class="p1">— Вы здесь? — спросил он их.
— Нас оставили в лагере. Люди Терентия Галлуса ищут тебя, и что-то мне подсказывает, что намерения их нельзя назвать добрыми, — ответил Комес.
— Дело плохо пахнет, — заметил Варий.
Тит скинул с себя запыленную накидку и решительно произнес:
— Правда на нашей стороне.
— Да зачем тебе это нужно? Ты подвергаешь себя большой опасности.
— Мой отец служил людям, которые творили зло. Мы ненавидели друг друга. Он всегда был великим, как и другие приспешники Примота. Мы с вами боролись, чтобы что-то поменять, чтобы сделать Эзилат лучше, но борьба, как оказалось, еще не окончена. Если мы просто плюнем на это, то исчезнем в потоке времени — будем забыты, а все наши жертвы окажутся напрасны. Все останется по-прежнему. Галлус хочет воплотить свои угрозы в жизнь, но, если он прибегнет к силе, я не стану сдаваться на волю судьбы. Для меня важна моя честь, и я буду ее защищать.
— Звучит очень мятежно, — ехидно подметил Варий, — нам бы поосторожнее обсуждать такие вещи тут.
— Вокруг никого нет, пока нам нечего бояться, если среди нас нет предателей. — Тит бросил суровый взгляд на Хадегиса — его он недолюбливал. — Я думаю, сперва Галлус захочет поскорее выслать нас из Эзилата, чтобы исполнить приказ Иллира.
— Отличный повод уже есть: юксы и кариумы напали на город.
— Только от кариумов и можно ждать такой подлости, — сказал Тит.
— Кариумы — не подлый народ, — вступился Хадегис.
Тит зло ухмыльнулся.
— История покажет.
— Тише-тише… — стал разнимать спорщиков Варий. Он знал, что Тит несколько отрицательно относится к алинам, и Хадегис был их случайным представителем в армии, да еще и из народа кариумов. Варий был с ним в хороших отношениях, потому часто вступался за него, когда возникали подобные ситуации.
Тит немного остыл и сообщил:
— Как бы там ни было, пожар устроили ни те, ни другие. Я все видел своими глазами.
— Видел? — воины удивились.
— Да, это был юноша восточной наружности.
— Может он и был шпионом юксов? У них смуглая кожа. — предположил Комус.
— Нет, я видел его до этого пару раз. В день, когда мы схватили Алфаята, он ошивался неподалеку от его дома и брел с нами до самой тюрьмы, а второй раз вчера после нашей встречи с Бенигусом. Я пошел за ним, но потерял из виду. Но он направлялся к площади, где был Натан.
— Так вот куда ты ушел…
— Да. Я искал его, бродил вокруг, а потом нашел. Он бросил факел в стог сена и побежал прочь.
— Ах, он дьявол! — воскликнул Варий.
— Я попытался затушить огонь, но ветер слишком раздувал пламя. Уже позже в суматохе я направился на площадь и обнаружил там лишь часть заключенных. Натана там не было.
— Ты предполагаешь, что юнец освободил его? — спросил Комес.
— Похоже на то.
— У Натана, получается, есть свои методы избежать наказания, — посмеиваясь, сделал вывод Варий.
— Он подлец! — воинственно воскликнул Хадегис. — Как было можно так поступить?!
— Твои сородичи так поступали тоже, — неожиданно сказал Тит. Его слова по отношению к Хадегису были пропитаны ядом. Они укололи алина в очередной раз.
— Это не правда!
— Жизнь показала, что правда. Раньше я тоже думал, что можно доверять кариумам. Было в отряде моего товарища несколько таких, но ночью перед битвой они вырезали весь отряд и сбежали на сторону противника.
— Никто не знает, почему они так поступили, — постарался успокоить ситуацию Комес.
— Я знаю. Предательство у них в крови.
— Это были марморцы, — вступился Варий. В этот раз он был серьезнее обычного, — это племя действительно гнилое, у них нет чести, но Хадегис из енгевов. Они не такие.
— Они — один народ. — Сказал Тит и ушел в шатер. Комес направился за ним.
Варий повернулся к Хадегису и, положа руку на плече, сказал:
— Не бери в голову. Тот его товарищ был ему другом детства. Не мудрено, что он теперь считает всех алинов предателями. Рано или поздно он начнет доверять тебе.
— Тяжело оставаться верным, когда тебя травят.
— Понимаю, но ты продержись какое-то время.
Тит скоро оказался в пустом шатре. Комес зашел следом.
— Не следовало говорить такое Хадегису. Он не несет ответственности за смерть твоего друга.
— Я сам разберусь.
— Хадегис — хороший воин. Он уважает тебя. Я точно знаю.
Тит наклонился перед бочкой с водой, чтобы умыться. Его обуревал гнев, который вспыхнул в нем, когда он вспомнил все то, что произошло ночью. Прежде, чем умыть лицо, он тихо добавил:
— Время покажет.
— Что ты намерен делать с тем юношей?
Когда Тит умылся, ответил:
— Ничего. Я не знаю, куда они направились. Искать их сейчас бессмысленно, хотя я страстно желал бы этого. Отчасти я рад, что Натан свободен. Его судили несправедливо. Но вот парень — то, что он сотворил, нельзя никак оправдать.
— Тот, кто его схватит, точно войдет в историю, собственно, как и сам этот юноша.
— Да, так и есть, но это ничего не меняет.
Тит в глубине души страстно желал броситься на поиски Лотара, не только ради справедливости, но и потому, что это было бы большой для него победой — он бы убил сразу двух зайцев: стал бы героем в глазах обычных людей, восстановил правосудие и обрел бы силу противостоять Бенигусу и его шайке. Но он прекрасно осознавал, что искать этого Лотара сродни тому, что искать иглу в стогу сена — слишком уж много было направлений, куда он мог направиться.
На улице послышался торопливый топот коней. Тит и Комес прислушались — всадники приближались к шатру и вскоре остановились, а уже через мгновение внутрь вошел легат Терентий Галлус со своими воинами. Он явно был разгневан: кожа лица была красной, ноздри широко раскрывались при каждом вдохе, смотрел он из-подо лба.
— Вот ты где, центурион Люксидум! — воскликнул он и скомандовал остальным. — Оставьте нас наедине.
Когда его воины и Комес вышли из шатра, он подошел к выходу, чтобы убедиться, что их не слушают, а потом мрачно прошел через весь шатер, молча обошел Тита и оказался с другой его стороны и только тогда заговорил сквозь зубы:
— Ты ослушался моего приказа. Ты сделал ровно наоборот, как я тебе приказал. Ты даже не представляешь, как я разгневан. Никто из моих солдат никогда так со мной не поступал, а ты только вступил в легион.
— Вы можете отдать меня под трибунал, — спокойно сказал Тит.
Трибунал был Терентию не выгоден — он привлек бы слишком много внимание к его персоне, и даже, если Тит был действительно виновен, Терентию