Б. А. Чориков. Милосердие великого князя Андрея Юрьевича Боголюбского. Гравюра. XIX в.
По смерти Ростислава старшинство в роде принадлежало прежде всего Святославу Всеволодовичу черниговскому по старшинству племени, но Мономаховичи не хотели признавать этого старшинства; в племени Мономаховом старшим по линии был последний сын Мстислава Великого, Владимир Мстиславич; но этот князь, как мы видели, был мачешич и, вероятно, моложе своего племянника летами, был изгнан Мстиславом даже из Волыни: мог ли он надеяться, что последний уступит ему Киев? Наконец, после Владимира на старшинство в роде имел право сын Юрия Долгорукого – Андрей Боголюбский; но северных князей вообще не любили на юге, и Андрей поведением своим относительно братьев не мог нисколько уменьшить этого нерасположения. Вот почему по смерти Ростислава взоры всех обратились на смелого племянника его, князя владимирского на Волыни, который два раза уже овладевал Киевом, два раза уступал его родному и старшему дяде, но кроме последнего не мог уступить никому другому. Несмотря, однако, на это, спорность прав Мстислава, спорность самой отчинности его (ибо отец его умер, не будучи собственно старшим в роде), давала родичам его надежду, что Изяславич щедро наградит их за уступку ему старшинства, даст им все, чего они сами захотят, но они ошиблись в своем расчете: Мстислав, подобно дяде Ростиславу, хотел быть старшим на деле, а не по имени только. Получив приглашение ехать в Киев от братьи – Владимира Мстиславича, Рюрика и Давыда Ростиславичей, также особое приглашение от киевлян и особое от черных клобуков, Мстислав отправил немедленно в Киев племянника Василька Ярополчича с своим тиуном. Здесь в Киеве приятели Мстислава рассказали Васильку, что князья Владимир Мстиславич и Андреевич, также Ярослав Изяславич луцкий и Ростиславичи целовали крест, что будут стоять заодно и возьмут у Мстислава волости по своей воле: Владимир Мстиславич возьмет в придачу к Триполю Торческ со всем Поросьем, Владимир Андреевич – Брест, Ярослав – Владимир. Василько немедленно дал знать об этом дяде Мстиславу, и тот, передавши весть союзникам своим – Ярославу галицкому, Всеволодовичам городенским и князьям польским, выступил с своими полками и с галицкою помощию к Киеву. Как видно, главою княжеского заговора был Владимир Мстиславич, давний враг своего племянника; вот почему, услыхав о приближении последнего к Киеву, он бросился бежать с семьею из Триполя в Вышгород, где и затворился вместе с Ростиславичами. Мстислав между тем вошел в Киев, урядился с братьями, дружиною и киевлянами и в тот же день отправился осаждать Вышгород; после крепких схваток между осаждающими и осажденными князья начали пересылаться и уладились, наконец, на счет волостей, после чего Мстислав вторично вошел в Киев и сел на столе Ярославовом, на столе отца своего и дедов своих.
‹…›
Мы видели, что князья не могли распорядиться волостями так, как им хотелось при вступлении на старший стол Мстислава; это оставило горечь во всех сердцах, которая должна была обнаруживаться при всяком удобном случае. После удачного похода на половцев в 1168 году князья рассердились на Мстислава за то, что он тайком от них отпускал слуг своих разорять половецкие вежи; скоро после этого Мстислав снова собрал всю братью в Киеве и предложил новый поход в степи. Речь его полюбилась всем князьям, они выступили в поход и остановились у Канева. В это время двое из дружины, Бориславичи, родные братья Петр и Нестор, начали говорить Давыду Ростиславичу злые речи на Мстислава: последний прогнал их от себя за то, что холопы их покрали его лошадей из стада и положили на них свои пятна (клейма); так теперь Бориславичи хотели отомстить ему клеветою. Давыд поверил им и начал говорить брату Рюрику: «Брат! Приятели говорят мне, что Мстислав хочет нас схватить». «А за что? За какую вину? – отвечал Рюрик, – давно ли он к нам крест целовал?» Чтоб уверить больше Ростиславичей, клеветники сказали им: «Мстислав положил схватить вас у себя за обедом; так если он начнет звать вас на обед, то значит, что мы сказали правду». И точно, Мстислав, ничего не зная, позвал на обед Рюрика и Давыда. Те послали сказать ему в ответ на зов: «Поцелуй крест, что не замыслишь на нас никакого лиха, так поедем к тебе». Мстислав ужаснулся и сказал дружине: «Что это значит? Братья велят мне крест целовать, а я не