На это калека ответил:
— Вряд ли я мог в тебе ошибиться. В тебе гораздо больше благородства и мужества, чем ты сам можешь себе представить. Рассуди сам, мальчик мой, ведь мне ничего не стоило тихо отсидеться в зарослях и переждать, пока ты пройдешь мимо.
Приблизившись к горбуну почти вплотную, Фэнтом остановился.
— И то правда, — согласился он. — И тогда бы я тебя не заметил. Так зачем же тебе понадобилось специально лезть мне на глаза? И вообще, с чего ты взял, что я не сдержу своей клятвы, которую дал людям, на которых работаю?
— Именно на это они и рассчитывают, — спокойно отозвался горбун. — Честность, честность и ещё раз честность! Им только этого и надо. Они обращают её в звонкую монету, сколачивая многотысячные капиталы. Вот чего стоит твоя порядочность! И можешь быть спокоен, они ни минуты в ней не сомневаются. А наоборот, все принимают во внимание, и даже планы на будущее строят с тем же расчетом. Твоя честность и их порочность — вариант беспроигрышный! Оглянуться не успеешь, как тебя впрягут в эту лямку и всю дорогу будут как ни в чем не бывало выезжать на твоем горбу!
Фэнтом пристально разглядывал его.
— Ты так говоришь, — заметил он, — как будто знаешь все про всех в этой долине.
— А что, по-твоему, так быть не может? Хотя… должен признаться, что все про всех я, конечно же, не знаю. Скажу больше, мне практически ничего не известно о тех бедных придурках, которые приезжают сюда, надеясь начать здесь жизнь заново. Зато я знаю очень многое о тех, кто заправляет всем этим. Вот уж о них-то я и в самом деле знаю предостаточно!
Он беззвучно рассмеялся, и отталкивающая гримаса, исказившая его уродливое лицо, сделала его ещё более безобразным.
— Послушай, приятель, — сказал Фэнтом, — я не собираюсь торчать здесь и слушать твою болтовню!
— А будешь, — с поразительным спокойствием ответил горбун. — И, возможно, не столько ради собственного удовольствия, сколько ради девицы, что живет вон в том домике посреди леса.
Эта реплика заставила Фэнтома насторожиться.
Горбун кивнул и продолжал:
— Я позволил себе немного понаблюдать за ней. Вообще-то, я наблюдал за вами обоими.
— Ну дела! И ты вот так спокойно рассказываешь мне тут о том, что ты прокрался к дому и подглядывал за нами?
Горбун кивнул, глядя в глаза юноше, а затем снова зашелся в приступе гадкого, беззвучного смеха, сотрясающего все его тело.
— Я подглядывал, — подтвердил он.
Он стоял, ломая руки, словно корчась от невыносимой боли, но Фэнтому было ясно, что коротышка просто от души потешается над ним.
— Любовь! — выдавил горбун сквозь смех. — Любовь! Ха-ха-ха!
На этот раз он расхохотался в голос, и его смех походил на хриплое, зловещее воронье карканье.
— Она любит его, и он любит её. Они живут мечтой друг о друге и начинают отчаянно смущаться, когда их взгляды случайно встречаются. Они улыбаются, хихикают и тупо гладят в пол. Их плоть трепещет; они охвачены любовным недугом. О, любовь, я знаю все про тебя! Но все это лишь детские забавы, что-то типа еды для младенцев — для младенцев и непорочных ангелов, а не для безобразных уродцев с горбом на спине и длинными, как у обезьяны руками. Эти игры не для меня, но я знаю о них все. Ты можешь десять раз обойти весь белый свет, но второй такой, как она не сыщешь. Надеюсь, хоть с этим-то ты согласишься?
Фэнтом молчал, не зная, чего больше было в этих словах: восхищения или насмешки.
— И ей тоже, — продолжал горбун, — никогда и нигде не сыскать второго Джима Фэнтома — храброго, простодушного, вызывающего доверие и заслуживающего его. Некоторые люди оказываются в раю совершенно случайно, сами того не ведая совершая какое-нибудь доброе дело, которое потом перевешивает все прошлые грехи. Это может спасти даже бессмертную душу Куэя, и она отправится прямиком в райские кущи — за то, что он совершил в своей жизни хотя бы один праведный поступок и привез её к тебе.
Он всплеснул своими длинными, обтянутыми бледной кожей руками и авторитетно закивав, смежив веки и, очевидно, оставшись весьма доволен своим предположением.
— Что за девушка! Какая смелость, какое великодушие, какая решимость! Всего лишь один взгляд в сумерках. И это она, которой мужчины не давали прохода, увиваясь вокруг нее, словно пчелы, слетающиеся на мед. Всего один взгляд. Короткий разговор. И она уже знает, кто должен стать её суженым! При виде такого чуда смягчаются даже самые злые сердца, тает лед в душах самых закоренелых циников, и Господь непоколебимо восседает на своем небесном престоле. Да, это ничто иное, как промысел Божий. Еще бы! Она прекрасна и добродетельна. Так что, будьте счастливы, я от всего сердца желаю тебе этого.
— Спасибо, — с сомнение в голосе проговорил Фэнтом. — Так ты сказал даже Куэй?
— Даже благочестивый Куэй, щедрый, обходительный, рассудительный, мудрый, добродетельный философ Куэй. Да, даже Куэй, я так сказал. Рядом с ним Луис Кендал — просто райское создание, ангел во плоти! Ты меня слышал? Просто-таки сущий ангел!
Он произнес это с неожиданной яростью и сурово уставился на юношу.
— Ну все, с меня хватит, — решительно отрезал Фэнтом. — Ты прав, я не воспользуюсь тем, что ты сам сдался на мою милость. Но и клевету твою выслушивать я тоже больше не намерен. Куэй стал для меня отцом!
— Ну да, отцом, — заметил горбун. — Ты попал в самую точку. Отец, увлекающий своих детей вслед за собой прямо в адово пламя! Ладно, мой мальчик, ты больше не услышишь от меня ни слова клеветы. Продолжай хранить веру. Храни свою веру и свою любовь, но знай, что настанет день, когда с глаз твоих спадет пелена, и тогда ты оглядишься вокруг себя и с удивлением поймешь, что все потеряно — ты разом лишишься всего! И любви, и надежды — всего!
Он взмахнул своими длинными руками, а затем пристально вгляделся в испуганное лицо Фэнтома.
— Ты же прекрасно понимаешь, — сказал юноша, — что если ты попадешься на глаза кому-нибудь из этой долины, то за твою жизнь никто не даст и ломанного гроша.
— Разумеется, я это знаю, — сказал горбун. — Я все прекрасно понимаю, и тем не менее, хочу рискнуть. Дьявол Кендал, император Куэй и их слуги. Их много, а я один. Но, как видишь, храбрость может поселиться даже в таком маленьком, уродливом теле, как у меня. Отвага и её верная спутница надежда. Я надеюсь разыскать их и поговорить — только поговорить.
— Наедине и без оружия? — уточнил юноша.
— Всего один пистолет, но он нужен лишь для того, чтобы они подняли руки вверх и обратились во слух. Только и всего. Им ничего не угрожает, мальчик мой. В противно же случае, я знаю, что ты, по крайней мере, поможешь мне выбраться из долины. Всего лишь один коротенький разговор! Да и посуди сам, какой вред я мог им причинить тем, что тихонько скажу наедине лишь несколько слов?