Читать интересную книгу Бесенок (СИ) - Ланцов Михаил Алексеевич

— Не думаю, что все так просто, как ты говоришь, — резюмировал Ромодановский. — Если европейские державы отказываются от доброй брони, значит, на это есть свои доводы. И, хочу заметить, весьма разумные, а не твое едкое кривляние. Так или иначе, я мыслю, казна у нас не бездонная и отец твой вряд ли поддержит снаряжение всей пехоты доспехами. Дорого сие. Хотя шапки ты удумал добрые. Тут может что и сладится.

— Но ты в этом не уверен.

— Да. Не уверен. Хотя для нынешнего дело — решение годное. Полагаю, что Петр Алексеевич ругать за него нас сильно не станет…

Глава 4

1698 год, май, 10. Москва

После разговора с Ромодановским Алексей не успокоился.

Обсудил этот вопрос приватно с Гордоном.

И они оба сошлись на том, что Федор Юрьевич пытается излишне осторожничать. Что связано с его положением. Ведь одной булочкой он сидел в клане Милославских, а второй — пристроился у Нарышкиных. Это выражалось в том, что его старший сын был женат на сестре жены покойного Ивана V, а дочь была выдана замуж за брата Евдокии Лопухиной, супруги Петра. И это только то, что находилось на поверхности.

Да, князь-кесарь никогда не шел на публичное нарушение присяги и всегда придерживал буквы и духа закона. Но его положение было таким, что становилось ясно — ни Нарышкины, ни Милославские на него руку не поднимут. И, вероятно, он сам не сильно был заинтересован в том, чтобы сложившуюся ситуацию изменять.

Сюда же относилась и та легкость, с которой он принял на себя роль по сути воспитателя царевича. Старательно обучая его не мешать старым родам вести свои дела. Пусть даже и сомнительные. Вор? Да, вор. Но это наш вор. И с ним лучше договариваться, чем карать по всей строгости закона.

В принципе в этом что-то разумное имелось. Во всяком случае в отношение отдельных персоналий. Но не также тотально в самом деле? И главное, Алексей во всем этом шоу не видел резонов самого Федора Юрьевича. Ради чего он старался? Этот конфликт интересов рано или поздно нужно будет решать. И чем раньше, тем лучше. Вряд ли он это не понимал. Из-за чего тактика сидения на двух стульях выглядит в целом провальной.

Если не это, то тогда что?

Альтруист?

Может быть.

Все может быть.

Хотя в отношении непотопляемого царедворца это звучало сущей небылицей. Что-то в духе опытной проститутки, умудрившейся сохранить девственность до старости.

К тому же, царевич был убежден — князь-кесарь не мог не видеть связи между всем этим воровством и постоянными проблемами наполняемости казны, а также выполнением ею своих финансовых обязательств. Тех же платежей служилым.

Эта беда была хронической. Уходящей, судя по всему, в «тьму веков». И Федор Юрьевич ее без всякого сомнения отчетливо осознавал. Но все равно держался этакой политики невмешательства или минимального вмешательства в дела влиятельных родов. Если, конечно, те совсем берега не теряли. Вероятно, именно этим он и обеспечивал себе изрядную непотопляемость.

Не меньше странностей царевич заметил у Ромодановского и по отношении к Петру Алексеевичу. Так, например, в кризисе 1689 года Федор Юрьевич поддержал царя. Чем позволил избежать кровопролития при устранении от регентства Софьи. При этом он умудрился не выпасть из обоймы клана Милославских.

Как так-то?

Алексей не понимал. Что-то очевидное явственно ускользало от его внимания. Что-то, без чего мозаика не складывалась воедино.

И вот — новый кризис.

И Федор Юрьевич вновь занимает позицию поддержки Петра.

Или нет? Или он только это имитирует?

