– Вот расписка на предъявителя, подтверждающая, что банкир Арнофини получил сегодня утром вклад в размере двух тысяч золотых флоринов. Сия бумага дает право получения золота либо в Руане, либо в любом другом городе, где есть представительство банка «Арнофини и сыновья».
Капитан внимательно изучил документ и сунул за пазуху, на данный момент его интересовал совершенно другой вопрос:
– Скажите, Сконци, как Жанна?
– С ней все благополучно. Сегодня на рассвете она отбыла из города с верными людьми. Да, на днях появится мнимый брат оруженосца с целью выкупа его из плена. Так что подготовьте шевалье д’Олона, дабы новый родственник не стал для него неожиданностью. Я думаю, ста салю будет вполне достаточно.
– Сконци, сделайте одолжение, скажите мне правду, куда направилась Жанна? – не унимался Шарль.
Иезуит много повидал на своем веку и сейчас безошибочно определил: бравый капитан влюблен в свою бывшую пленницу. Он немного поразмыслил и, решив, что от этой любви вреда ни Франции, ни Ватикану не будет, сказал:
– Баронесса следует в свой родовой замок Дешан, что в десяти лье от Клермона.
– А в Клермоне есть представительство банка «Арнофини и сыновья»? – поинтересовался Кастельмар.
– Несомненно.
– Благодарю за честность, Сконци. В наше время редко, кто держит слово и выполняет обещания.
– Да, не за что, капитан. Жизнь штука сложная и непредсказуемая, еще сочтемся.
Барон усмехнулся и подумал: «Избавь меня, Господи, от верных слуг твоих, именуемых иезуитами…»
– Позвольте, последний вопрос. Как баронесса будет жить с таким известным на всю Францию именем.
– Очень просто, капитан. В родных местах она просто баронесса Жанна де Дешан.
Глава 10
Кастельмар вошел в помещение, где томился оруженосец Девы. Шевалье сильно похудел, под глазами легли черные тени. Капитан понимал, ему есть о чем переживать.
– Шевалье, я принес вам хорошую новость.
Жан лежал на тюфяке и никак не прореагировал на слова капитана. Кастельмар предпринял еще одну попытку:
– Шевалье, вас не интересует освобождение из крепости Экхард?
В глазах шевалье появился интерес, он приподнялся и сел.
– Интересует. Но каким образом? Я давно потерял всякую надежду и приготовился к смерти…
– Поверьте, сударь, вам рано думать о вечном. На днях появится ваш «брат» и выкупит из плена, а я, в свою очередь, помогу ему в этом благородном деле.
Шевалье, совершенно опешив, смотрел на капитана.
– Почему вы помогаете мне? Кроме того, у меня нет никакого брата…
– Ну, как же нет! Вы просто запамятовали, шевалье. Да и у меня есть одно условие… Когда освободитесь, постарайтесь устроить побег Жанне. Она томиться здесь, в крепости. К сожалению, я не смогу это сделать, потому как решил подать в отставку.
– Вы благородный человек, капитан.
– Наверное, если не брать во внимание, что именно мой бриганд пленил Жанну и вас, – заметил барон и вспомнил слова Сконци: – Жизнь штука сложная и непредсказуемая, еще сочтемся.
В этот же день капитан написал прошение маршалу де Вержи об отставке и отправил с депешами в Невер. Капитан пребывал в смятении, он не хотел заходить к Жанне Лассуа-Роме, прекрасно понимая, что эта ни в чем не повинная девушка стала заложницей в сложной политической игре.
В последнее время он стал чувствительным, постоянно терзали воспоминания о разоренных селениях в Шампани и Лотарингии: «Как знать, может быть, селение Домреми сжег вверенный мне бриганд… Разве теперь упомнишь, сколько их было уничтожено за прошедшие годы…»
Через неделю после выкупа оруженосца (в июле 1430 года), Жанну перевели в замок Болье-ле-Фонтен, а еще через месяц в – Боревуар, где она содержалась вплоть до конца года.
Главный викарий инквизитора по делам веры из Парижа написал герцогу Бургундскому, требуя передать Жанну церковному суду. Епископ Бове обратился к герцогу Бургундскому, прося от лица короля Англии и Франции Генриха VI передать Жанну инквизиции, обещая солидную денежную компенсацию. И в начале 1431 года под усиленной охраной Жанну Лассуа-Роме перевезли в Буврейский замок в Руане, где англичане готовили процесс по делу ведьмы и еретички.
Из новостей, поступавших из Руана, капитан узнал, что Жанна пыталась бежать из Буврейского замка дважды (оба побега ей пытался организовать верный оруженосец Жан д’Олон), но безуспешно. После чего ее неусыпно охраняли пять английских солдат.
На суде инквизиции девушка назвалась по фамилии приемной матери – Жанной Роме. Она не воспринимала себя как д’Арк и, вообще, не была уверена в своей фамилии. Девушка отвечала, что на родине в Домреми ее называли просто Жаннеттой, а во Франции – Жанной. Но англичан совершенно не устраивало такое положение дел.
Инквизиционный суд отождествил фамилию д’Арк с английским «dark», что в переводе означает «темный», и нарекли Жанну «дочерью сумерек», поставив ей в вину, что она самовольно ушла из дома при греховных обстоятельствах, и сделала это тайно, облачившись в мужской костюм.
Инквизиторы постоянно заставляли Жанну рассказывать о ее видениях с целью доказательства их дьявольского наваждения. Она либо отказывалась отвечать, либо отвечала уклончиво. На многие вопросы, требующие четкого ответа «да – нет», Жанна отвечала «не помню».
На одном из заседаний священного суда было зачитано обвинение:
«Итак, следует теперь, чтобы вы, названные судьи, объявили и провозгласили ее ведьмой или гадалкой, вещуньей, лжепророчицей, заклинательницей злых духов. Суеверной, приверженной и пристрастившейся к магическим искусствам, злоумышленницей и – относительно католической веры – схизматичкой, сомневающейся и заблуждающейся по поводу догмата об Unam Sanctam etc, кощунствующей относительно многих других положений оной веры. Она подозревается в идолопоклонстве, вероотступничестве, сквернословии и зловредном хулении Бога и его святых. Она является смутьянкой, мятежницей, возмущающей и нарушающей мир, подстрекательницей к войнам, злобно алчущей крови людской и понуждающей к ее пролитию, полностью и бесстыдно отринувшей приличия и сдержанность своего пола, принявшей без стеснения позорное одеяние и обличье воинское. Посему, и по многим иным причинам, мерзким Богу и людям, она является нарушительницей божественных и естественных законов и церковного благочиния, искусительницей государей и простонародья. Она позволяла и допускала, в оскорбление и отвержение Бога, чтобы ее почитали и преклонялись ей, давая целовать свои руки и одежды, пользуясь чужой преданностью и людским благочестием; она является еретичкой или, по меньшей мере, сильно подозреваемой в ереси …»[80]