Ты должен, Иоханнес, стараться избегать всяких стычек с кем бы то ни было. Из разговоров женщин о драке, происшедшей в школе, я узнала о мальчике по имени Иоханнес, живущем в доме мисс Нессельрод. Знала, что она ехала сюда, на запад, в одном фургоне с твоим отцом, а мистер Финней помогал в этой поездке сеньору Фарлею...
Тетя Елена уже направилась было к двери, но Джакоб внезапно остановил ее.
— Подождите, мадам. Я выйду первым и посмотрю вокруг.
Через минуту он вернулся.
— Все в порядке!
В дверях тетя Елена неожиданно остановилась и поцеловала меня в лоб, смутившись. Потом, не прощаясь, шагнула за порог и тотчас растворилась в темноте.
Мисс Нессельрод подошла ко мне, обняла за плечи.
— Думаю, она очень любит тебя, Ханни, наверное, так же, как любила и твою маму.
— Но ведь она совсем не знает меня.
— Она видит в тебе твою маму. У донны Елены нет собственных детей, и твоя мама была для нее как родная дочь. Теперь ее заменишь ты.
— Она очень красивая леди.
— Да, красивая. И, знаешь, она очень рисковала, придя сюда сегодня вечером. Если твой дед узнает, что она уходила из дома и встречалась с тобой, он будет разъярен. И может посадить ее под замок.
— Он сделал бы и такое?
— Наверняка сделал бы.
Ночью я не мог заснуть, все размышлял о донне Елене. Чем-то она напоминала мисс Нессельрод, но в чем-то и разительно отличалась от нее. По-английски она говорила прекрасно, хотя и с небольшим акцентом. Я поймал себя на мысли, что мне нравится думать о ней, наверное, потому что она моя родственница и у нас с ней течет в жилах одна кровь.
И еще во мне росло какое-то странное нетерпение, страстное желание увидеть пустыню и горы. Где сейчас Франческо? Не забыл ли он меня?
Меня сжигало стремление увидеть снова те дикие места, росла тоска по чему-то неясному, о чем шелестел ветер. Я не мог разобрать в этом шелесте слов, но знал, что они призывают меня обратно, — туда, где по ночам слышится тоскливый вой койотов, беседующих с луной, и где огромные кактусы протягивали к небу свои усталые руки.
Но я не мог вернуться назад. Пока не мог. Отец хотел, чтобы я ходил в школу, а мисс Нессельрод спрашивала меня, кем я хочу стать. Полагаю, она руководствовалась не простым любопытством и хотела заставить меня задуматься об этом серьезно, стремилась, чтобы я заставил работать свои собственные мозги.
Утром я пошел вместе с мисс Нессельрод в книжную лавку помогать ей. Мимо нас проскакали на прекрасных лошадях с седлами, отделанными серебряной тесьмой, два калифорнийца. Они почти одновременно подняли свои сомбреро, грациозно поклонившись мисс Нессельрод, и я с завистью поглядел им вслед.
Лошади, можно сказать, буквально танцевали в дорожной пыли, везя на своих спинах двух великолепно одетых красавцев. На солнце сияли начищенные шпоры. Никто в мире не ездил так красиво на лошади, как калифорниец! В этом я уже убедился.
— Какая жалость! — неожиданно воскликнула мисс Нессельрод, тоже глядя вслед этим двоим.
— Почему? — изумился я.
— Их мир уходит, и уходит очень быстро, Иоханнес. Они владеют огромными участками земли, они хорошо живут, ни о чем не беспокоясь, почти не работают на своих конюшнях, танцуют фантанго на балах, флиртуют с девушками и не думают о завтрашнем дне. Им достаточно того, что сегодня светит солнце, что у них расшитая золотом и серебром одежда и великолепные лошади. Они не понимают, что на смену их миру приходит другой. А их...
— ...Уходит? — продолжил я ее мысль.
— Да, Иоханнес, именно уходит. Перемены неизбежны! И они почти уже на пороге: сюда пришли бостонцы.
Глава 24
— Не понимаю, — недоумевал я.
— Все очень просто. Калифорнийцы прекрасные люди, дружелюбные и по-своему деликатные. Очень любят детей. Но почти никто из них никогда не имел дело с деньгами. Все, что им необходимо, они получают благодаря обмену между собой, обмену с индейцами или охотниками.
Бостонцы же, как они величают себя, — грубые янки, привыкшие к тяжелой работе. Они собираются все здесь изменить. Меня, конечно, далеко не все в их планах устраивает, но перемены неминуемы. И это ни по чьей-нибудь злобе. Янки простые бизнесмены. Когда калифорнийцу нужно что-нибудь, расшитая ли золотом одежда или седло, украшенное серебром, он никогда не спрашивает о цене. Если у него нет денег, он займет их, а все займы делаются под проценты, ежемесячно растущие.
Видел, Ханни, двух молодых людей, только что проехавших мимо нас? Они в костюмах, цена которым не менее двух тысяч долларов за каждый. Помнишь того молодого человека, который так грациозно приветствовал меня? У него могло бы теперь быть сорок акров земли...
— Могло бы быть, говорите вы?..
— Да, Иоханнес. Могло бы... И он еще не понял этого, но... двадцать акров ее уже принадлежат не ему, а мне. Он семь раз занимал у меня деньги, и, хотя отлично понимает, что его зависимость все увеличивается, продолжает улыбаться.
Мы приблизились к лавке, и я открыл дверь. Войдя, мисс Нессельрод сняла шляпу и мантилью, спадавшую ей на плечи.
— Их мир изменится, Иоханнес. Время игр под солнцем прошло. Если они хотят уцелеть в новом мире, им придется работать. Они должны выращивать апельсины, как мистер Волфскил, или разбивать виноградники.
У дверей стояли две коробки с книгами, доставленные носильщиком из гавани. Первым моим делом в это утро было распаковать их, переписать, а потом расставить по полкам, так, чтобы они были хорошо видны.
Я ставил очередную книгу на полку и говорил название мисс Нессельрод, чтобы она могла записать его. Неожиданно я взял в руки рассказы А. Гордона Пима, выпущенные издательством «Вилли и Путнем» в Англии. Мой отец, помню, как-то искал эту книгу и никак не мог найти ее.
С некоторой гордостью я сказал мисс Нессельрод:
— Это друг моего отца, они с ним часто разговаривали о полюсах Земли, особенно после того случая, когда корабль отца попал в окружение айсбергов.
— Может быть, что-то, о чем он рассказывал Эдгару По, тоже вошло в рассказы?
— Думаю, разговор с По состоялся время спустя, после того, как книга была уже написана, но я не уверен. Здесь напечатано, что рассказы изданы в 1838 году, мне тогда было два года... Можно, я почитаю ее, мэм?
— Конечно!
Осталось расставить еще несколько экземпляров и, пока я работал, не переставая размышлял о мисс Нессельрод. Все-таки, кто она, эта женщина? Откуда? Когда мы ехали на запад, каждый рассказывал свою историю — кем был, чем занимался.
Только мисс Нессельрод хранила молчание. Ходили слухи, будто она была учительницей, но это являлось всего лишь предположением. Никто ничего не знал о ней, и постепенно сложилось мнение, что она приехала на запад в поисках мужа. Это было вполне вероятно, но я не верил. Ей нравились некоторые мужчины, она получала удовольствие от общения с ними, но, казалось, всегда сторонилась более молодых и более привлекательных. Иногда я видел ее стоящей у окна с плотно сжатыми губами и неподвижным лицом. О чем она думала в эти минуты, я даже не мог себе представить.