— У вас усталый вид, — нервно проговорила она. Потому что так оно и было.
Он пожал плечами:
— Я плохо спал. Со мной так часто бывает.
Голос его прозвучал странно, и она внимательнее всмотрелась в него. Он на нее не глядел, глаза его были устремлены куда-то вдаль. Или на корень дерева… Затем он посмотрел на свои ноги, одна из которых ковыряла носком землю. У него было какое-то знакомое ей выражение лица… И вдруг ее осенило: так он выглядел в тот день в парке, когда разнес выстрелом мишень…
А потом не хотел об этом говорить.
— Мне очень жаль, — сказала она. — Я терпеть не могу, когда мне не спится. Такая мука!
Он снова пожал плечами, но движение выглядело напряженным.
— Я к этому привык.
Какое-то мгновение она молчала, а потом осознала, что напрашивается простой вопрос:
— Почему?
— Почему? — эхом повторил он.
— Да. Почему вам трудно заснуть? Вы это выяснили?
Себастьян сел рядом с ней и уставился на воду, где все еще расходились круги от бросания камешков. На какой— то момент он задумался, потом открыл рот, словно собираясь что-то сказать…
Но промолчал.
— Мне достаточно только закрыть глаза, — продолжала она.
Это привлекло его внимание.
— Когда я собираюсь заснуть, — объяснила она, — я должна закрыть глаза. Если я лежу и смотрю в потолок, можно сразу признать поражение. В конце концов, как заснуть с открытыми глазами?
Себастьян на миг представил себе это и, криво улыбнувшись, признался:
— Я смотрю в потолок.
— В этом и есть ваша проблема.
Он повернулся к ней. Она смотрела на него открыто, ясным взглядом. А он смотрел на нее и думал, как хотелось бы ему, чтобы все дело было только в этом… и вдруг ему подумалось: а может, и вправду это так? Возможно, самые мудреные вопросы имеют простые ответы. Жизнь наверняка проще, чем мы о ней иногда думаем.
Возможно, для него таким простым ответом была именно она.
Ему захотелось ее поцеловать. Это желание нахлынуло внезапно… необоримо. На этот раз ему просто хотелось прижаться губами к ее губам. И ничего больше. Простым поцелуем благодарности… или дружбы, а возможно, настоящей любви.
Но он не станет этого делать. Пока не станет. Она склонила голову набок и посмотрела на него так, что он заинтересовался, о чем она сейчас думает. Он хотел узнать ее по-настоящему, хотел узнать ее мысли… надежды… страхи. Ему важно было выяснить, о чем она думает в те ночи, когда не может заснуть. А еще — о чем она мечтает, когда сон наконец овладевает ею.
— Я лично думаю о войне, — тихо произнес он. Он никогда никому об этом не рассказывал.
Она кивнула. Легкое крохотное движение, которое он едва заметил.
— Должно быть, это было ужасно.
— Не все. На войне бывают разные дни. Но то, что вспоминается мне по ночам… — Он закрыл на миг глаза, не в силах изгнать из памяти едкий запах порохового дыма, крови и — хуже всего — орудийного грома.
Она положила ладонь на его руку.
— Мне очень жаль.
— Сейчас уже не так плохо, как было раньше.
— Это хорошо. — Она ободряюще улыбнулась. — Что изменилось? Как вы думаете?
— Я… — Но нет, не мог он это сказать. Не мог рассказать ей. Пока не мог. Как мог он поведать ей о своем писательстве, когда даже не знал, понравилось ли ей прочитанное? Его совершенно не тревожило, что Гарри и Оливия считают романы Горли такими ужасными… ну, может, не совсем… Однако если Аннабел их возненавидит… что-то изменится в его жизни далеко не в лучшую сторону.
Этого он не вынесет.
— Думаю, что время берет свое, — сказал он. — Говорят, что оно залечивает все раны.
Она снова кивнула, этим маленьким движением, которое — ему приятно было так подумать — мог заметить только он. Затем она с любопытством посмотрела на него.
— В чем дело? — спросил он, видя, что она нахмурилась.
