— Если бы у тебя был выбор.
Голубые глаза Дел сузились.
— А у тебя его тоже нет?
— У нас.
— У нас?
— Если бы у нас был выбор.
— Что ты говоришь? — заволновалась она.
— Что из всех будущих, которые я видел, твое было самым четким.
— Мое будущее! — Дел резко выпрямилась. — Ты видел там мое будущее?
Я потянулся, поймал локон светлых шелковистых волос и обмотал его вокруг мозолистого пальца. Потом рука скользнула за ее шею и я притянул Дел к себе, совсем близко, и сильно прижал ее к левому плечу. Чтобы воспоминания о тройственном будущем затерялись в ее густых волосах.
Мне хотелось прижать ее еще сильнее, так, чтобы затрещали кости.
Пока Чоса Деи не сделал этого со мной.
23
Мои глаза резко открылись. Хотя до рассвета было еще далеко и никто меня не будил, я проснулся моментально: еще секунду назад я спал, а теперь о сне не осталось и воспоминаний. Не было даже привычного по утрам сожаления, что пора вставать. Я неподвижно лежал на одеяле, куске грубой ткани, сотканной на Юге из серых, красных и коричневых нитей. Дел спала рядом со мной на боку. Светлые волосы были прикрыты, только один локон отбился от остальных и лежал на верхнем плече. Внутри меня что-то оживало. Руки и ноги начали дрожать. Страх? Нет. Просто дрожь. Покалывание. Кости и мускулы больше не желали лежать неподвижно и подергивались. Я скрипнул зубами. Сжал веки. Попытался заставить себя снова уснуть. Но дрожь только усилилась.
Ноги сводило, колено подгибалось. Руки то сжимались, то расслаблялись. Кожа начала зудеть, но я знал, что как бы я не чесался, это все равно не поможет.
Я откинул одеяло, встал, поднял меч в ножнах и осторожно отошел от Дел, ослов, фургонов, акетни. К жеребцу. Я подошел к нему, отвязал веревку от недоуздка, перекинул повод ему на шею. Я не стал седлать его или накидывать потник, просто вскочил на спину и сжал коленями гладкие шелковистые бока.
Он фыркнул, присел на задние ноги, пару раз переступил, поднимая пыль, а потом застыл, ожидая моего решения.
— На восход, — сказал я ему, не приказывая ни коленями, ни поводом.
Он сразу повернулся на восход и с места взял галопом. Ни седла, ни стремян, ни потника. Между нами только набедренная повязка и ничто не мешает всаднику и лошади чувствовать друг друга.
Он мчался по пескам пока я не остановил его одним словом. Я перекинул ногу через холку, соскочил, отошел от гнедого шага на четыре, вынул яватму и позволил рассвету изучить ее порок.
Возник вопрос: Зачем я здесь?
Я вздрогнул, но отогнал его.
Я опустил кончик меча в песок и нарисовал совершенный круг, разрезая верхний слой пыли, чтобы добраться до плоти пустыни: сверкающих льдистых кристаллов.
И другой вопрос: Что я здесь делаю?
Я заставил его замолчать пожатием плеч.
Когда круг был закончен, я переступил черту, прошел к центру и, опустившись на песок, положил меч клинком и рукоятью на бедра. Приятно было чувствовать прикосновение прохладной стали к Южной (Южной ли?) коже, слишком светлой для Южан, и слишком темной для Северян.
Что-то среднее. Ни то, ни другое. Что-то, вернее кто-то, отличающийся от всего привычного. Созданный чужой песней и не умевший слушать.
Я положил ладонь на клинок, закрыл глаза, чтобы забыть о наступающем дне. Чтобы забыть обо всем кроме того, что скрывалось во мне и заставляло измученное тело дрожать.
И снова вопрос: Что происх…
Я не дал ему закончить.
Открылся внутренний глаз. Он Видел многое.
Переделает ли он меня? Вряд ли. Или я так нужен ему?
Клинок потеплел под моими ладонями.
Глаза открылись. Шатаясь, я поднялся, уронил меч, сделал два шага к периметру круга и упал на колени.
Желудок выворачивался, но он был пуст.
Я задохнулся, закашлялся. Посмотрел как по коже стекают капли пота.
Аиды, что я…
Ноги внезапно ослабли и я упал лицом в песок, из последних сил заставляя себя дышать.
Беспомощно сжимая пальцы, которые лишились почерневших ногтей. И теперь обрели новые.
Толчок, который пригнал меня сюда, остался только в воспоминаниях. Внутренний глаз закрылся.
Я перекатился на спину, согнув руки и ноги, заполнил легкие воздухом, уставился вверх, в небо, где первые лучи солнца поглощали звезды. Жеребец, обеспокоенный близостью силы, которую он не понимал и не мог понять, переступил и тревожно заржал.
Он ненавидит магию не меньше меня.
Но он никогда не узнает, что она испытывает, пытаясь вырваться из темноты к свету дня, чтобы получить душу. Он никогда не узнает насколько она могущественна и каково чувствовать ее в себе.
Он не знает того, что знаю я; и это незнание благословение.
Я смотрел в небо и смеялся, потому что смеяться лучше чем плакать.
Аиды, какой же я дурак.
Аиды, как же мне страшно.
Ослов успели запрячь в фургоны, акетни готовы были отправляться в путь. Дел сидела на своей гнедой кобыле. Лицо у нее было бледное и взволнованное.
Я остановился, соскользнул с жеребца, наклонился, чтобы подобрать свои вещи, и быстро оседлал гнедого. Торопливо сделав глоток из фляги, я вскочил в седло. Единения с лошадью уже не было — мешали седло и потник.
— Поехали, — объявил я.
Мехмет, управлявший первым фургоном, закричал на осла, потом поднял с колен кнут и ударил по жесткому крупу. Осел шагнул вперед, зазвенели украшения упряжи, фургон пришел в движение. За Мехметом последовали остальные.
Почувствовав приближение гнедой кобылы, я сжал бока жеребца, заставляя его двигаться, но Дел упрямо перегородила нам дорогу. Я выругался, затянул повод и отпихнул голову жеребца в сторону, пока он не успел укусить Дел или полезть на кобылу.
— Что, в аиды…
— Где ты был? — резко спросила она, прерывая мой поток ругательств.
— Там, — я решил, что с нее и этого хватит.
— И что ты там делал?
— Что хотел, — отрезал я. — Аиды, баска, сколько раз ты уезжала подальше от меня, чтобы спеть свои песни?
Дел засомневалась, но не успокоилась.
— Ты уезжал, чтобы спеть?
— А тебе не все равно?
— Ты взял это, — «это» было моим мечом.
— А ты обычно берешь это, — «это» было ее мечом.
Снова сомнения. Она совсем помрачнела и сжала губы.
— Прости, — тихо сказала она и повернула кобылу к фургонам.
Я поехал следом. Чувствуя себя виноватым.
До Кууми можно было добраться за день с половиной. С фургонами за два. На закате второго дня на горизонте появились контуры серого поселения и Мехмет подозвал меня.
— Нам нужно заплатить дань у ворот.
Я кивнул.
Темное лицо Мехмета помрачнело.
— Но у нас забрали все деньги.
Ну да. Забрали.
— Хочешь, чтобы я нашел их? Вернул деньги? — я замолчал, заметив его растерянность. — Возможно ваши проводники здесь. Кууми единственное крупное поселение в этой округе, только здесь можно купить еду, выпивку, женщин… Больше им идти некуда, тем более с набитым кошельком.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});