Читать интересную книгу Фрактальный принц - Ханну Райаниеми

И почему меня это не удивляет?

Он думал, что ты окажешься на месте и…

Нет, на этот раз я его точно убью,отвечает Миели. А бу Нувас собрал целую армию. И вряд ли мне удастся незаметно проникнуть в обнаруженный им аль-Джанна и забрать нашего гогола.

Он подозревал, что ты рассердишься.

И был прав. Мерзавец.

Похоже, что в Сирре он получил что хотел. Теперь, как он говорит, дело за тобой.

Миели вздыхает.

Ну конечно. Ты можешь предоставить мне визуальную информацию по этому району?

Это довольно странная область. Если смотреть на карту Древней Земли, теперь ты, должно быть, летишь над Турцией. Очень много подходящих мест, где можно что-то спрятать.

Что бы это ни было, ему недолго оставаться спрятанным,говорит Миели.

И что ты собираешься делать? Мне очень жаль, Миели, я хотела бы оказать тебе более существенную помощь. Я остаюсь на связи с Пеллегрини, она занята чем-то в Ковше…

Миели не в силах сдержать проклятия. Все должно было быть не так. Вору не стоило соваться в местную политику, ему надо было просто выяснить местоположение аль-Джанна. А Миели оставалось потихоньку ускользнуть из своего отряда, забрать гогола и переслать его на «Перхонен».

Дай мне поговорить с ним,просит она.

Неприятно признавать, но все пошло не совсем так, как я ожидал,заявляет вор . Одноглазый торговец меня обошел. Если ты считаешь, что ситуация на поверхности слишком сложная, надо постараться сократить потери. Возможно, нам удастся воспользоваться моей находкой и проникнуть в разум Чена более прямым путем…

Но для этого тебе все равно необходимы Коды Основателя.

Да, полагаю, что это так,отвечает вор. И времени у нас маловато. Похоже, что в самом недалеком будущем разгорится открытая война между сянь-ку, василевами и пеллегрини.

Война,повторяет Миели.

Черт побери!восклицает вор. Чтобы добраться до аль-Джанна, тебе потребуется целая армия. Миели, бросай все это. Признаю свою ошибку. Мы поищем другой способ.

Армия,шепчет она.

О чем ты говоришь?спрашивает вор.

Миели игнорирует его вопрос, закрывает глаза и обращается с мольбой к Пеллегрини.

Глава двадцать пятая

ТАВАДДУД И СОВЕТ

На следующий день, когда Таваддуд должна предстать перед Советом, в ее камеру приходит Дуньязада. Камера представляет собой крохотную прямоугольную комнатку, где очень душно и полно Кающихся. Дуни долго стоит у дверей и смотрит на сестру. На ней официальный костюм мухтасибов Дома Гомелец из темной ткани, расшитой Тайными Именами. Но, к удивлению Таваддуд, на шее Дуни нет кувшина с карином.

— А ты знаешь, почему я стала мухтасибом? — спрашивает Дуни.

Таваддуд не отвечает.

— Потому что я хотела защитить от этого тебя.

Дуни произносит Тайное Имя, и Таваддуд оказывается в ее голове.

Она смотрит на город с башни. Это первый и важнейший долг мухтасибов: видеть другой Сирр, где живут джинны, наблюдать за потоками Печатей и соборов, слушать пульс и дыхание города в атаре. Ниеве, конечно, тоже здесь: она накладывает мазок за мазком, рисуя для нее ночной город, шепчется с доставляющими информацию Кающимися, носится по проводам и пятнам атара, свободным от дикого кода, чтобы показать Дуни теневую сторону реальности.

После проведенной в башне ночи ей всегда кажется, что Другой Город и есть настоящий Сирр: именно здесь она улаживает проблемы, проникая в виртуальный образ, дотрагивается до узлов, ощущая их в пальцах Дуни Ниеве, которые одновременно принадлежат миру тени и миру плоти.

Она думает о Таваддуд, о ее любви к монстрам, и гадает, понимает ли сестра всю сложность положения мухтасибов и двойственность их природы. Одна часть — это она сама, хранящая воспоминания об играх с сестрой на Стене, а другая часть — Ниеве, живущая в кувшинчике у нее на шее, это душа, которая рыщет по ночному городу в поисках тела.

Отец передал Дуни сплетателю, когда ей было семь лет. «Слишком поздно, — говорил тот человек, почесывая бороду. — Почему медлили? Она никогда не приживется».

