она хныкала, поэтому Лорен держалась.
Как только она увидела маму, все ее страхи улетучились. Мама, уставшая и изможденная, сидела на больничной койке, одетая в белую сорочку – волосы растрепаны, бледное лицо покрыто испариной. И все равно она была красивой. Сияющей. Может, из-за ее счастливого вида Лорен так хорошо и запомнила тот день. Прежде она редко видела свою маму такой радостной.
Ее младшая сестра спала в стеклянной кроватке на колесиках. Когда она зашевелилась и издала слабый писк, мама вынула малышку. Ее тельце было завернуто в розовое одеяло, снаружи торчала только головка. Лорен пошутила, что сверток похож на буррито с начинкой из младенца, и мама рассмеялась. А отец нет.
Лорен позволили забраться к маме на кровать, чтобы получше рассмотреть сестренку. Голова лысая, лицо сморщенное, вся кожа в морщинах. В общем, нисколько не симпатичная.
Мама велела не трогать сестренку, и Лорен стало скучно. Ничего нельзя!.. Она так ждала встречи с малышкой, а оказывается, не очень-то это и интересно. Однако уходить от мамы не хотелось. Поэтому Лорен продолжала сидеть.
Вот тогда и произошло чудо.
Малышка заплакала, начала извиваться, вертеть головой из стороны в сторону. А когда она повернулась влево, Лорен увидела родинку на шее, точно такую же, как у нее самой.
Необычное чувство охватило Лорен, похожее на что-то мягкое и пушистое. У них с сестричкой, оказывается, уже был свой маленький секрет. Их собственная тайна.
Тогда Лорен ничего никому не сказала.
А в день похорон сестры пожалела, что промолчала, потому что, когда она заглянула в крошечный гробик, шея ребенка была белой, чистой, без всяких родинок.
Повернув голову, Лорен рассматривала профиль Амелии в рассветном полумраке.
Легкий ветерок откинул волосы с загорелой шеи Амелии, обнажив родимое пятно грушевидной формы.
Глава 33
Шли годы, но я никогда не забывала о Милли. Я перестала пить и курить травку. Окончила школу, мы с Дэном вместе уехали в колледж. Мои родители очень гордились мною в те дни. Иногда это меня пугало. Я всегда хотела их внимания. Чтобы они переживали за меня, так же, как переживали за Кевина. Но я путала жалость с любовью. Кевин нуждался в родителях, и они были рядом, отдавая ему тепло и заботу. Я думала, что хочу такого же отношения, пока не получила… их жалость. Их сочувствие. Их украдкой брошенные обеспокоенные взгляды.
Вот только я не была слабой. Не была сломлена.
Я была сильной, успешной, и не потому, что прошла через столько испытаний, а потому, что я такая и есть. Они никогда этого не понимали. По их мнению, я ходила по краю пропасти.
Порой я уставала играть эту роль. Изображать ту, какой меня считали Дэн и мои родители. Однако выбора не было. Я так долго жила во лжи, что разучилась жить по правде.
Однажды, еще в колледже, приехав погостить к родителям, мы с Дэном столкнулись в продуктовом магазине с Милли. В ее тележке сидела малышка. Так странно было видеть ее повзрослевшей, мамашей с ребенком, покупающей продукты.
Она еще не произнесла ни слова, а я уже поняла, что она до сих пор с Митчем. Это было ясно по исхудавшему телу, по испуганно бегающим глазам – вдруг Митч внезапно появится и застигнет ее за беседой с нами. На щеке у Милли было небольшое пятно, похожее на сходящий синяк.
Мы отошли в сторону, и я предложила сходить куда-нибудь попить кофе или пообедать. После небольшого колебания Милли согласилась встретиться со мной в кафе в первой половине дня, пока ее дочь будет в детском саду.
Когда она пришла на следующее утро, на ее руке темнел свежий синяк. Я увидела его, когда она поднесла чашку с кофе к губам, и рукав соскользнул вниз. Я отвела глаза, стараясь не показать, что заметила.
Милли осталась такой, какой я ее и помнила. Манящая, притягательная – и в то же время уклончивая. Осторожная в словах. Мы говорили о пустяках. О погоде. О старых знакомых. О прошлом. Каждый раз, когда я пыталась спросить о ее нынешней жизни, Митче или материнстве, она уводила разговор в сторону, меняла тему.
Вообще-то мне и не требовались ее откровения. И без них все было ясно. Бледные щеки, сальные, давно не мытые волосы и синие круги вокруг глаз говорили сами за себя. Я видела, как она натягивала рукава, скрывая синяки. Как не переставая дрожали ее руки. Как она то и дело облизывала пересохшие губы. Как она вскидывалась каждый раз, когда за стойкой бара включали кофемолку, или кто-то громко смеялся.
Наконец я не выдержала.
– Зачем ты терпишь, почему не уйдешь от него?
– Боже, ты совсем не изменилась! – У нее вырвался невеселый смешок. – По-прежнему суешься в чужие дела.
– Милли, прости меня за то, что я наделала тогда.
Она покачала головой.
– Все в прошлом, Уит.
– А сейчас лучше… у вас с Митчем?
Милли посмотрела в окно.
– Как тебе сказать… И да и нет. Он такой же вспыльчивый, но в общем-то все хорошо. – Она поерзала на стуле, обняла себя за плечи.
Я знала, что больше ничего не добьюсь от нее. Она ни о чем расскажет. Во всяком случае, мне.
Пока мы сидели в кафе, я пыталась представить, могла ли наша жизнь сложиться иначе. Что, если бы я не пыталась разозлить Митча и заставить его ударить меня? Не наглоталась бы таблеток? Остались бы мы подругами? Может, ее отношения с Митчем сошли бы на нет сами собой? И победила бы я, а не Митч?
Теперь уже не узнать.
В следующий раз я увидела Милли, когда мы с Дэном уже были женаты. Примерно в это время я и забеременела. Перед Рождеством мы на несколько дней приехали в гости к моим родителям и столкнулись с Милли и Митчем в торговом центре. Встреча вышла не слишком приятной.
Мы вели натужную беседу ни о чем: сколько лет их маленькой дочке? они так и живут в этом городе? чем занимаются?
И с их стороны: когда мы поженились? как поживаем? учимся или уже работаем?
Было больно общаться с Милли вот так. Как просто знакомые. Во время разговора Митч не сводил с меня подозрительного взгляда.
Прошло столько лет. Сейчас между нами лежала пропасть. И все же я не была готова окончательно расстаться с Милли. Хотя и следовало бы. Мы с Дэном планировали завести детей, купить дом. Взрослые заботы взрослых людей.
Милли не вписывалась в