Гомер тяжело сглатывает, её мягкие локоны, пахнущие чем-то сладким, касаются его лица, отчего он закатывает глаза, словно в экстазе, и Ханна на мгновение отстраняется, будто бы испугавшись. Или от отвращения. А это крайне нежелательно.
– Сделай со мной что-нибудь, что ещё никогда не делала…
Ханна приподнимает бровь и усмехается:
– Это невозможно, потому что я уже сделала с мужчинами всё, что когда-либо хотелось.
– А что они делали с тобой?
Ханна ведёт плечом:
– Тут спектр ограничен.
Гомер кивает, поднимается и дрожащими пальцами принимается гладить её бёдра, ведя руку чуть выше.
– Мм, – Ханна решает прикрыть веки и подождать, что будет дальше.
Её касается будто чёрно-белый мужчина, гангстер из старых фильмов, урод, в то время, как она, прекрасная, нежная блондинка, снизошедшая до него, единственная здесь имеет цвет, не считая алой кровати.
Гомер переводит взгляд на стену за Ханной и будто вздрагивает, а затем недовольно кривится.
– Мне нельзя трогать тебя, милая… Но одна мысль о том, что ты позволила бы это…
– В каком смысле нельзя? – Ханна настораживается, потому что это уже переходит любые границы заниженной самооценки. – А зачем мы тогда здесь?
И тут Гомер достаёт пистолет.
– Тебя должны были обыскать, – она отступает на шаг, но мужчина приближается и подхватывает её на руки.
– Я тебя вытащу отсюда, не волнуйся…
Он начинает метаться с ней по комнате, затем подходит к окну.
– Я не могу уйти! Отпусти меня, сумасшедший!
– Разве тебе нравится такая жизнь?!
– За стенами «Магнолии» я умру, идиот! – она повышает голос от страха, не может сопротивляться из-за приставленного к виску оружия. В неё никто никогда не стрелял, а потому проверять, насколько это опасно, не хочется.
– Что? – не понимает Гомер.
Дверь распахивается, и к ним подлетает Френк, красный от гнева. За ним заходит охрана. Оглушительный выстрел ещё несколько секунд отдаётся эхом в просторной комнате.
Гомера выводят скрученным и Ханна улыбается, глядя на эту картину, а он в ответ смотрит на неё взглядом, полным боли и непонимания. Отчего ей становится смешно. А от этого уже Френк с простреленной ногой тянет её за волосы, дёргает голову вниз и резко отпускает.
– Что ты ржёшь?! Тебе кажется это смешным? – у него шелестящий, сухой голос, не слишком приятный.
– Прости! – она, всё ещё не унимая весёлого смеха, валится на кровать. – Я так рада, что не пришлось спать с сумасшедшим! Боже, гора с плеч… Но…
Её выражение лица, всё ещё чертовски красивого лица, вдруг становится жестким:
– Какого хрена у него был пистолет?
Ханна лежит на животе, покачивая лодыжками в воздухе и сверлит Френка, который обещал ей полную безопасность, яростным взглядом рыжих, едва ли не ржавых, глаз.
– Его осматривали, не знаю, может, он его в заднице держал!
Она открывает рот, а затем усмехается:
– А вы туда не залазите? Там ведь так и складной нож можно держать, если ты не знал. Хочешь, чтобы меня тут прирезали?! – она визжит, словно к горлу реально подступает истерика и смеётся, переворачиваясь на спину.
Френк закатывает глаза, иногда эта женщина заставляет его вспомнить о том, как приятны объятья намыленной верёвки. Невозможная стерва!
– Сейчас не это важно, как ты не понимаешь, дурная…
Френк закрывает дверь и подходит к ней ближе, чтобы их не услышали.
– Я заметил некоторые тревожные признаки того, что тебя хотят убить. Я говорил, что за тобой охотились бы, если бы ты осталась снаружи. Но, видно, кто-то узнал и так. Это серьёзно, так что хватит веселиться!
Ханна принимает облик рыжеволосой женщины, приятной, даже интересной, но не красавицы. И Френк замирает, вздрогнув. А затем отводит взгляд, стиснув пальцы в кулак.
– Никогда так не делай.