Шрифт:
Интервал:
Закладка:
По тому, как с Нефедовым, который был простым старшиной, разговаривал полковник Иванцов, было понятно - таких Охотников, как он, можно пересчитать, пожалуй, по пальцам одной руки, да и тех хватило бы с избытком. Вот только от этого на душе у капитана было еще тяжелей.
- Прибавить шаг! Времени мало, - скомандовал он бойцам, чтоб хоть как-то заглушить в себе эту непрошеную жалость к чужому ребенку. Ангела, спотыкаясь, брела рядом.
Нефедов в эти самые минуты ничего такого не чувствовал. Он был занят и предельно сосредоточен. Старшина плел "руненшутц" - сложный охранный оберег, вязать которые умели только единицы. Обережное заклятье включало в себя слова, да еще рисованные на куске кожи руны и внешне выглядело совсем просто - россыпь четко начерченных знаков, идущих по спирали. Квадрат кожи мог бы спокойно уместиться в ладони ребенка. Правда, у того, кто осмелился бы взять его в руки, через миг ладони не осталось бы совсем. Как не осталось бы и самого смельчака. Руненшутц подчинялся только тому, с кем был связан плетением, или тому, кого связавший указал бы в качестве носителя.
Пот заливал лицо Степана, гимнастерка на спине давно промокла насквозь. Сидя посредине подвальной комнаты без окон, он медленно, по миллиметру, вырисовывал последнюю руновязь. Снаружи дверь в комнату стерегли Ласс и Тэссер. Нефедов чувствовал, как воздух вокруг него становится горячим и вязким, как кисель. Вдыхать его было мучительно трудно.
Все! Он провел последнюю черту. Оберег затрещал, вспыхнул на миг и тут же покрылся толстым слоем инея. Этот иней не таял в руках и не мочил пальцы, но пронизывал холодом до самых костей, оставляя на коже ожоги мороза. Степан аккуратно положил его в кожаный чехол на ремешке, потом повесил на шею, чувствуя, как холод проникает через три слоя дубленой кожи.
Дверь отворилась, в комнату бесшумно вошли альвы.
- Я готов, - сказал старшина, поднимаясь на ноги.
* * *- Ангела, значит, - повторил Нефедов вслед за Чирковым. - Ясно. Спасибо, товарищ капитан. Теперь наше дело, вы не мешайте. Хотите, будьте рядом. Но чтоб ни вздоха, ни слова. Понятно? За этот круг не выходить.
- А что... - начал, было, Чирков, но Нефедов не дал ему договорить.
- То, что сейчас будет - необходимо. Никак без этого, понимаете? Хотим людей спасти, надо торопиться. Все!
Он подошел к девочке, которая стояла у дверей в подвал и испуганно смотрела вокруг. Шею и плечи Ангела кутала в старенький платок, придерживая его на груди рукой. Ее глаза, и без того большие на худеньком лице, стали совсем огромными, когда она увидела Ласса, статуей застывшего в углу.
- Bitte entfernen Sie... das Kopftuch,[18] - коротко, подбирая слова, сказал ей Нефедов. Девочка посмотрела на него с ужасом. Тогда старшина присел на корточки, взял ее за свободную руку двумя ладонями и тихо, ласково сказал что-то, что Чирков не расслышал. Ангела закивала, попыталась улыбнуться и разжала вторую руку. Платок упал на пол и остался лежать у ее ног.
Дальше все случилось почти мгновенно. По обе стороны от девочки выросли Ласс и Тэссер, которые схватили ее за руки и развели их в стороны. Нефедов одним плавным движением переместился ей за спину. Он сорвал с шеи кожаный мешочек и выхватил из него белый, искрящийся под лампой, квадрат. Лицо старшины дернулось от боли, он выкрикнул какую-то непонятную фразу и вдавил квадрат прямо в спину Ангеле, между лопаток.
Девочка закричала. Это был крик невероятной муки, вибрирующий визг смертельно раненого животного. Ее худенькое тело выгнулось в дугу, так, что она почти достала затылком до собственных пяток. Внезапно вой оборвался на самой высокой ноте, и девочка рухнула прямо на руки белому как мел Нефедову, стиснувшему в зубах костяную пластину амулета.
- Да что ж ты делаешь, сволочь! - не выдержал Чирков. Он рванулся было, чтобы остановить, прекратить - но тут же что-то швырнуло его назад, впечатало в шершавую стену. Совсем рядом оказалось нечеловеческое лицо с черными глазами, в подбородок уперлось острие костяного ножа. Чирков замер, глядя в глаза альву.
- Отпусти его, Тэссер, - голос Нефедова звучал устало. - А ты, капитан, охолони малость. Тебе только что жизнь спасли. Вышел бы ты из круга - и пока, суши портянки на тот свет.
- Зачем с ней... так... - хрипло, с ненавистью проговорил капитан.
- Все с ней в порядке, - сказал старшина. - Спит девчонка. Проснется и даже не вспомнит ничего. Нам ее с собой взять придется, а без руненшутца она и пяти шагов не пройдет. Теперь вокруг нее защита такая, что не позавидую тому, кто к ней с дурной мыслью сунется. За тебя-то спокоен, вон ты как вскинулся, чисто Аника-воин.
