На позициях под Красным Трактиром с вечера 20 ноября действительно находился 2-й отдел Киевской добровольческой дружины генерала Кирпичева во главе с гвардии полковником Сергеем Крейтоном. В этом отделе служил Роман Гуль. В него же попал и Петр Александрович Бржезицкий. В романе "Белая гвардия" и в воспоминаниях Гуля, публиковавшихся во 2-м сборнике "Архива русской революции" в Берлине в 1921 году, действительно в подробностях описаны одни и те же события. Но из четких подробностей нам становится ясно, что монолог Мышлаевского и воспоминания Гуля взаимодополняемы, но никак не тождественны.
К вечеру 20 ноября 1918 года во 2-м отделе на позициях насчитывалось не более 50 человек офицеров и добровольцев. Как вспоминал Р. Гуль, из отдела был выделен 2-й подотдел в количестве 10 человек для занятия Красного Трактира, где уже располагался Лубенский Сердюцкий конно-казачий полк. Прочие же чины отдела расположились в открытом поле невдалеке от Красного Трактира. Роман Гуль ушел со своим подотделом в Красный Трактир. Наш же герой рассказа остался в цепи на снегу. Р. Гуль подробнейше описал события, произошедшие со своим подотделом на утро 21 ноября: переход Лубенского полка на сторону войск Петлюры, гибель командира, бегство офицеров и нахождение их на батарее. Вместе с тем, он ни словом не обмолвился о судьбе офицеров и добровольцев, оставшихся под Красным Трактиром. А именно об этом рассказывал в доме Турбиных Мышлаевский:
"Стали это мы в полночь*, ждем смены… Ни рук, ни ног. Нету смены. Костров, понятное дело, разжечь не можем, деревня в двух верстах, Трактир — верста. Ночью чудится: поле шевелится. Кажется: ползут… Ну, думаю, что будем делать?.. Что: Вскинешь винтовку, думаешь — стрелять или не стрелять? Искушение. Стояли, как волки выли. Крикнешь, — в цепи где-то отзовется. Наконец зарылся в снег, нарыл себе прикладом гроб, сел и стараюсь заснуть: заснешь — каюк. И под утро не вытерпел, чувствую — начинаю дремать. Знаешь, что спасло? Пулеметы. На рассвете слышу, верстах в трех по-ехало! И ведь, представь, вставать не хочется. Ну, а туг пушка забухала. Поднялся, словно на ногах по пуду, и думаю: "Поздравляю, Петлюра пожаловал". Стянули маленькую цепь, перекликаемся. Решили так: в случае чего, собьемся в кучу, отстреливаться будем и отходить на город. Перебьют — перебьют…"
К вечеру 21 ноября подотдел Гуля соединился под Жулянами со всем отделом, в котором оставался и Бржезицкий. Как вспоминал Роман Гуль: "Простояв день в прикрытии батареи, мы присоединились к своему отряду, который занял окраину Жулян. Расположились по хатам. Офицеры, второй раз занимавшие Красный Трактир, рассказывают, как они захватили петлюровский обоз. Крестьяне везли петлюровцам — яйца, сало, хлеб, мясо, масло, водку… — "Вот смотрите", комментирует рассказчик, "все сами везут, а тут ни до чего не докупиться: не ма, да не ма."
Этот отрывок мы можем сопоставить с рассказом Мышлаевского о старом крестьянине, принявшем по ошибке офицеров за петлюровцев. Вполне возможно, что в данном случае и у Гуля рассказчиком был все тот же Бржезицкий.
