виноваты? – вдруг осипшим голосом спросил Кента, взглядом ища у Хизаши поддержки. Вот только ему нечего было ответить. Воздух еще пропитывала осорэ целой толпы озлобленных ёкаев. Дышалось с трудом, и запах…
– Все мертвы, – сообщил вернувшийся с разведки Учида Юдай. – Здесь побывал Парад ста духов.
На Куматани было жалко смотреть. Он стоял на площади между домами, такой потерянный, такой несчастный. Разочарованный.
– Если бы мы не вмешались… – начал он, но Хизаши не дал ему довести мысль до конца, сжав плечо до боли.
– Мы бы умерли страшной смертью. Умер бы фусинец, умер Мадока, да и девчонка эта тоже бы живой не ушла.
– Бакэнэко предупреждали, и не раз, – вздохнул Кента и положил ладонь на пальцы Хизаши, все так же сжимающие его плечо. – Мы все испортили.
– Неправда, – возразил молчавший до этого Учида. – Мы сделали то, что должны были. Это наш долг.
Куматани раздирали сомнения, он искал то, что вернуло бы ему уверенность, Хизаши ощущал его смятение как свое собственное. На самом деле, ему тоже было тошно.
– Подумай вот о чем, – тихо сказал Хизаши. – Если бы все повторилось, ты бы смог просто пройти мимо? Смог бы?
Жертвенность
Рассвет на красной горе
Путь до деревни Янаги у подножия Акиямы, горы, прозванной Красной за обилие кленов, которые по осени заставляли пологие склоны нестерпимо ярко алеть, занял в два раза больше времени, чем планировалось. И последний отрезок был проделан тремя путниками в мрачном молчании.
Хизаши прятался в тени соломенной шляпы и то ли дремал, то ли медитировал – порой он и сам не замечал разницы, так утомила мерная тряска в седле под палящим солнцем. Прямая спина Учиды Юдая маячила перед глазами, хотя его, откровенно говоря, с собой вообще не звали. Куматани Кента чуть подотстал, и мысли, одолевающие опущенную голову, угадать было не так уж и сложно. Хизаши изредка как бы невзначай оборачивался, но поймать его взгляд так и не смог, может, и к счастью. Еще не хватало, чтобы ёкай утешал человека после того, как они оба разогнали других ёкаев, закусывающих людьми если не каждый месяц, то раз в год точно. Хизаши напоминал себе об этом, когда снова оборачивался.
История и впрямь вышла запутанная, непростая. Вот, казалось бы, к чему усложнять, ведь все на поверхности: есть рёкан, он появляется на пустынной дороге для того, чтобы заманивать беспомощных путников, а после выводок бакэнэко отдает бедолаг на растерзание Хякки яко, плоть отдельно, души отдельно. Но если посчитать, не вышло ли так, что разгневанный Парад ста духов в минувшую ночь уничтожил больше, чем мог бы получить на ужине в «Нэкоджите»?
Хизаши очень боялся стать таким же сложным, как все люди, поэтому постарался выкинуть случившееся из головы. Живы – и слава ками! И наконец у него это и правда вышло, к тому моменту Учида подстегнул лошадь, и вдалеке показались ухоженные крестьянские поля, а за ними – крыши невысоких домишек, крайних в деревне Янаги. Несмотря на жару, жители ее трудились в поле и при виде всадников в дорожной одежде выпрямляли сгорбленные спины и провожали их недоверчивыми взглядами из-под шляп. Хизаши буквально кожей ощущал неприветливость, впрочем, это мог быть всего лишь пот, щекотными каплями сползающий между лопаток.
Куматани подвел свою лошадь ближе к Хизаши, переглянулся с ним, но, вопреки ожиданиям, в беседу с крестьянами вступать не стал. Загодя, в тени трех чахлых деревцев, они вдвоем разоблачились и натянули одежду, ничем не выдающую их статуса. Это было условие, с которым они могли отправиться на расследование: заказчик, не назвавший имени, просил сделать все тайно. В Дзисин посчитали, что ученикам не помешает потренировать скрытность, и Хизаши, завязывая волосы в узел, про себя усмехался – двойной обман выходит, он притворяется оммёдзи, который притворяется не-оммёдзи.
Он снова улыбнулся этой мысли, и Кента едва ли не впервые за день заговорил:
– Вспомнил что-то смешное?
Обернулся Юдай, смерил их суровым взглядом, а после обратился к вставшей на обочине старухе:
– Доброго дня. Впереди деревня Янаги?
Та сложила ладони козырьком, защищаясь от солнца, прищурилась и ответила неохотно:
– Верно. А вам там чего надобно?
– Слышали про ваши знаменитые горячие источники, – присоединился Кента, произнеся заготовленную заранее ложь. – Вот, решили дать крюк, убедиться, так ли они хороши.
Хизаши молча наблюдал. На ум пришла поездка в деревеньку Суцумэ – там все так сложилось, что вспоминать не хочется. А меж тем чутье подсказывало: и от этого дела добра не жди. Он пониже натянул на глаза сугэгасу, прячась в ее тени и жалея, что не может спрятаться в ней целиком. Час Обезьяны в разгар месяца хадзуки, хуже и не придумаешь. Лето по всей империи, считай, вышло засушливым, жестоким, золотило высохшей травой поля и луга, а если и шел дождь, то сразу с громом и молниями, что редкая собака нос из конуры покажет. Хизаши как раз размышлял, есть ли в мире золотая середина между холодной сыростью и демоновым пеклом, а если есть, то почему ему никак не удается ее застать, как его внимание привлек голос Куматани.
– А мы все равно заглянем, не назад же воротиться, когда до источников рукой подать.
Старуха недобро зыркнула, отмахнулась, мол, что с вас, молодых да резвых, взять, а после проводила путников тяжелым взглядом.
– Не больно они рады гостям, – заметил Хизаши, достав веер и пытаясь хоть немного остудить лицо. – Скрывают что-то?
– Недолго им осталось, – с каким-то мрачным удовлетворением произнес Учида. Нагинату пришлось замотать тряпками, что фусинцу очень не понравилось. Но если путешественники с мечами никого не удивят, такую громоздкую штуку, как копье, с собой мало кто потащит. И насильно лишенный любимого оружия юноша явно затаил обиду. Вот он снова пришпорил лошадь, и пыль из-под копыт поднялась рыжеватым облаком прямо перед лицом Хизаши. Он закашлялся, усерднее заработал веером, мысленно посылая в спину фусинца проклятия, и поспешил обогнать Кенту, чтобы не наглотаться еще и после его лошадки.
Уже издалека становилось заметно, что Янаги деревня хоть и небольшая, но зажиточная, дома в хорошем состоянии, с новыми добротными крышами, возвышающимися друг над другом по мере того, как дорога, разделяющая поселение пополам – одна примыкала к склону, вторая к реке, – поднималась к подножию горы. Сама она, приземистая и поросшая лесом, отбрасывала тень, будто накрывая дома полупрозрачной черной кисеей. Хизаши поднял голову, и сердце охватило неясное предчувствие – еще не беды, но ощущение ему совершенно не понравилось. И будто бы даже рёкан этот с его кошками и чудовищным ужином – предупреждение. «Остановитесь, развернитесь! Уходите, пока еще можете».
Только когда они слушали свою интуицию?
Учида так и рвался вперед, и Хизаши с неодобрением смотрел, как Куматани добровольно складывает