Он внимательно глянул на Чиркова.
- Что, товарищ капитан? Нелюди мы, Охотники?
- Нет... - растерянно пробормотал Чирков. - Я просто... не ожидал такого.
- Бывает, - Нефедов уже думал о чем-то своем. - Все. Теперь до вечера готовимся.
Закат навалился на Рутцендорф как-то сразу, будто в небесах разлили ведро багровой краски. Солнце стремительно упало за горизонт, и сумерки вступили в свои права. Городок жил тихой жизнью - проходили по своим маршрутам военные патрули, изредка проезжала машина, местные жители сидели по домам, соблюдая комендантский час.
Степан Нефедов, одетый в черный комбинезон, устроился на куче щебенки у стены полуразрушенного дома, глядя туда, где пустая улица давала крутой поворот. На ремне у старшины висел "парабеллум" в потертой кобуре и нож в простых серых ножнах. Рядом стоял высокий светловолосый парень. Это был Никифоров, маг из Особого взвода
- На самом деле, там никакого поворота нет, - сказал Нефедов капитану Чиркову, который подошел и теперь, прищурившись, пытался рассмотреть улицу в полумраке.
- А что там? - спросил Чирков.
- Кирха там. И погост ихний. Только глаза всем заморочены. И не просто заморочены, а даже сдвинулось все кругом. Если сейчас туда пойдете, товарищ капитан, то выйдете к площади, которая у нас за спиной. Такая вот геометрия, понимаешь, - усмехнулся Нефедов. Тут же посерьезнел и тихо спросил у парня:
- Никифоров, что видишь?
- Почти ничего, - отозвался светловолосый. - Вроде есть какие-то очертания. Ясно, что туда надо идти. Если бы время было, как следует подготовиться...
- Если бы нашей бабушке, да дедушкин... прибор, - отозвался Нефедов. Посмотрел на Чиркова. Капитан заметил, что глаза у старшины тоже стали черными, как у альвов - две бездонные дыры.
- Все, капитан. Попрыгали, понеслись. Ждите сигнала. Какого - не знаю, но ты точно не пропустишь. Давай, как договорились - следите. Чтоб здесь и мышь не проскочила, а главное, чтоб не шлялся никто. Всем оглобли заворачивай.
Он встал, взял за руку безмолвно стоящую в тени Ангелу, тут же отпустил, погладил по голове. Девочка серьезно, уже без страха посмотрела на него, кивнула и медленно пошла по улице.
- Warten Sie,[19] - негромко окликнул ее Степан. Девочка послушно остановилась.
- Слушай, старшина, - спросил Чирков, радуясь хоть малой отсрочке, после которой, как он ясно понимал, спрашивать будет некогда и не у кого, - а зачем ты ребенка-то с собой тащишь?
- Ты волком только на меня не смотри, - Нефедов ухмыльнулся. - Давай покурим напоследок, потому как непонятно, доведется ли потом покурить.
Они закурили, каждый свое.
- С собой ее тащу, потому что в том заклятье, которое они вокруг кирхи и кладбища сплели, есть только одна уязвимая щель. Напролом туда идти - можно хоть на танке, все без толку будет. Да ты сам видел, как тут танкисты гарцевали, опять на ту же площадь и приехали. А щель здесь такая, что пройти сквозь нее можно, но только поводырь должен быть особенный.
- Как она? - Чирков посмотрел на Ангелу.
- Как она. Девочка, да еще и сирота. Отрезанный ломоть. Объяснять всего не буду, только одно запомни - ей сейчас ничто не грозит. Если в нее выстрелить из пушки, то снаряд в стволе разорвется. Если из пулемета - в нем патрон переклинит. А если вдруг найдется ухарь, который с ножом кинется, он сам себя и зарежет. За ней пойдем, она нам откроет дорогу. А дальше уже наша забота, мы тоже вроде как не от мира сего.
- Прямо как в сказке, - удивился капитан.
- Такие сказки в гробу бы виделись, - сплюнул Нефедов. - Ладно, хорош трепаться. Пора.
Он бросил окурок под ноги, наступил на него подошвой шнурованного парашютного ботинка, и, прежде чем Чирков успел что-то сказать еще, исчез в тени, кивнув Ангеле. Девочка вышла на середину улицы и пошла вперед, зябко кутаясь в платок. Вслед за ней, нога в ногу, след в след, как волки, двинулись три темные фигуры.
"Нефедов... Никифоров... третий кто?" - подумал Чирков. Третьего он не знал, но это точно был кто-то из Особого взвода, большая часть которого невидимо и неслышно притаилась в развалинах вокруг. Уважение к Охотникам, щедро смешанное со страхом, еще возросло у Чиркова, когда несколько часов назад он увидел смертный обряд. Особый взвод отпевали живьем. Причем, и по-христиански, и по совсем древним, языческим обычаям. Каждый из Охотников становился живым мертвецом, уже не имевшим ничего общего с обычными людьми.