Этот вопрос стал тревожить Алексея чрезвычайно после того разговора. Слишком уж князь-кесарь нарочито играл в самопожертвование. Ну не бывает так. Глупо. Странно. Подозрительно. Было совершенно ясно — все не то, чем кажется…

Так или иначе, но Алексей предложил Патрику Гордону приглашать солдат из потешных полков, отходящих на приработок, на «хозяйственные работы» у бутырцев. Где привлекать их к тренировкам. За что платить те самые «тренировочные» о которых шла речь ранее. Деньги имелись с запасом, кирасы явно отменялись пока, поэтому подобный подход выглядел вполне реальным и разумным.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

Солдаты не возражали.

Ни бутырского полка, ни из потешных.

Упражнения по освоению штыкового боя и быстрой стрельбы проводились «за закрытыми дверями», то есть, на площадке обнесенной высоким забором. Поэтому чем именно эти отхожие служилые занимались со стороны было не видно. И занимались ли. Может куклы ремонтировали, мешки набивали соломой или еще что делали.

Они же сами не болтали особо.

Патрик приватно переговорил с полковниками и сумел их склонить на свою сторону. В конце концов солдаты потешных полков были лично преданы Петру. И потому переход на сторону Милославских выглядел для их командиров достаточно рискованным решением. Даже в случае победы последних. Просто потому, что солдаты их могли растерзать, как говорится, «не отходя от кассы». А тут царевич предложил вполне рабочий способ. Полковники берут деньги Милославских и закрывают глаза на то, что солдаты их полков фактически тренируются с бутырским полком, беря деньги уже у царевича.

Прознали ли о такой схеме Милославские?

Алексей точно сказать не мог.

Пока никакой ответной реакции он не видел.

Для отведения глаз он проводил имитацию использования потешных солдат на хозяйственных делах при полке. Причем делалось это все демонстративно, дабы имитировать рост напряженности между служивыми полков. И несколько месяцев такую игру вполне можно было поиграть, как парню казалось.

Догадался ли Ромодановский?

Царевич был уверен — да. Но тот как обычно улыбался в усы и молчал, ведя свою игру. Какую? Бог весть. Алексей пока не мог ее разгадать. Склоняясь к тому, что «не все так ладно в датском королевстве», то есть, клан Милославских трещал по швам. Ведь к нему относились и Морозовы, и Долгоруковы, и Волконские и многие иные. И, вероятно, внутреннего единства там не хватало. Как и в 1689 году. В конце концов не так уж критичным выглядело замещение формального лидера. А частные финансовые интересы отдельных родов Милославские уже не сковывали так крепко, как раньше, имея «своего царя».

Это обстоятельство, к слову, Алексея потихоньку начинало раздражать все больше. Нет, он не был наивным юнцом. Но видел, насколько критичным выходили для страны в целом эти «интересы» в столь сложной ситуации. Слишком много «прилипало» к рукам и ногам влиятельных людей. Так, например, порывшись в бумагах ряда приказов, царевич смог выяснить куда делись доспехи. И долго тогда матерился, когда понял, что к чему. Мысленно, чтобы не смущать уши окружающих новыми, непривычными оборотами.

Строго говоря в войске нового строя Алексея Михайловичами доспехами обеспечивались солдатские полки, рейтары и крылатые гусары. Изначально. В теории. На практике все было не так уж и радужно. И если к началу Русско-польской войны с доспехами еще все было неплохо, то к ее концу уже нет.

Например, уже примерно после 1665 года в минимальное снаряжение для рейтарской службы они не входили. Да, их эпизодически выдавали из казны, но не регулярно и немного. А крылатым гусарам, развернутым в Новгороде, уже в начале 1660-х годов вообще перестали выдавать подходящие для них доспехи. Как несложно догадаться у пехоты в этом вопросе все было совсем мрачно. Уже тогда.

Причина была банальна. Деньги.

Алексей Михайлович не мог наладить работу фискальной системы и организовать нормальное наполнение казны деньгами. Из-за чего шел на разные ухищрения, но они редко давали какой-то позитивный эффект. Провоцируя возмущения. Например, знаменитый медный бунт 1662 года. Из-за этого уже в 1660-е годы казна оказалась не способна оплачивать производство доспехов. В 1670-е ситуация усугубилась. А в 1680-е была доведена до того, что из казны регулярно могли оплачивать только дворцовые расходы. Все остальное — по случаю.