил говорить, «чем Бог послал». Донна Исабель, всегда отличавшаяся немногословностью, и на этот раз без лишних слов расставила на столе блюда, после чего, с молчаливого согласия Виктора Сергеева, удалилась.
Дон Франсиско, научившийся у своих русских друзей деловому стилю общения, напрямую спросил у сотрапезника, чем он так огорчен.
– Эх, амиго, – вздохнул Сергеев, – я огорчен тем, что ваши чиновники в Мехико сделали все, чтобы началась война между САСШ и Мексикой. А ведь у них было достаточно времени, чтобы подписать и ратифицировать уже готовый договор о дружбе и взаимопомощи с Россией. Но, как всегда, начались пустопорожние разговоры в правительстве. Американцы, похоже, пронюхали о нем и сделали все, чтобы он так и не был ратифицирован.
– Я слышал об этом, – дон Франсиско огорченно развел руками. – Но что тут поделаешь, если решение о войне с Мексикой в Вашингтоне, можно сказать, уже принято. Президент Гаррисон, который готовился уже отдать концы и предстать перед дьяволом, неожиданно выздоровел и решил отметить сей приятный для него факт очередным кровопролитием. Поначалу он полез было на север, чтобы вытеснить индейцев с Орегонской тропы и начать захват их земель. Но, амиго, – тут дон Франсиско внимательно посмотрел на Сергеева, – заключив ряд договоров о дружбе и покровительстве с индейцами, русские помогли разгромить американцев, да так, что, как мне стало известно, президент Гаррисон решил оставить их в покое и заняться Мексикой. Благо и повод есть – Республика Техас, которая силой захватила у нас территорию, на которой и было провозглашено новое государство, которое якобы готово войти в качестве очередного штата в состав САСШ. Причем штата с особыми правами. Но этого американцам показалось мало. Воспользовавшись тем, что мы так официально и не признали законность отторжения от Мексики Техаса, американцы завели разговор о том, что они, дескать, готовы купить у нас новые территории. Но при этом правительству Мексики следует возместить ущерб, нанесенный гражданам САСШ во время боевых действий, на сумму шесть миллионов долларов. В случае же невозможности такого возмещения они готовы приобрести у Мексики Калифорнию и Новую Мексику. За первую они предлагали двадцать пять миллионов долларов, за вторую – пять миллионов, причем в эту сумму входили претензии