Читать интересную книгу Современный чехословацкий детектив - Войтек Стеклач

— Входите, прошу! — Фоторепортер подтолкнул гостя в комнату, где царил ужасный беспорядок. — Сейчас оденусь и буду в вашем распоряжении.

— Да, да, — учтиво закивал Калас, — разумеется, с удовольствием обожду! Позвольте представиться: Якуб Калас, в настоящее время пенсионер по инвалидности. Диабет, приятного мало, хотя, конечно, лучше, чем сердечное заболевание или, не дай бог, рак, не правда ли?

Любомир Фляшка пробормотал что-то похожее на «очень рад» и скрылся за дверцей платяного шкафа.

Калас поудобней устроился в просторном кожаном кресле, портфель, наполненный драгоценными покупками, поставил к ногам и с любопытством осмотрелся. Стены обклеены плакатами и фотографиями, на окне — остатки занавесей, книжный шкаф набит литературой, большей частью — специальной, по фотографии, на ручке двери висит фотоаппарат. «Явно второсортный, — решил Якуб Калас, — служебный». Личная аппаратура фоторепортера Любомира Фляшки лежала в шкафу, за вымытым до блеска стеклом. Старшина никогда не имел дела с фототехникой, но и непрофессиональным глазом можно было определить, что оклада журналиста на приобретение такой аппаратуры вряд ли хватит. «Наверняка у хозяина есть левые доходы», — не без зависти заключил он. Самому-то Каласу пришлось буквально отвоевывать в окружном собесе каждую крону пенсионной надбавки по диабету. Но этот свободный художник в халате, кажется, не знает денежных проблем.

— К вашим услугам. — В дверях возник щеголеватый Любомир Фляшка в модной рубахе и вельветовых брюках. От жалкого типа, который встретил Каласа, ни следа. Элегантный молодой человек производил приятное впечатление.

— С вашего позволения… — начал Якуб Калас. — Я разыскивал вас в редакции. И одна девушка — ага, вот та, если не ошибаюсь (Калас показал на довольно удачный портрет на стене) — сказала мне, что вы дома.

— Понятно, Марьена! — заметил Фляшка с откровенной злобой, и желваки его зловеще заиграли.

Якуб Калас сразу смекнул, что фоторепортер проклинает сотрудницу редакции за разговорчивость, и еще больше обрадовался, что все-таки к нему попал.

— Одним словом, эта девушка, — он снова показал на снимок, — была чрезвычайно любезна и сообщила мне, что вы вернулись из командировки. Чуть с ног не сбился, пока вас нашел!

— Что же вам от меня угодно? — холодно спросил Фляшка.

— Собственно, ничего, — отвечал Якуб Калас. Потом, минутку переждав, пока удивление фотографа не перейдет в легкое, тщательно скрываемое возмущение, продолжал: — Так вот, надеюсь, вы меня поймете. Самому мне от вас ничего не надо. Я пришел с просьбой, вернее — с дельцем, которое сам себе поручил. У меня есть дочь, и она где-то видела ваши фотографии. Да что я говорю — «где-то»! Конечно же, в «Современной женщине» и еще на какой-то выставке. И доложила мне: это настоящий фотограф-художник! В полном восторге была! «Папочка, вот это да!» Сами понимаете, молодая женщина, год как вышла замуж… Нынешняя молодежь падка на все красивое. Подавай ей роскошное платье, квартиру, мебель, отпуск на роскошном курорте, хорошую картину — по возможности оригинал… А моя дочь обожает художественную фотографию! Кое-какие снимки и сама уже делала, но в сравнении с тем, что я тут вижу… Да что там! Какое может быть сравнение! Вот я и сказал себе: отчего не доставить девочке удовольствие? Разве не должен отец потешить свое дитя? А я из деревни, где все еще на стенах висят картинки с оленями, да озерами, да с белыми облачками на голубом небе… Я не специалист, в искусстве разбираюсь слабо, но все-таки имею представление, что такое безвкусица, и потому хотелось бы купить дочери хорошую художественную фотографию. Кто-то же должен начинать! Увидите, первой повесит снимок моя дочь, а после нее от заказов вам отбоя не будет!

— Преувеличиваете, — прервал его Любомир Фляшка, однако видно было, что этот монолог ему по душе. Внешне он изображал равнодушие, еще не совсем понимая, серьезно говорит Калас или за этим стоит что-то другое. Но в любом случае перспектива заработка была заманчивой.

— Нет, нет, — запротестовал Якуб Калас. — Я совершенно искренне! Повторяю, в фотографии я профан, но раз дочь сказала, что у вас чудесные картинки, значит, так оно и есть! У меня к вам предложение. Надеюсь, не откажете.

— Слушаю вас, — с кислой миной протянул Любомир Фляшка. Старшина в душе усмехнулся: «Ясно, почуял денежки и не хочешь испортить дело, выказывая чрезмерную заинтересованность. Знаем мы таковских! Клюнул, голубок!»

