ясно, что пропавшего подростка настойчиво и разными способами выманивали из дома. Если судить по содержанию электронного письма – в Москву.
Но все-таки это был прокол. Помалкивать бы ей надо, а не петь Антону про звонок. Хотела же изначально обрисовать ситуацию проще: мол, уехал, ничего не объяснив, и знать не знаю, куда.
Впрочем, ее растерянность была объяснима, а значит, извинительна.
Однако при сложившемся положении дел следовало кое-что доработать. Например, оставить свежие следы мальчишки в его московской квартире.
И тогда она подвела хозяина к мысли, что перво-наперво надо посетить эту квартиру. Вдруг крысеныш там и прекрасно себя чувствует? И вызвалась съездить сама.
Свои убогие самодельные визитки он хранил в органайзере на компьютерном столике, и лишь несколько карточек держал при себе. Одну, из органайзера, Евгения Петровна продемонстрировала штукатуру-маляру, занятому ремонтом в его квартире, и сумела внушить, что они с напарником прозевали приход подростка, не расслышав, как тот колотится в дверь. Вот же визитка его, видите? Запомнили, что за дверным косяком снаружи она была? То-то же.
Сложнее было разобраться с его одеждой, а предпринять что-то нужно было срочно и обязательно. Придумывать способ пришлось на ходу и сразу же по возвращении Антона.
Получив от него одобрение съездить и проверить, записав нужный адрес, она зашла в свою комнату под предлогом необходимости переодеться. Переоделась, а затем брезгливо вытащила из нижнего ящика комода пакет с мальчиковыми рубашкой и джинсами, уложила его в свой рюкзак.
Не дыша спустилась с крыльца и направилась через двор к калитке, страшась, что Антон задаст вопрос, зачем ей рюкзак и отчего он пухлый. Антон ничего не заметил.
Заморочить голову простофиле-штукатуру, устроив небольшой скандал с наездом, не стоило ни малейшего труда. Она беспрепятственно припрятала пакет в прихожей, задвинув его к плинтусу между галошницей и вешалкой, где он среди обувного старья и строительного мусора был незаметен.
Шмотки – ее косяк. У крысеныша одежды было наперечет, и менты, если будут разбираться, спросят, как был одет пропавший. Ей нужно быть готовой ответить.
Накануне вечером, когда она вошла в его спальню и сообщила, что Антону Дмитриевичу грозит опасность, она нашла в подвале какие-то важные документы, которые следует перепрятать, этот малолетний дебил кинулся впереди нее, даже не переодевшись. Как был в пижаме, так и побежал, только кроссовки напялил на босу ногу. Евгения Петровна предусмотрительно прихватила с тумбочки его смартфон и рюкзак, стоявший у двери, подивившись при этом, что тот тяжелый, зонт он, что ли, с собой таскает.
«Сюда, Ваня, сюда, это рядом», – приговаривала она приторным голосом, толкая его в худосочные лопатки.
Когда он очутился в угольной клетушке и принялся туповато озираться, Евгения Петровна, следующая по пятам, сунула его смартфон между косяком и дверью со стороны петель и жахнула створкой что есть мочи. Крысеныш оглянулся на треск, а она сказала: «Что на меня смотришь? Туда посмотри, вот эта папка».
Дебил наклонился над пустым коробом и тут же оказался внутри.
У Евгении Петровны сильные руки.
Рюкзак полетел следом, за рюкзаком – раздавленный смартфон. Ни к чему ей морока прятать где-то его барахло, если можно схоронить его вместе с мальчишкой.
Когда дело было сделано, она с опозданием вспомнила, что одет он был не для поездки в город, и всполошилась. Обозвав себя безголовой курицей, отыскала в грязном белье рубаху с испачканным краской рукавом, которую отчищать не собиралась, а из шкафа в его комнате вытащила джинсы, и, уложив в пакет, решила отвезти куда-нибудь подальше от Тимофеевки. А потом подумала: «А вдруг меня увидят, когда буду закапывать вещи? Даже если в речку с моста сбросить, все равно могут очевидцы найтись. Нужно действовать хитрее. Но как?»
Никакой спешки, как ей казалось, не было, и утро вечера мудренее, а завтра со свежей головой она обязательно что-нибудь дельное придумает.
Она уснула легким сном счастливого человека и проспала до позднего утра, пока ее не разбудил приезд Антоши.
Если бы у нее в запасе было семь обещанных дней, а не скудные сутки, все прошло бы без сучка и задоринки. За время отсутствия Антона она нашла бы способ крысеныша упокоить. Захочет пить – попьет что предложат. И с трупом его разобралась бы, для чего иначе существует садовый секатор, и зачем она запаслась сорокакилограммовым мешком негашеной извести, ждущим своего часа в сарае?
А Антоше бы сказала – уехал Иван. Он очень неблагодарный мальчик. Не сказал куда, не назвал причину, уехал и все.
Антоша дотошный и, скорее всего, проверил бы сообщения, пришедшие на почту крысеныша, и, возможно, обратился бы с этим в полицию. Там ему объяснили бы вежливо и доходчиво, что найти попытаются, но гарантировать успех не могут, время упущено. Мальчик уехал неделю назад и, судя по содержанию письма, – в Москву, ну а дальше направиться мог куда угодно. Мало ли подростков мотается по стране, мало ли их оседает по привокзальным закоулкам – бесприютных маленьких токсикоманов.
Все пошло наперекосяк. В первые минуты, когда Евгения Петровна услышала звук отпираемой двери, а потом шаги хозяина в холле, на лестнице, на втором этаже, она заметалась по своей комнате в одной ночнушке, панически не зная, как себя вести и что ему сказать. Не сумев справиться с растерянностью и страхом, решила их и не скрывать. Причина ведь была очевидна – мальчик пропал, беда в доме.
Именно нервозностью она объясняла следующий свой промах.
Антону, а затем и гущинской квартирантке она опрометчиво сказала, что крысенышу якобы позвонил поздно вечером неизвестный и сообщил об опасности, которая грозит опекуну, и только крысеныш может Антона Дмитриевича выручить из передряги. Но в электронном сообщении она написала иначе: что это Ивану грозит опасность от опекуна! Если начнут сличать, могут насторожиться.
А потом подумала: «Да кто сличать-то начнет? Кому он, крысеныш, нужен? К тому же я скажу, что напутала с перепугу. Могла напутать пожилая женщина? Ну естественно. Пожилые – они вечно все путают».
И улыбнулась. И успокоилась.
Возвращаясь электричкой в Тимофеевку после визита к малярам-штукатурам, она умиротворенно вздремнула, сидя у окна полупустого вагона.
Душевный мир продлился недолго.
Пока она навещала штукатуров, Антон, выполнив неотложные дела в суде, посетил полицию – то ли областной отдел, то ли районный. И привез с собой двух ментов в штатском.
Евгения Петровна едва успела переодеться и руки с дороги помыть, даже чаю не попила. Приезд сыскарей застал ее врасплох, и про визитку Антону она не сообщила, как-то все некстати казалось. Он водил полицейских по дому, не