Руки отца тяжело опустились на плечи мужчины, кольца джиннов впились в кожу на его шее. «Она Гомелец, — сказал тогда отец. — Она должна иметь карина». В его словах слышался отголосок споров с матерью. Дуни имела привычку притаиться где-нибудь неподалеку и слушать, как они обсуждают это. А Таваддуд в это время спокойно спала.

Той ночью мать просила подождать еще несколько месяцев. Она говорила, что пока не в силах их отпустить.

А отец сказал, что пора. И даже уже поздно. Потом помолчал и добавил, что одной было бы вполне достаточно, но мать должна выбрать.

«Как я могу выбрать?»

«Глупая женщина. Карин — это не зло. Это знак богатства и могущества. Это еще одна душа, дающая силы служить своему городу».

«Но не только это, — возражала мать. — Говорят, что после такого шага люди меняются. Я видела тебя с Херимоном. Ты становишься другим».

«Я это сделаю», — заявила тогда Дуни.

Родители оглянулись на нее.

«Моя милая, мой цветочек, ты сама не знаешь, что говоришь, — сказала ей мать. — Тебе пора в постель. Мама и папа беседуют».

«Я слышала, что вы обсуждали. Я хочу это сделать».

Отец внимательно посмотрел на нее, и его глаза потемнели, как всегда бывало в минуты глубокой задумчивости. А затем он объявил, что решение принято.

Джинн Ниеве опять приходит к ней холодным дуновением, и она снова становится другим существом. Она ощущает беспорядочные фрагменты дикого кода в атаре, мысли, фоглетами протянувшиеся по воздуху, прохладную оболочку Печатей. Теперь она не просто девочка Дуньязада, а облако светлячков, кружащих возле нее, и воспоминания внезапно кажутся глупыми. Именно здесь ее место, поэтому отец и свел их, поэтому сплетатель надевал ей на голову обжигающий виски шлем и заставлял видеть во сне Ниеве, а Ниеве — грезить о Дуньязаде.

Как она могла сомневаться в том, что это правильно?

— Только это не всегда правильно, — говорит Дуньязада.

Кувшин джинна она держит в руке.

— Я и не подозревала, — медленно произносит Таваддуд. — Почему ты рассказываешь все это сейчас?

— Потому что тебя намерены сбросить с вершины Осколка, а отец не собирается вмешиваться, лишь бы обеспечить желаемое решение при голосовании. Хотя есть и другие пути.

— Зоку, — догадывается Таваддуд.

— Да. Как я вижу, ты успела поговорить с Сумангуру, или как там его зовут на самом деле.

— А почему именно они?

— Потому что мне не нравится,кем я стала в паре с Ниеве. Это не то, что было у тебя с Аксолотлем. Мы все монстры, Таваддуд, все мухтасибы. Нас соединяют с джиннами и получают новых существ, и никого не интересует, как нам тяжело. Я хочу отыскать другой путь. Я надеялась, что ты поймешь, что вылезешь из своей раковины и поможешь мне. А вместо этого ты приняла безумие своего Аксолотля и стала убийцей.

Таваддуд качает головой.

— Это не так.

Она рассказывает сестре историю Сумангуру и Абу Нуваса и открывает все, что они обнаружили. Дуни внимательно слушает.

— Если Абу Нувас доберется до аль-Джанна, все остальное будет уже неважно, — говорит Таваддуд. — Сянь-ку перестанут осторожничать. Крик Ярости повторится в десятикратном размере. И на этот раз они одержат победу.

— Я тебе верю, — отвечает Дуни. — Ты отлично умеешь заговаривать зубы, но меня тебе никогда не удавалось обмануть.

— И что же нам делать?

— Сложившаяся ситуация может оказаться нам полезной. Она дает мне повод предложить союз с городом Супра и организовать у нас представительство зоку. Но нужны доказательства. В противном случае нам никто не поверит. Нувас — очень влиятельная фигура. Можно ли как-то доказать его связь с убийцами?

— Аксолотлю неизвестно, как это было сделано. Он отдал Нувасу свою историю, а потом очнулся в разуме Алайль. Так или иначе, его все равно никто не станет слушать. — Таваддуд сжимает пальцами виски. — Как бы мне хотелось показатьим.

— Нет, совместное свидетельство тоже не годится, тем более если в нем участвует Аксолотль. Кроме того, в роли козла отпущения ты просто идеальна. Паршивая овца из семейства Гомелец, сговорившаяся с самим дьяволом, чтобы свергнуть Соборность и все, что с ней связано, из-за того, что ее мать погибла в Крике Ярости. — Некоторое время Дуни молчит. — Эти мерзавцы все превосходно спланировали. Но не все потеряно. Я могу вытащить тебя отсюда. У меня есть связи…

— Дуни, я должна попытаться. Я должна дать показания.