— Я бы купил фотографию. Художественную фотографию, оригинал! — произнес он торжественно, даже с оттенком восторга, и очень старался на самом деле выглядеть деревенским простачком, не знающим, куда девать деньги. — Для дочери. К годовщине свадьбы. Мой зять хоть и юрист, но и он любит искусство. Нынешние молодые могут это себе позволить. Иметь дома ценные, красивые вещи — нынче даже не особенная роскошь. Уж лучше тратить деньги на искусство, чем складывать их в чулок, — заключил старшина со всей серьезностью, на какую был способен. Он вошел в роль, не слишком, правда, опасаясь, что Фляшка его раскусит. Самовлюбленному журналисту и в голову не придет заподозрить его в чем-нибудь. Ведь нынче никто не любит выставлять себя дураком, скорее наоборот.

И верно, Любомир Фляшка посерьезнел. Якуб Калас был убежден, что на него подействовало еще и упоминание о юристе. Поначалу фотограф, скорей всего, призадумается, стоит ли иметь дело с человеком, в семье которого есть «законник», но потом мысли его примут иной оборот: он вспомнит про свои неприятности с милицией и станет прикидывать, нельзя ли использовать Каласа в своих интересах.

— Видите ли, — начал Фляшка уклончиво, — фотографии я вообще-то не продаю. Работаю для печати. Не знаю, кто вам посоветовал меня разыскивать, но я и правда фотографиями не торгую.

— О чем речь, понимаю, — хитрил, рассыпался мелким бесом Якуб Калас. — Вы, видать, человек скромный, среди художников это редкость… Но по моему разумению, в будущем вам обеспечена большая выставка. А после нее вы все равно будете продавать свои работы. Потом уж оно само собой пойдет. Когда у человека есть имя, все из-за него готовы лбы порасшибать…

Фотограф Любомир Фляшка все еще колебался. Твердый орешек, да только и Якуб Калас не лыком шит.

— Поймите, — настаивал он, — мне ничего не нужно задарма, надеюсь, это вам ясно? Могу и на бумаге написать. Мы с вами сразу же оформим заказ. Мне эта картина позарез нужна. Знаю, многие скорей повесят на стену какую-нибудь чепуховину, любую мазню, любую безвкусицу — цветочки, оленей в горах. — Калас намеренно упомянул сюжет картины, которую фотограф мог видеть в горнице у Юлии Крчевой. — А мне хочется, чтобы в квартире моей дочери висела красивая фотография. Пейзаж, портрет, обнаженная женская фигура… Или что-нибудь смонтированное, понимаете? Одна картина, составленная из кусочков многих, коллаж, или как там это называется… Вы художник, вам лучше знать, что тут можно сделать.

— Кое-что сделать, разумеется, можно, — Любомир Фляшка наконец-то улыбнулся. — Да ведь я не знаю вкуса вашей дочери.

Якуб Калас состроил мину гордого мамелюка.

— Ваша правда, пан Фляшка, на все сто ваша правда, маэстро. Моя дочь ужасно разборчива. Порой сам диву даюсь, откуда в ней такое глубокое понимание искусства? Эта картина, как вы понимаете, должна быть… одним словом, не абы какая! Например, как вон то дерево… ara, то самое, в узкой раме… Такая картина моей дочери наверняка понравится. А может, покажете что-нибудь еще?… Ведь у такого художника, как вы, должна быть целая коллекция собственных произведений! Я бы глянул на картинки, а вы мне посоветуете, что выбрать.

Любомир Фляшка, ничего не ответив, задумался, молча покусывая нижнюю губу. «Не перестарался ли я? — подумал Калас. — И в комедиантстве нужно знать меру».

Наконец фотограф прервал молчание:

— Хотите чашечку кофе?

— Кофе? Вы чрезвычайно любезны, маэстро! Кофе, говорите… Это хорошо, я бы выпил, но ведь у вас вряд ли найдется сахарин, неподслащенный кофе я не пью, а сахару мне нельзя. Так что лучше не утруждайте себя. С вашего позволения посмотрим картинки, чтобы я не слишком долго вас задерживал.

Любомир Фляшка некоторое время стоял как истукан, наконец решительно дернул плечом — мол, будь что будет — и повел гостя в темную каморку.

— Вот это да! — уважительно ахнул Якуб Калас при виде оборудования этого фотографического королевства. — Не удивляюсь, маэстро, что работа так вам удается! С «этакими-то игрушками нетрудно делать искусство!

— В фотографии важен глаз, — сухо заметил Любомир Фляшка.

— Глаз? — прикинулся непонимающим Калас.

— Глаз и чувство! — отрезал фотограф.

— Ах, вот оно что! — спохватился Якуб Калас и весело рассмеялся над собственной непонятливостью. — Ну как же, глаз и чувство! Простите, я в этих делах ни бельмеса не смыслю… Теперь буду стараться лучше понять искусство. У вас тут здорово!