Читать интересную книгу Всё равно будешь моей (СИ) - Катаева Татьяна Анатольевна

Слышу треск. Не стекло лопнуло, а моё сердце. Большие трещины вмиг покрывают тонкую материю сердца, и с него медленно вытекает кровь. Я ничего не чувствую в эти секунды. Только головокружительную и сумасшедшую боль. Вдавливаю руку в области груди. Кажется, физически чувствую трещины и кровоизлияние из них. И от этого лишь сильнее вдавливаю, словно пытаюсь остановить кровь. Дыхание учащается, и меня бросает в жар.

Говорят, у человека перед смертью падает давление и температура. Но за несколько минут до полной отключки организма, температура и давление подскакивает. Тело становится тёплым, как у живого, здорового человека. А потом, со скоростью мчится вниз, без возможности организму снова жить. Делается последний вдох, последний стук сердца, и всё. Остановка всех действующий функций. Наступает смерть. Но мозг не умирает сразу. Он ещё живёт несколько часов после смерти. Память даёт возможность человеку просмотреть самые прекрасные мгновения своей жизни. Лучшие воспоминания. Показывает любимых и дорогих для него людей.

Стадия моей смерти ещё не подошла к концу. Но температура и давление уже поднялись. Я горю.

— Не психуй. Мирослава же ничего не поняла. И она не в курсе спора. Чего паришься?

И вот теперь температура падает, сердце делает последний сильный размах, и останавливается. Воздух в лёгких разгорается и выпаливает всё. А вот память. Она играет со мной. Она возвращает меня в самые яркие моменты моей жизни. Его первое прикосновение к моей коже. Первый поцелуй. Первый оргазм. Его смех. Его губы. Наш секс... его "люблю"...

"Без тебя моё сердце вдребезги"

Всё это было неправдой. Игрой. Ложью.

***

Мирослава

— Мира?! — вдруг Максим произносит моё имя, и я вздрагиваю.

Затылок Матвея теперь мне не виден. Он поворачивает своё лицо, и мы сталкиваемся взглядами. Впервые его взгляд не оживляет, а закапывает меня в собственную могилу.

Он вскакивает с места, и мчит на встречу ко мне. Я даже пошевелиться не могу. Разве мертвые умеют ходить?

— Мира, ты давно тут? — его голос дрожит, а глаза излучают страх.

— Это, правда?! — шепчу я. Нет сил, даже орать, внутри всё кричит и ноет от боли.

Горский молчит, чем ещё больше закапывает меня в землю. Он протягивает руку ко мне, дотрагивается до кожи руками, а меня прошибает разрядом двести двадцать вольт.

В глазах всплывает ванная комната, и та ширма, за которой мы прятались. Его первое прикосновение к моей коже и тот разряд молнии, который впервые в жизни я почувствовала. С ним я так много всего почувствовала впервые. Так много всего...

Отскакиваю, и отрываются корни от земли. Крыльев нет, они сгорели. Поэтому не лечу больше, падаю камнем на дно собственного ада, в ту пропасть, над которой стояла два дня назад. Волна подымается, разгоняется и силой влетает в скалу. Я разбита и уничтожена.

В его глазах паника, ужас, боль. Его тоже трясёт, но руку он не убирает, так и держит навесу. Молчит. Эта тишина давит камнем на голову, раздавливая остатки рассудка.

— Пойдём, выйдем на улицу. Там поговорим.

Он делает ещё шаг ко мне навстречу, я же делаю два назад.

— Нет. Сейчас. Тут. Ответь.

Странно, но слёзы, которые должны были облегчить мою боль, стоят в глазах, не смеют стекать по щекам. Они тоже стали камнем. Огромным и тяжёлым. Затвердели.

— Отвечай, — ору я. Меня трясёт в таких конвульсиях, что при приступах эпилепсии у больных, меньше судорог, чем у меня сейчас. — Ты поспорил на мою девственность?

— Да.

Одно короткое слово гвоздём забивается в мой гроб.

— За что ты так со мной? Что я тебе сделала плохого?! Разве так можно... Боже...

Я падаю на колени, больно ударяясь об пол. Матвей падает рядом со мной, и пытается обнять и успокоить.

Отползаю от него, падая на попу. Именно на ней и ползу по холодному кафелю. Сейчас меня ничего не заботит, ничего не чувствую с внешних факторов, только внутреннюю боль и собственную смерть.

