Дальше на нашем пути лежал разбойник Бискай. Редко кому удавалось пройти через этот залив бурь, избежав трепки и не набив себе шишек. Старпом, боцман, матросы еще и еще раз проверяют надежность крепления всех грузов, особенно палубных. Одна печь для обжига цемента чего стоит!
Фокин еще в Копенгагене перед выходом в море сделал обстоятельное сообщение об особенностях плавания Ла-Маншем и Бискайским заливом. Шансов попасть в штормовую передрягу предостаточно.
И что бы вы думали? Бискай изрядно покачал нас на огромной океанской зыби, послизывал все, что было хоть чуточку слабее закреплено, промыл все щели, упорно пытаясь заглянуть под брезент, закрывающий грузовые люки, немного поозорничал в жилых помещениях. Небеса он упрятал за низкими тучами, лишив нас какой-бы то ни было возможности предаться астрономической практике, но все же довольно милостиво пропустил к Гибралтарскому проливу. Это было, по уверению капитана Карклина, просто редкостной благодатью. Видимо, в ознаменование такого события Карклин внял нашим просьбам и проложил курс поближе к гибралтарскому берегу, чтобы хорошо были видны порт и гавани, неприступная скала и все достопримечательности.
Насмотревшись на Гибралтар, все мы снова стали усердно заниматься. Нужно было нагонять упущенное — успеть выполнить нормативное число задач, которое являлось основным мерилом практики. Первая половина ночи была звездной, и мы продолжали упорно работать. Спасаясь от духоты кубрика, расположились тут же, на верхней палубе, на ночлег.
Ночью многие из нас проснулись: в кромешной тьме по всему горизонту блистали молнии. Не успели опомниться, как хлынул настоящий тропический ливень. И так было каждые сутки, пока не вышли в Эгейское море. Там, погода случалась всякая. Порою море просто баловало нас своей зеркальной, необычайной голубизны поверхностью. Норматив мы давно превысили. Мало того, успели помочь экипажу привести «Волховстрой» в достойный для Одессы вид. В Дарданеллы наше судно уже входило франтом — вымытое, вычищенное, покрашенное и ухоженное. Команда была довольна, а больше всех боцман: с его лица не сходила улыбка.
Вот и Стамбул. Стали на якорь. Карклин ушел в агентство Совторгфлота. К борту подвели баржу с водой и провизией.
Судно берут на абордаж десятки торговцев, приплывших на лодках. Вы можете спросить у них все, что вашей душе угодно, и все будет доставлено. От торговцев приходилось отбиваться с помощью, пожарных шлангов. Помогало. Держались на расстоянии.
Часа через два возвратился капитан в самом мрачном настроении: вместо Одессы «Волховстрой» идет в Поти…
К борту подвели баржу с углем и турецкими грузчиками. Наше судно вмиг покрылось угольной пылью. Пропали все труды и старания экипажа.
И вот «Волховстрой» уже идет Босфором, сердито дымя. Распрощавшись с лоцманом, входим в Черное море и, придерживаясь южного берега, идем заданным курсом.
В Поти прибыли без всяких приключений. А вот что делать дальше? Ни денег, ни проездных документов у нас нет. Едва наскребли на телеграмму начальству. Через сутки получили ответ: «Первым пассажирским пароходом отбыть Севастополь, где получите дальнейшие указания». Спасибо капитану «Волховстроя», вошедшему в наше положение: нас поили и кормили до самого прибытия пассажирского парохода, а сердобольный кок дал еще мешок с харчем на дорогу.
Более трех суток ожидали мы в Поти оказии. В конце концов прибыл пароход. Фомиченко ушел договариваться с капитаном. С большим трудом ему удалось уговорить его взять нас на борт. Нам предоставили одну четырехместную каюту второго класса. В ней будем хранить наше имущество, а сами пойдем палубными пассажирами. Ничего, перетерпим — время теплое.
На правах палубных пассажиров мы огородили тросами на правом спардеке, почти в середине корабля, нашу суверенную зону. Удобно: лежи себе на голой палубе и любуйся красотами закавказских и прочих берегов! К вечеру Фомиченко собрал нас в каюте.
— С питанием дело такое: ресторатор требует залог. Я ему предложил взять в залог мой чемодан. Не берет. Пришлось согласиться отдать в залог штурманское имущество. Ящики опечатаем личной печатью капитана и сдадим на хранение «грузовому» помощнику. Я попросил капитана сообщить в Севастополь о нашем прибытии.
Так нас приняли на довольствие в судовой кают-компании.
Еще на «Волховстрое» состоялось партийное собрание, посвященное итогам штурманской практики. Фомиченко, как руководитель группы, досконально разобрал работу каждого.
В Ленинграде получили три дня на личные дела. Прежде всего хорошенько и всласть отмылись в бане, потом отоспались. И в заключение без конца рассказывали женам, родственникам, друзьям и знакомым обо всем, что увидели по ту сторону границы, о том, как нам жилось на море.
В назначенный срок явились на курсы. Нас пригласили в торжественно убранный класс. Рыбалтовский прочитал вслух приказ об окончании обучения и выдал нам дипломы. Глухоченко сказал душевное напутственное слово.
В строевой канцелярии каждый получил отпускной билет и предписание, куда прибыть к месту службы. В моем предписании значилось: «Линкор „Марат“. На должность младшего штурмана».
Наконец-то. Буду служить на корабле!
Свершилось!
Во второй половине ноября после отпуска, уложив нехитрый багаж в небольшой чемоданчик, через Ораниенбаум прибыл в Кронштадт к новому месту службы — на линкор «Марат».
Оказалось, линкор в доке. Добрался и туда. Стоит, старина, весь как будто от холода съежившись, с потухшими топками, замершими донками, с развороченным брюхом: меняют подводную обшивку корпуса. «Маратище», дружище, всегда бодрый, сильный, а сейчас — точно тяжелобольной на операционном столе.
Пребывание на ремонте в доке не украшает корабль. Да и команда ходит хмурая. Вы видали когда-нибудь, чтобы на ремонтирующемся в доке корабле команда пела, плясала, смотрела фильмы? Я никогда не видел. В доке корабль мертв, все спешат скорее выполнить необходимые работы, скорее вдохнуть в него жизнь…
Во время доковых работ пищу готовят на берегу в походных кухнях, все санитарные дела производятся тоже на стенке дока. От клепок, сверл, молотков такой трезвон, точно ты сидишь внутри огромной железной трубы, а по ней яростно колотят кувалдами разных размеров. Во всех проходах, по палубе расползлись десятки шлангов воздухопровода, корабль опутан паутиной временной электропроводки. Ни тебе пройти, ни тебе ступить спокойно. Спрашиваю у вахтенного начальника:
— Где командир?
— Командира нет, за него старший штурман. Он живет в каюте рядом с военкомом.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});