Читать интересную книгу 11.22.63 - Стивен Кинг

— Итак, он перевез тела в лес и там их закопал, а сам заявил, что они убежали. Расследование, вероятно, было совсем поверхностным.

Теркотт отвернул голову и сплюнул.

— Он из старинной, уважаемой в Дерри семьи. Мои же приехали сюда из долины реки Святого Джона в ржавом старом пикапе, когда мне было десять, а Кларе восемь лет. Говоря прямо, сущая беднота. Как ты думаешь?

Я подумал, что это очередное доказательство того, что Дерри есть Дерри — вот что я думал. И хотя я и понимал печаль Теркотта и сочувствовал ему, тем не менее, тут речь шла о старом преступлении. Меня же беспокоило то, которому было суждено произойти менее чем через две часа.

— Вы приставили ко мне Фрати, разве не так? — Теперь это выглядело очевидным, но все равно меня не покидало разочарование. Я-то считал, что тот по своему характеру такой дружелюбный человек, просто поделился со мной городскими сплетнями за кружкой пива и выжимками лобстера. Доносчик. — Он ваш приятель?

Теркотт улыбнулся, но это больше было похоже на гримасу.

— Я в друзьях у богатого жидка, ростовщика? Хоть бы не умереть от хохота. Хочешь услышать небольшую историю?

Я вновь кинул взгляд на часы на запястье и увидел, что еще есть немного свободного времени. Пока Теркотт будет говорить, старый добрый вирус будет тщательно делать свое дело. Как только он начнет рыгать, так я и прыгну.

— Почему бы и нет.

— Я, Даннинг и Чез Фрати все одного возраста — сорок два. Можешь в такое поверить?

— Конечно.

Однако Теркотт, живя тяжелой жизнью (а сейчас он еще и был болен, хотя и не желал этого признавать), выглядел на десять лет старше тех двоих.

— Когда я и они, то есть мы учились в старших классах еще в старой консолидированной школе, я был помощником менеджера футбольной команды. Все меня звали Тигр Билл — клево, правда? Когда еще был маленьким, я старался попасть в команду, а потом еще, попозже, но оба раза меня срезали. Сильно худой для линии, мистер, сильно медленный для защиты. И так вся история моей долбанной жизни, мистер. Но я любил эту игру, а лишнего дайма, чтобы купить себе билет, не было — у моей семьи не было ничего — так вот я и ухватился за работу помощника менеджера. Красивое название, а ты хоть знаешь, что оно означает?

Конечно же, я знал. В той жизни, где я был Джейком Эппингом, не было Мистера Агента по недвижимости, однако был Мистер Школьный Учитель, а некоторые вещи не изменяются во времени.

— Вы были мальчиком на побегушках.

— Да, я подносил им воду. И держал ведро для рыгания, когда кому-то из них становилось плохо после того, как отбегает несколько кругов на солнце, ну, и еще иногда я перехватывал кое-кого из бешеных фанатов. Я также оставался на поле после всех и допоздна собирал все это их разбросанное дерьмо и подбирал обосранные трусы с пола в душевой.

Он скривился в гримасе. Я вообразил себе, как его желудок превращается в яхту среди бушующего моря. Поднимается вверх, пацик… и тогда винтом падает вниз.

— Итак, однажды в сентябре 34-го работаю я на поле после тренировки, один-одинешенек, собираю разбросанные щитки и эластичные бинты и всякую другую хрень, которую они всегда оставляли за собой, складываю все это в корзину на тачке, и вдруг вижу, как через поле, словно ошпаренный, теряя учебники, летит Чез Фрати. А за ним вслед катится стая ребят… Боже, что же это там такое?

Он начал оглядываться во все стороны, глаза на бледном лице выпятились. И сейчас я, вероятно, тоже смог бы выхватить у него револьвер, да и штык наверняка, но удержался. Его рука вновь массировала грудь. Не живот, а грудь. Это, наверное, должно было бы мне что-то подсказать, но так много другого роилось у меня в голове. И не последним из этого было его повествование. Таково проклятие читающего класса. Нас можно прельстить интересной историей даже в наименее подходящие моменты.

— Забейте, Теркотт. Это просто дети бросают петарды. Хэллоуин же, помните?

— Мне что-то не очень хорошо. Наверное, ты прав о том вирусе.

Если он решит, что ему может поплохеть настолько, что это его серьезно выведет из строя, он может сделать какую-нибудь досадную херню.

— Не думайте сейчас о вирусе. Расскажите мне о Фрати.

Он оскалился. Нескладной была эта улыбка на таком бледном, щетинистом, покрытом потом лице.

— Кентюха Чеззи бежал, как бешеный, но они его настигали. Там, за южным краем поля, ярдах в двадцати за воротами, была посадка, и они толкнули его туда. Ты удивишься, если я скажу, что среди них был Фрэнки Даннинг?

