– А теперь я покажу вам фокус, – сказала Анна Андреевна, окончив излагать речь Суркова. Из той же сумки она достала газету и протянула мне. – Раз, два, три! Читайте – вот тут, на сгибе.
Я прочла:
«С большой речью выступил тов. А. А. Сурков»102.
– Совершенная правда, – сказала Анна Андреевна. – Пресса не лжет. Я свидетель. В самом деле выступил, в самом деле Сурков и в самом деле с большой. Точка. Все.
8 июля 56 Анна Андреевна в Ленинграде, но скоро приедет для свидания с Сурковым.
Вчера, после большого перерыва, я виделась с Наталией Иосифовной. Она была в Ленинграде, навестила Анну Андреевну и на даче и в городе. Очень бранит Иру: Анна Андреевна одинока, заброшена, неустроена.
Лева влюбился в Наташу. Она говорит, этому грош цена, он влюбляется каждую минуту.
18 июля 56 Приехала Ахматова. Звонила. Вечером я буду у нее.
Вернулась от Анны Андреевны. Она посвежела, похудела – Комарово служит свою службу. Новое серое платье очень идет к седине. За чаем шуточки Ардова: «madame Цигельперчик». Затем мы у нее в комнате, одни; она сидит в углу постели, сложив руки на коленях, скорбно подняв брови – печальная, доверчивая, торжественная – говорит:
– Жизнь ко мне очень жестока, и вот сейчас одна из наибольших жестокостей: эта книга, составленная Сурковым. Я его не виню, иначе, наверное, нельзя. Перед моим отъездом он просил, чтобы я в Ленинграде посмотрела выбранные им стихи, подумала над отбором. Я даже в руки их не взяла. Меня эта книга не выражает совсем, нисколько.
Она вынула из чемоданчика и положила передо мной папку. Я открыла. Но не успела я перевернуть две страницы – Анна Андреевна захлопнула ее и с искаженным лицом снова засунула в чемодан.
23 июля 56 Вчера у Анны Андреевны.
Ардовых старших нет; в столовой мальчики и девочки пьют и танцуют на просторе.
Анна Андреевна вялая, грустная. Ждет звонка Суркова, а Сурков не звонит.
Сказала мне:
– Вот если бы вы составили мою книгу!
Она ошибается. Ничего хорошего из этого не вышло бы. Я составила бы, издательство зачеркнуло бы. Никакого толку.
25 июля 56 Вечером меня позвала Анна Андреевна. У нее Юлиан Григорьевич. Я застала препирательство об одной записи в дневнике Пушкина. Впрочем, довольно вялое. Юлиан Григорьевич отяжелевший, померкший. Видно, неприкаянная жизнь «под Москвой» ему уже не по силам103. Оживился он ненадолго, рассказывая про новую книгу Шкловского о Достоевском104. Рукопись была у него с собою, и он прочел нам вслух начало статьи. Я слушала, недоумевая. Картонное, из папье-маше, красивенькое, совершенно антидостоевское описание Петербурга.
Анне Андреевне не понравилось тоже. Она это высказала.
Юлиан Григорьевич смутился. «Что же, значит, я неверно вижу, я пристрастен?»
– Голос друга! – глубоким и тоже дружески участливым голосом произнесла Анна Андреевна.
Я попросила ее прочитать «Ленинградскую элегию»[179]. Она прочла сначала «трещотку прокаженного»[180], потом «Кто чего боится»[181]. Читая «трещотку», очень искусно взяла в кавычки слово «смелых»: «я научу шарахаться ва-ас, «сме-елых», от меня». Только в заключение и после долгой паузы прочитала элегию.
Я думала, слушая: если память умерла, то отсюда уже недалеко до физической смерти.
27 июля 56 Вчера вечером опять была у Анны Андреевны.
Тороплюсь записать ее дорогие слова.
Но сначала про другое.
Я прочитала ей «Балладу о рыбаке». Волновалась так, будто читала свое.
– Хорошие стихи, – сказала Анна Андреевна. – Настоящая большая лирика. Имеет шансы сделаться народной песней, как «Меж высоких хлебов затерялося»…105
Я сказала, что постепенно прихожу к такому убеждению: лирическая поэзия расположена где-то неподалеку от этики.
– Да, конечно, – медленно произнесла Анна Андреевна. – Во всяком случае в некоторые эпохи.
– И ведь стих здесь самый что ни на есть наивный, прямой, – сказала я о балладе. – А все равно – стих.
– Да, конечно, – опять согласилась Анна Андреевна. – Это тоже «Старик и море», только сильнее, важнее. Мальчик написал правду – и правда сию же минуту расплатилась с ним чистым золотом поэзии. – Анна Андреевна помолчала. Подумала. – Но не всегда так бывает. Те хорошие люди – ну, в девяностых годах – они ведь писали тоже от благородных чувств, но их чувства не слагались в поэзию, потому что стих тогда был совершенно уничтожен, убит. «Великие учителя» отучили создавать поэзию и воспринимать ее. А сейчас у этого мальчика за спиной – снова высокая культура стиха.
Я высказала Анне Андреевне одну свою любимую мысль. Поколения, идущие следом за моим, утратили русскую классику. Литературные мальчики и девочки моего возраста знали и любили смолоду Батюшкова, Пушкина, Баратынского, Лермонтова, Тютчева, Некрасова, Полонского, Фета. Это потому, что в юности или даже в детстве они пережили каждую строку Блока, Ахматовой, Мандельштама. Я помню, как двенадцатилетними девочками мы с Женей Лунц прятались в школьном шкафу (где стояли географические карты и другие пособия) и читали друг другу по очереди наизусть «Незнакомку», «Соловьиный сад», и «У самого моря». Современные стихи, пронзившие нас, словно личные письма, нам адресованные, оказались надежным путем к постижению Баратынского и Тютчева. Теперешняя молодежь не может пробиться к классикам, потому что туда один путь – через современную поэзию – а ее нет. А та, что есть – запечатана.
Тут Анна Андреевна и пожаловала мне орден «Славы» первой степени.
– Так думали все умные люди нашего поколения, – со скромной гордостью сказала она.
Сурков не звонит. Это превращается в наваждение, в кошмар. Между тем известно, что в плане «Советского писателя» книга Ахматовой держится прочно. Быть может, ее собираются выпустить без участия автора? И это возможно. Все возможно. Анна Андреевна думает, что надежда была ложная и снова всему конец. «И хорошо, и отлично», – говорит она.
Я спросила, не стоит ли позвонить Суркову самой? Ну, не ей самой, но, скажем, я могу позвонить от ее имени.
– За 68 лет своей жизни, – сказала Анна Андреевна, – я заметила, что самой звонить бесполезно. Пока у них не сварится, они все равно ничего не скажут.
1 августа 5 6 На днях вечером у меня была Анна Андреевна.
Сурков не звонил. Она подчеркивает, что ей это решительно все равно. Между тем, книга ее твердо стоит в плане, а имя, без эпитета «блудница», упоминается чуть ли не в каждом номере «Литературной газеты».
За чем же дело стало?
3 августа 56 С утра звонок: Анна Андреевна просит отвезти ее в Переделкино.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});