Дейзи уже была оседлана. Анна ждала, тихо разговаривая с кобылой. Она наблюдала, как лорд Свартингэм, склонив голову, внимательно слушает главного конюха, пожилого жилистого мужчину с узловатыми, изувеченными артритом и давними переломами руками. Конюх держался с достоинством, чопорно подняв голову. Как многие жители сельской местности, он говорил медленно и любил обсуждать проблемы обстоятельно. Анна заметила, что граф терпеливо дает ему возможность высказаться, не торопя и не прерывая его речь, пока главный конюх не почувствовал, что проблема достаточно выяснена. Затем лорд Свартингэм легонько похлопал мужчину по спине и какое-то время задумчиво смотрел, как тот выходит из конюшни. Граф повернулся и направился к ней.
Без всякого предупреждения тихая Дейзи, спокойная Дейзи встала на дыбы. Копыта с железными подковами взрезали воздух лишь в нескольких дюймах от лица Анны. Она отступила назад к дверям стойла, съежившись. Копыто тяжело ударило по дереву рядом с ее плечом.
– Анна! – прокричал граф, перекрывая испуганный всхрап стоящих рядом лошадей и безумное ржание Дейзи.
Крыса пробежала под дверь стойла, щелкнув лысым хвостом, перед тем как исчезнуть. Лорд Свартингэм ухватился за недоуздок и силой оттащил кобылу прочь. Анна услышала ворчанье и стук двери стойла.
Сильные руки обхватили ее.
– Господи, Анна, ты ранена?
Она не могла ответить. Страх, казалось, сжал ей горло. Он пробежал руками по ее плечам и рукам, торопливо ощупывая и поглаживая.
Она не могла сдерживаться; ее глаза закрылись.
Он поцеловал ее.
Ее губы были горячие и сухие. Мягкие и настойчивые. Они легко двигались по ее губам, прежде чем он повернул голову и сильно прижался. Ее ноздри трепетали, и она чувствовала запах лошадей и вдыхала его запах. Она неуместно подумала, что всегда теперь будет ассоциировать запах лошадей с лордом Свартингэмом.
С Эдвардом.
Он скользил своим языком по ее губам – так мягко, что сначала она думала, что ей почудилось это. Но он повторил ласку, прикосновение, подобное замшевой коже, и она открыла ему свой рот. Она почувствовала, как его тепло вторгается ей в рот, наполняя его, лаская ее язык. Она ощутила вкус кофе, который он, должно быть, пил на завтрак.
Анна сцепила пальцы у него на затылке, и он шире раскрыл губы и притянул ее ближе, проведя рукой по ее щеке.
Она перебирала руками волосы у него на затылке. Его коса расплелась, и она наслаждалась шелковым ощущением его волос между пальцами. Он провел языком по ее нижней губе и зажал ее зубами, нежно посасывая. Она услышала собственный стон. Она дрожала, ноги едва держали ее.
Стук, донесшийся с конюшенного двора, резко вернул Анну к действительности. Эдвард поднял голову и прислушался. Один из помощников конюха бранил мальчика за то, что тот уронил сбрую.
Он повернул голову обратно к Анне и погладил большим пальцем по ее щеке.
– Анна, я…
Но его мысли, казалось, витали где-то далеко. Он покачал головой. Затем, как бы по принуждению, он приложился нежным поцелуем к ее рту и задержался на мгновение, когда поцелуй стал глубже.
Но что-то было не так. Анна чувствовала это. Он ускользал. Она теряла его. Она прижалась ближе, стараясь удержать его. Он пробежал губами по ее скулам и легко, мягко по закрытым векам. Она чувствовала, как его дыхание прорывалось сквозь ее ресницы.
Его руки опустились, и она почувствовала, что он отступил от нее.
Она открыла глаза и увидела, что он проводит рукой по волосам.
– Прости. Это было… Боже, прости.
– Нет, пожалуйста, не извиняйтесь. – Она улыбнулась, и тепло распространилось у нее в груди, когда она собиралась с духом. Возможно, наступил подходящий момент. – Я хотела поцеловать так же сильно, как и вы. На самом деле…
– Я помолвлен.
– Что? – Анна отпрянула, как от удара.
– Я помолвлен и собираюсь жениться. – Эдвард поморщился, словно от отвращения или, возможно, от боли.
Она стояла, замерев, пытаясь осознать простые слова. Оцепенение проникло в ее тело, вытеснив тепло, будто его никогда там не было.
– Поэтому я ездил в Лондон – чтобы завершить брачные переговоры. – Эдвард расхаживал взад-вперед, взволнованно проводя руками по своим взъерошенным волосам. – Она дочь баронета, очень древнего рода. Я думаю, они могли прийти вместе с Вильгельмом Завоевателем, это более древний род, чем де Раафы. Ее земли… – Он остановился неожиданно, как будто она прервала его.
Анна не прерывала.
Он встретился с ее взглядом на тягостное мгновение, а затем отвел взгляд. Она почувствовала, что узы, протянувшиеся между ними, разорвались.
– Простите, миссис Рен. – Он откашлялся. – Мне не следовало так вести себя с вами. Даю вам слово чести, что этого не случится вновь.
– Я… я… – Она попыталась выдавить слова из своего занемевшего горла. – Я должна вернуться к своей работе, милорд. – Единственная связная ее мысль требовала сохранять самообладание. Анна сделала движение, чтобы идти – на самом деле бежать, – но его голос остановил ее:
– Сэм…
– Что? – Все, чего она хотела, – это забиться в какую-нибудь нору и больше никогда не думать. Никогда больше не чувствовать. Но что-то в его лице удержало ее от того, чтобы уйти.
Эдвард смотрел на сеновал, словно искал что-то. Анна проследила за его взглядом, но ничего не увидела. Старый сеновал был почти пуст. Там, где когда-то, должно быть, лежали охапки сена, сейчас только пылинки парили в воздухе. Сено для лошадей складировалось теперь в пустых стойлах.
Но он по-прежнему смотрел на сеновал.
– Это было его любимое место, – сказал он наконец. – Самюэля, моего младшего брата. Ему было девять лет, на шесть лет младше меня – достаточная разница, чтобы я не воспринимал его всерьез. Он был тихим мальчиком. Он имел обыкновение прятаться на сеновале, хотя это возмущало мать: она боялась, что он упадет и убьется. Но это не останавливало его. Он проводил полдня здесь наверху, играя, я не знаю – с оловянными солдатиками, или с волчками, или еще с чем-то. Я иногда даже забывал, что он здесь, наверху, пока он не бросал сено мне на голову, чтобы подразнить. – Его брови сошлись вместе. – Или, наверное, он хотел привлечь внимание своего старшего брата. Но в пятнадцать лет я был слишком занят, жаждая научиться стрелять, пить и быть мужчиной, чтобы снизойти до него.
Эдвард отошел на несколько шагов в сторону, все еще изучая сеновал. Анна попыталась проглотить комок в горле. Почему сейчас? Зачем открывать ей всю эту боль теперь, когда это не имеет значения?
Он продолжал:
– Забавно, однако. Когда я только вернулся, я продолжал ждать, что увижу его здесь, в конюшне. Я вошел и посмотрел вверх… Ожидал увидеть его лицо, наверное. – Эдвард моргнул и пробормотал почти про себя: – До сих пор иногда жду.