Я помотал головой.

— Там-то они и поймали Чеззи и содрали с него брюки. А потом окружили его, и давай бить и колотить. Я им кричу, чтобы перестали, а один из них глянул вверх, на меня, да как крикнет: «Ну-ка, давай, спускайся сюда, останови нас, ебло твое не мытое. Мы тебе вдвое больше наваляем». Ну, я и побежал в раздевалку, там еще были несколько футболистов, так я им сказал, что стая каких-то мудаков прессуют парня, так, может, они не против вмешаться. Конечно, им глубоко насрать было, кто там кого и за что прессует, но те спортсмены всегда были готовы встрять в потасовку. Они бросились туда, кое-кто побежал в одних лишь трусах. Ты хочешь услышать кое-что забавное, Эмберсон?

— Конечно. — Я вновь кинул беглый взгляд на часы. Уже почти без четверти семь. В доме Даннингов Дорис должна уже мыть посуду и, вероятно, слушает Хантли-Бринкли по телевизору[239].

— Ты куда-то спешишь? — спросил Теркотт. — На поезд, бля, опаздываешь, или чё?

— Вы собирались рассказать мне что-то забавное.

— О. Конечно. Они пели школьный гимн! Как тебе такое нравится?

В моем воображении явились восемь или десять упитанных, полураздетых ребят, как они галопом несутся через поле, стремясь разрядиться после тренировки в небольшой потасовке, и поют: «Хейл, Тигры Дерри, мы высоко несем наш флаг». Это действительно было забавным.

Теркотт увидел мою улыбку и ответил собственной. Она у него вышла напряженной, тем не менее, искренней.

— Парочку тех ребят футболеры хорошенько отпинали. Хотя и не Фрэнки Даннинга; этот сраный герой увидел, что своих меньше, и убежал в лес. Чеззи лежал на земле, держал одну руку другой. Та была сломана. А впрочем, все могло закончиться и хуже. Они могли бы его совсем забить до больнички. Вот один из футболистов смотрит на него, как он там лежит, и типа трогает его носаком бутсы — как вот, случайно, задеваешь коровий корж, в который чуть было не вступил — да и говорит: «И это мы бежали сюда, чтобы спасти какого-то еврейского поросенка?» И вся их ватага захохотала, так как это же была шутка, понимаешь? — Он посмотрел на меня через сияющие бриолином космы своих волос. — Еврей? Поросенок?

— Я понимаю, — подтвердил я.

— «Ой, да кого оно гребет, — говорит другой. — Я отпинал кого-то, и мне этого достаточно». Они пошли назад к себе, а я помог дружище Чезу вылезти из той посадки. Я даже домой его провел, так как боялся, что он где-то может упасть в обморок, или еще что-нибудь. Еще больше я боялся — и он тоже, — что Фрэнки с его дружками могут вернуться, но все’вно не бросил его. Откуда мне к херам знать, почему я это сделал. Ты видел тот дом, в котором он жил — дворец, блядь. Этот ломбардный бизнес должен давать хорошую прибыль. Когда мы туда дошли, он меня поблагодарил. И искренне. Он едва не рыдал. А я говорю: «Да не за что. Мне просто не понравилось, что шестеро на одного». Так и было на самом деле. Но ты знаешь, как говорят о евреях: они никогда не забывают ни о долгах, ни об услугах.

— Чем вы и воспользовались, чтобы узнать, чем я занимаюсь.

— Я хорошо себе воображал, чем ты занимаешься, братишка. Я просто хотел удостовериться. Чез говорил мне, чтобы я это бросил, — говорил, что, по его мнению, ты хороший парень, — но когда речь идет о Фрэнки Даннинге, я это не брошу. Никто не имеет права убивать Фрэнки Даннинга, кроме меня. Он мой.

Он скривился, вновь начав растирать себе грудь. И наконец-то до меня дошло.

— Теркотт, вас мутит?

— Да нет, сердце. Давит что-то.

Звучало невесело, и мой мозг пронзило: «Теперь и он внутри этого нейлонового чулка».

— Сядьте, пока еще не упали, — наклонился я в его сторону. Он поднял револьвер. Кожа у меня между сосками — там, куда должна была войти пуля — начала ужасно свербеть. «Я мог его обезоружить, — промелькнула мысль, — запросто мог. Но нет, я должен был дослушать историю. Я должен был все узнать».

— Сам сядь, братан. Успокойся, как это пишут под карикатурами.

— Если у вас инфаркт…

— Нет у меня на хер никакого инфаркта. Садись, сейчас же.

Я сел и посмотрел вверх на него, он прислонился к гаражу. Губы у него приобрели синюшный оттенок, который не ассоциировался у меня с хорошим здоровьем.