По хронологии рассказа Мышлаевского выходит, что на позициях он провел всего один день. Однако, как мы уже говорили, хронологические рамки "Белой гвардии" не являются исторически правильными. События нескольких дней у Булгакова вполне сводились в один день из романа. Именно поэтому Мышлаевский, если бы он был реальным историческим лицом, должен был пробыть на позициях как минимум до вечера 22 ноября. Только в этот вечер части подотдела из-под Жулян были отведены к Посту-Волынскому, где и состоялся конфликт между офицерами и руководством отдела, упомянутый в романе "Белая гвардия":
"Нуте-с, в сумерки пришли на Пост. Что там делается — уму не постижимо. На путях четыре батареи насчитал, стоят неразвернугые, снарядов, оказывается, нет. Штабов нет числа. Никто ни черта, понятное дело, не знает. И главное — мертвых некуда девать! Нашли наконец перевязочную летучку, веришь ли, силой свалили мертвых, не хотели брать: "Вы их в город везите". Туг уж мы озверели. Красин хотел пристрелить какого-то штабного. Тот сказал: "Это, говорит, петлюровские приемы". Смылся. К вечеру только нашел наконец вагон Щеткина. Первого класса, электричество… И что же ты думаешь? Стоит какой-то холуй денщицкого типа и не пускает. А? "Они, говорит, сплять. Никого не велено принимать". Ну, как я двину прикладом в стену, а за мной все наши подняли грохот. Из всех купе горошком выскочили. Вылез Щеткин и заегозил: "Ах, боже мой. Ну, конечно же. Сейчас. Эй, вестовые, щей, коньяку. Сейчас мы вас разместим. П-полный отдых. Это геройство. Ах, какая потеря, но что делать — жертвы. Я так измучился…" И коньяком от него на версту. А-а-а! — Мышлаевский внезапно зевнул и клюнул носом. Забормотал, как во сне:.
— Дали отряду теплушку и печку… О-о! А мне свезло. Очевидно, решил отделаться от меня после этого грохота. "Командирую вас, поручик, в город. В штаб генерала Картузова. Доложите там". Э-э-э! Я на паровоз… окоченел… замок Тамары… водка…"
Описанного эпизода нет в воспоминаниях Романа Гуля, хотя из архивов нам известно, что он имел место. Откуда же мог о нем узнать Михаил Афанасьевич Булгаков, как не от непосредственного участника конфликта? Им, собственно, и являлся Петр Александрович Бржезицкий, который после нахождения под Жулянами, так же как и Мышлаевский фактически бросил свою часть.
Куда может вернуться безквартирный и безработный мужчина с больной душой и тоской в сердце? Догадаться не сложно, естественно — к женщине. Точно так же поступил Бржезицкий и литературный персонаж Мышлаевский. Как следует из различных вариантов концовки "Белой гвардии", последний поплелся в дом Турбиных, где его привлекали две вещи: Анюта — горничная и водка. Интересы Бржезицкого в то время так же ограничивались этими двумя пунктами, правда, он продолжал ухаживать не за горничной, а за Ниной Коссобудзской. Конечно, можно поспорить, что это не доказательство душевного родства Бржезицкого и Мышлаевского, поскольку такое родство можно подметить у большей части представителей мужской половины человечества. Тем не менее, для нас оно все же является достаточно веским и красочным аргументом.
К сожалению, мы не знаем подробностей личных отношений Петра Александровича и Нины Константиновны. Но, по всей видимости, они были весьма похожи на взаимоотношения Мышлаевского и Анюты:
"С Анютой всегда происходили странные вещи, лишь только поручик Мышлаевский появлялся в турбинской квартире. Хозяйственные предметы начинали сыпаться из рук Анюты: каскадом падали ножи, если это было в кухне, сыпались блюдца с буфетной стойки; Аннушка становилась рассеянной, бегала без нужды в переднюю и там возилась с калошами, вытирая их тряпкой до тех пор, пока не чавкали короткие, спущенные до каблуков шпоры и не появлялся скошенный подбородок, квадратные плечи и синие бриджи. Тогда Аннушка закрывала глаза и боком выбиралась из тесного, коварного ущелья. И сейчас в гостиной, уронив метелку, она стояла в задумчивости и смотрела куда-то вдаль, через узорные занавеси, в серое, облачное небо".
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});