— Я подумала, что глаза у вас точно такого цвета, как мои, — с удивлением заметила она.
— Только подумать, какие у нас будут чудесные сероглазые дети, — выпалил он, не успев подумать.
Взгляд ее помрачнел, и она отвела глаза в сторону. Проклятие! Он вовсе не собирался на нее давить. По крайней мере, не так скоро. Сию минуту он был просто счастлив. Идеально и уютно. Он рассказал другому человеческому существу один из своих секретов, и небо не рухнуло на землю. Поразительно, как великолепно он себя почувствовал.
Нет, это было неправильное определение. Это его огорчило уже как литератора. Его ремеслом было подбирать правильные слова и выражения, а тут он не знал, как правильно выразиться… Он ощутил подъем, невесомость, облегчение… И в то же время ему хотелось закрыть глаза, положить голову на подушку… рядом с ее головой и заснуть. Он никогда ничего подобного не испытывал.
А теперь он взял и все загубил. Она уставилась в землю, лицо ее вдруг осунулось. С него сбежала вся краска.
Это шло изнутри. И это разбило ему сердце.
Он внезапно увидел будущее… ее жизнь в качестве жены его дяди. Жизнь со стариком не сломает ее, но вытянет из нее все соки… иссушит.
Он не мог этого допустить. Просто не мог, и все!
— Вчера я попросил вас выйти за меня замуж, — произнес он.
Она отвела взгляд. Не стала смотреть на ноги, но и на него смотреть не стала.
У нее не было ответа. Он был потрясен, насколько это его уязвило. Она даже не отказывала ему, только просила у него еще времени.
Молча просила, поправил он себя. А может быть, еще точнее было бы сказать, что она избегала этого вопроса.
Но все же он ведь просил ее выйти за него замуж. Это факт! Она что, полагает, он легко, играючи сделал такое предложение? Он всегда считал, что когда наконец решится предложить женщине выйти за него замуж, эта женщина зальется счастливыми слезами и будет вне себя от радости и восторга. Радуга засияет на небе, над головой затанцуют бабочки, и весь мир запоет, взявшись за руки.
И по крайней мере она скажет ему «да»! Он не считал себя мужчиной, которому женщина может сказать нечто противоположное.
Он поднялся на ноги, слишком взволнованный, чтобы продолжать сидеть. Весь его покой, вся счастливая невесомость пропали без следа.
Что, черт возьми, ему делать теперь?
Глава 20
Аннабел наблюдала, как Себастьян пошел к воде. Он остановился у самого края, так что почти замочил ботинки, и посмотрел на противоположный берег, замерев в позе напряженной и непреклонной.
Это было так на него не похоже. Как будто перед ней был другой человек.
Себастьян всегда двигался грациозно, держался раскованно. Каждое его движение напоминало своеобразный танец, каждая улыбка — скрытую поэму. А сейчас все было как-то неправильно… Это был не он.
Когда она успела так хорошо его изучить, что могла по линии спины сказать, что с ним не все ладно? И почему ей было так больно от этого? Неужели она так хорошо его знает? Когда же она успела его изучить?
Прошла, казалось, целая вечность, пока он повернулся к ней и произнес с терзающей сердце формальностью:
— По вашему молчанию я могу рассудить, что у вас нет для меня ответа.
Она слегка дернула головой. Крохотное движение, подтвердившее его слова.
— Это подрывает мою уверенность в себе, — продолжал он, — если взглянуть на происходящее сточки зрения психологии.
— Все так сложно, — промолвила Аннабел.
Он скрестил руки на груди и вопросительно вздернул бровь. В мгновение ока он вдруг сделался прежним, самим собой. Напряженность пропала, сменившись легкой непринужденностью, и когда он направился к ней, держался с той неуловимой грацией, которая так ее покоряла.
— Это вовсе не сложно, — сказал он. — Ничего не может быть проще. Я попросил вас выйти за меня замуж, и вы совсем не против. Все, что от вас требуется, — это сказать «да».
— Я не говорила…
— Но вы этого хотите, — произнес он с невероятной раздражающей уверенностью. — Вы же знаете, чего хотите.