знаю за собою никакой вины!» Дружина отвечала: «Князь! Нелепо велят тебе братья крест целовать; это, верно, какие-нибудь злые люди, завидуя твоей любви к братьи, пронесли злое слово. Злой человек хуже беса; и бесу того не выдумать, что злой человек замыслит; а ты прав пред богом и пред людьми; ведь тебе без нас нельзя было ничего замыслить, ни сделать, а мы все знаем твою истинную любовь ко всей братье; пошли сказать им, что ты крест целуешь, но чтоб они выдали тех, кто вас ссорит». Давыд не согласился выдать Бориславичей. «Кто же мне тогда что-нибудь скажет после, если я этих выдам», – говорил он. Несмотря на то, Мстислав целовал крест, и Ростиславичи оба поцеловали; однако сердце их не было право с ним, прибавляет летописец. В то же самое время Владимир Андреевич начал припрашивать волости у Мстислава; тот понял, что Владимир припрашивает нарочно, чтоб иметь только случай к ссоре, и послал сказать ему: «Брат Владимир! Давно ли ты крест целовал ко мне и волость взял?» Владимир в сердцах уехал в свой Дорогобуж. Этим всеобщим нерасположением южных князей к Мстиславу воспользовался Андрей Боголюбский, чтоб предъявить права свои на старшинство и на Киев: он так же не любил Мстислава, как отец его Юрий не любил отца Мстиславова Изяслава, и точно так же, как прежде отец его, начал открытую войну, удостоверившись, что найдет союзников на юге. Ждали только повода; повод открылся, когда Мстислав исполнил просьбу новгородцев и отправил к ним на княжение сына своего Романа; тогда все братья стали сноситься друг с другом и утвердились крестом на Мстислава, объявивши старшим в роде Андрея Юрьевича. Боголюбский выслал сына своего Мстислава и воеводу Бориса Жидиславича с ростовцами, владимирцами, суздальцами; к этому ополчению присоединилось одиннадцать князей: Глеб Юрьевич из Переяславля, Роман из Смоленска, Владимир Андреевич из Дорогобужа, Рюрик Ростиславич из Овруча, братья его – Давыд и Мстислав из Вышгорода, северские – Олег Святославич с братом Игорем, наконец, младший брат Боголюбского, знаменитый впоследствии Всеволод Юрьевич и племянник от старшего брата, Мстислав Ростиславич. Не пошел Святослав Всеволодович черниговский, не желая, как видно, отнимать Киев у Мстислава в пользу князя, старшинства которого не мог он признать; не пошел и один из родных братьев Боголюбского – Михаил Юрьевич; его Мстислав отправил с черными клобуками в Новгород на помощь сыну своему Роману; но Ростиславичи – Рюрик и Давыд, узнавши, что рать Боголюбского и родного брата их Романа уже приближается, послали в погоню за Михаилом и схватили его недалеко от Мозыря благодаря измене черных клобуков. Знал ли Мстислав о сбиравшейся на него грозе или нет, трудно решить; скорее можно предположить, что не знал, иначе не послал бы он черных клобуков с Юрьевичем в Новгород. В Вышгороде соединились все князья – неприятели Мстислава и отсюда пошли и обступили Киев. Мстислав затворился в городе и крепко бился за него: любовь к сыну Изяславову и еще больше, быть может, нелюбовь к сыну Юриеву заставила киевлян в первый раз согласиться выдержать осаду; летописец не говорит, чтоб кто-нибудь из них, как прежде, вышел навстречу к осаждавшим князьям или все вечем говорили Мстиславу: «Ступай, князь, теперь не твое время»; одни только черные клобуки по обычаю начали предательствовать. После трехдневной осады дружины осаждавших князей успели ворваться в город; тогда дружина Мстиславова сказала своему князю: «Что стоишь? Поезжай из города; нам их не перемочь»; Мстислав послушался и побежал на Василев; отряд черных клобуков гнался за ним, стрелял взад, побрал в плен много дружины; но самому Мстиславу удалось соединиться с братом Ярославом и пробраться вместе с ним во Владимир-Волынский. В первый раз Киев был взят вооруженною рукою при всеобщем сопротивлении жителей и в первый раз мать городов русских должна была подвергнуться участи города, взятого на щит: два дня победители грабили город, не было никому и ничему помилования; церкви жгли, жителей – одних били, других вязали, жен разлучали с мужьями и вели в плен, младенцы рыдали, смотря на матерей своих; богатства неприятели взяли множество, церкви все были пограблены; половцы зажгли было и монастырь Печерский, но монахам удалось потушить пожар; были в Киеве тогда, говорит летописец, на всех людях стон и тоска, печаль неутешная и слезы непрестанные.