Внутреннее сопротивление Митчела сменилось нескрываемым весельем.
– Не торпедами. Противовоздушными зенитками, – поправил он, переплетая ее пальцы со своими. – Его сын Алекс был моим соседом по комнате в одном из пансионов. Как-то он упросил меня провести зимние каникулы на их острове, уверяя, что иначе «в одиночестве подохнет от скуки», поскольку Ставрос даже за столом толкует о бизнесе. Богатенькие детки редко интересуются, как нужно делать деньги. Им больше нравится их тратить.
Кейт заметила, что Митчел словно исключил себя из категории «богатеньких деток», но не попыталась выяснить почему, и вместо этого с любопытством спросила:
– И что, отец Алекса действительно толковал о бизнесе за завтраком, обедом и ужином?
– Непрерывно, – хмыкнул Митчел. – Но мне не было скучно. Я был потрясен и околдован. Он, разумеется, понял это и, думаю, понадеялся, что я каким-то образом послужу примером Алексу. На следующие каникулы он настоял, чтобы Алекс снова пригласил меня на остров. После этого мы часто виделись. В последующие годы он взял меня под свое крылышко, наставлял и учил, пока я не усвоил его теории. После окончания колледжа он дал мне работу непосредственно под своим руководством, чтобы, как он выразился, «завершить мое образование». Со временем он позволил мне самостоятельно заключать сделки и делить с ним прибыли... или потери.
– Какой чудесный человек, и до чего же тебе повезло!
Митчел согласно кивнул, не упомянув о том, что с того дня, как ему исполнилось семнадцать, жена Ставроса неоднократно пыталась соблазнить его. Ничего не сказал он и о более ранних и менее приятных встречах с богатыми семьями одноклассников: хорошо воспитанными, учтивыми людьми, которых он встречал, когда их сыновья приглашали Митчела провести с ними каникулы. Они задавали ему одни и те же неприятные вопросы, которых он заранее страшился. Вопросы о том, откуда он и кто его родители. Убедившись, что он чужак в их кругу, без семьи и связей, они часто обращались с ним как с авантюристом, скользким типом, пытающимся втереться в доверие к их детям по причинам, которые они считали крайне нежелательными и подозрительными.
Некоторые заходили так далеко, что звонили директорам пансионов и жаловались на сомнительное происхождение мальчишки, с которым общаются их дети. И неизменно слышали в ответ, что «Митчел получает стипендию, как способный молодой человек и одаренный спортсмен», в котором крайне заинтересован очень влиятельный американский фонд. Митчел узнавал это от детей чересчур заботливых родителей.
И сейчас, шагая рядом с Кейт, он пытался вспомнить, сколько раз в школьные годы слышал вопрос, не родственник ли он чикагских Уайаттов. Какая утонченная ирония заключена в том, что обычно он отвечал отрицательно. Этим, видно, и объяснялось, почему сейчас он едва мог заставить себя признать, что на самом деле ответ прямо противоположен.
Глава 22
Лежа в объятиях Митчела, Кейт смотрела в окно, наблюдая, как ночное небо постепенно светлеет. Вернувшись с пляжа, они пошли под душ и внезапно обнаружили, что ужасно проголодались. Остатки пиршества – блинчики с клубникой и яйца по-бенедиктински – все еще лежали на журнальном столике.
Поужинав, они легли, но на уме у Митчела было кое-что иное, чем сон. Яростная, свирепая, требовательная настойчивость ласк на этот раз сменилась медленной, жаркой чувственностью. Неумолимо увлекая Кейт к последнему, исступленному, наслаждению, то и дело, сворачивая на ранее не изведанные эротические маршруты, чтобы вознести ее на самый пик, Митчел настойчиво шептал инструкции и ободряющие слова, так же возбуждавшие Кейт, как и все то, что он делал с ней. К тому времени как он позволил ей забиться в конвульсиях, обезумевшая Кейт извивалась в его объятиях, снова и снова лихорадочно повторяя одно слово «пожалуйста».
Когда последняя судорога улеглась, он сменил темп своих выпадов, и обмякшее тело Кейт словно по собственной воле вдруг изогнулось, как туго натянутый лук, стремясь прижаться к нему, пока он изливался в нее. Кейт услышала собственный стон и прильнула к нему, захваченная мгновением, оказавшимся не только бурно-чувственным, но и почти неистово-духовным.
Позже, оглядываясь назад, она могла бы посчитать себя наивной ученицей, только что получившей урок от истинного, всезнающего, возможно, менее увлеченного мастера... если бы не то обстоятельство, что днем после бурной интерлюдии Митчел прижался к ней всем телом, зарылся лицом в изгиб ее шеи и долго лежал так, словно и на него не менее сильно подействовало все, что произошло.
И сейчас, когда она смотрела на рассвет, ее рука лежала в его руке, а большой палец гладил ее ладонь. Обоими овладела полудрема, периоды молчания становились все дольше, но по мере того как поднималось солнце, свет нового дня вытеснял спокойную эйфорию и наполнял Кейт угрызениями совести и тревогой за Эвана.
Она хотела позвонить ему вчера перед походом в казино, зная, что к этому времени Эван играет в теннис в своем клубе. Она оставила ему сообщение на голосовой почте, заверив, что вовсе не сердится и прекрасно проводит время, посещая соседние острова, и ему абсолютно ни к чему волноваться или чувствовать себя в чем-то виноватым.
Все, сказанное ею, было правдой. Но вот то, о чем она умолчала, делало ее сообщение непристойным, непростительным обманом. С другой стороны, не может же она порвать с ним по телефону! Это нечестно по отношению к человеку, с которым она была вместе много лет, и особенно после того, как он заговорил о свадьбе! От их запланированной десятидневной поездки осталось только четыре дня. Если суд протянется еще день-другой, он, разумеется, решит, что нет смысла лететь на Ангилью.
Почувствовав, как изменилось ее настроение, Митчел повернул голову к женщине, подарившей ему самые восхитительные, ослепительные, незабываемые сексуальные впечатления. Рыжие локоны в страшном беспорядке рассыпались по плечам и груди, а фарфорово-белые щеки все еще чуть розовели после занятий любовью, но выражение лица было грустно-задумчивым. Митчел предположил, что она, скорее всего, думает о своем дружке и гадает, собирается ли он прилететь сегодня. Сам он думал о том же.
– Тревожные мысли?
– Не совсем. И не о тебе, – со вздохом заверила Кейт, но тут же улыбнулась и спросила: – Ты был женат?
Обычно подобный вопрос в подобной ситуации настораживал его, но они лежали в постели, время от времени задавая друг другу отрывочные, часто бесцельные вопросы. В конце концов, они только сейчас познали друг друга в самом интимном смысле, и хотя между ними возникли какие-то чувства, фактов явно не хватало. Поскольку они уже обменялись информацией о любимом времяпрепровождении, любимых блюдах, наименее любимых политиках и так далее, вопрос показался вполне резонным.