Ещё полчаса назад я приняла решение сбежать с ним хоть на край света. Я узнала о предательстве родителей, и приняла его сторону. Я мчалась сюда, чтобы найти в его объятьях поддержку и спокойствие. Найти и почувствовать уверенность в завтрашнем дне. Я мчалась к нему, чтобы сказать, как сильно его люблю. Как же сильно...

Сейчас же эта любовь душит меня. Уничтожает. Разрывает на мелкие крупицы. И разбрасывает в разные концы света. Собрать и соединить их вместе нет возможности. Не будет тайного кладоискателя, который найдёт по миру все части моей разбитой души, и соединит их воедино.

Я думала, этим человеком стал Горский.

Он показал мир, в котором может быть счастье и любовь. Мир, в котором чувствуешь себя желанной и любимой. Мир, окутанный заботой и теплом. Переживаниями и страстью.

Мир, в котором главной составляющей была не любовь, а иллюзия и самообман. Мир, который только что разрушился.

— Мира... Любимая... прошу, выслушай меня. Это недоразумение... всё не так, как ты поняла.

— Не так, значит? А как я поняла? Разве не на этом самом мотоцикле два дня назад ты катал меня? Прижимал к себе и шептал слова любви? А всё из-за спора. Тебе нужен был этот байк, а не я. Боже... какая я дура! Как я могла поверить в твою искренность? Ты же Горский. Тебе нужен только секс. Какая любовь?! Какие чувства?! Всё это была игра. Боже...

Вскакиваю с места, и сразу же бегу прочь. В глазах плывёт, не вижу ни людей, ни предметы мебели в которые ударяюсь на скорости. Было бы больно, если бы я могла чувствовать физическую боль. Рана в груди такая глубокая, она затмила всё.

Матвей догоняет сразу же. Не успеваю даже к выходу добежать. Останавливает и хватает за руку. Разворачивает лицом к себе. Снова сталкиваемся взглядами. В его глазах такое безумие, что мне самой могло бы быть страшно. И было бы. Если бы в моих он не читал такое же безумие, даже хуже.

— Мира, пожалуйста, не уходи. Дай объяснить. Я, правда, тогда поспорил. Но это с самого начала была не игра. Ты нравилась мне, я просто не мог себе в этом признаться. Спор был лишь поводом держаться возле тебя. На самом деле меня с первых дней тянуло, я тогда не понимал этого. Мира... Я люблю тебя!

Он делает шаг ко мне. Хватаю на рядом стоящем столе нож, и держу между нами.

— Не смей ко мне приближаться. Никогда. Слышишь?! Боже... Ты уничтожил меня. Испепелил. Предал. Иди, наслаждайся победой. Найди на вечер очередную дурочку, развлекайся, а потом отвези к себе на квартиру и трахай её там. Как меня. На той же кровати. На тех же простынях.

Меня снова шатает. Я обезумела от боли. Я... никогда не смогу стать прежней. Все органы разорваны. Кости переломаны. Кровь отравлена.

— Мира, не говори так. Прости...

Я вижу в его глазах слёзы. Как такое может быть? Сам Матвей Горский плачет?! Ха! Очередная показуха и игра.

Резким движением руки, подставляю нож к своему горлу. Вдавливаю с силой. Столовые ножи не острые обычно, но этот оказался хорошо заточенным. Потому что я ощущаю боль в шее. Но меня это не останавливает, лишь наоборот добавляет решительности.

— Не смей ко мне приближаться. Никогда. Слышишь?! А иначе... я убью себя. Никогда не разговаривай со мной. Даже в сторону мою не смотри. Для тебя я сегодня умерла. Ты для меня тоже.

— Мира, — говорит он таким голосом, что если бы во мне было, хоть что-то живое, оно бы почувствовало боль в его голосе. Но я мертва. Покойники ничего не чувствуют.

— Не смей идти за мной. А иначе, клянусь, этой же ночью я убью себя. Клянусь, — говорю на выдохе и иду спиной к выходу. Шаг за шагом. А как только дохожу, срываюсь и бегу ночной улицей Лондона.

Больно падаю, но бежать не прекращаю. А когда добираюсь до набережной, просто сажусь на край моста и опускаю ноги. Соблазн прыгнуть вниз, настолько сильный, что я уже и не сопротивляюсь собственным желаниям.

Глава 34

Мирослава

Телефон разрывается. Звонят все. Мама, папа, Рустам, Горский. Но я не беру трубку. С кем из них я могу поговорить? Кто из них является моим спасением?