Читать интересную книгу Звезда на одну роль - Татьяна Степанова

— Кто? Я? — Кравченко спесиво раздул ноздри. — Да я ездить начал на папашиной «Волге», прежде чем ты на горшке сидеть научилась. И напрасно ты за Чучело волнуешься! Оно у меня сейчас в меланхолии пребывает, доброе, безропотное. Сидит себе на Квартире в Крылатском (оно там от старой жены прячется) и виски глушит. Шотландское. Скоро взбрыкивать начнет, как Белая Лошадь.

— Почему оно тоскует? — Рассказы о кравченковском Чучеле Катя отчего-то воспринимала с известной долей грусти.

— Достиг я высшей власти — вот почему. — Кравченко вздохнул. — Деньги есть — счастья нет. И скука нас все одолевает, такая скука... Сидел он тут раз в офисе и говорит мне: «Сил нет — хоть вешайся». Я ему:

«Василь Василич, что такое?» А он: «Все ведь, все, Вадя, в кармане, а здесь, внутри, пусто. В Думу, что ль, податься депутатом?» Я ему: «От какой фракции, Василь Василич?» — «Все равно, — говорит. — Хоть поругаешься там с кем, за народ полаешься, закон какой-никакой примешь. А то ведь — болото, болото здесь, Вадя. И нет мне из этой тины хода ни взад, ни вперед».

— Клетка золотая, — молвил Мещерский без тени иронии.

— У него семья есть? — спросила Катя.

— Три. Три семьи и незаконная дочь от одной случайной гражданки в Батайске. Только счастья нет.

— Да. — Князь улыбнулся. — Выходит, не так уж и славно быть богатым. Он у тебя миллиардер, Вадя?

— Мульти, — ответил Кравченко, и они с шиком тронулись в путь.

Ax, КУЗНЕЦКИЙ МОСТ! То еще местечко в Москве. Хорошее местечко, теплое, суетное, пестрое. Моды, тряпочки, обувь прямо из Парижа. Едва выскочишь из метро, сразу — бац, вывеска: «Итальянская мода», «Модный магазин», «Европейская мода», «Эскада». В глазах рябит от шика и блеска. А там, чуть пониже, — салон «Бурда моден», «Левис», ЦУМ — старичок, Петровский пассаж в зеркалах и пальмах.

Катя любила заглядывать на Кузнецкий только тогда, когда нацеливалась купить что-нибудь новенькое. Вон тот магазинчик — там все сплошь итало-французские вещички, черные, словно южная ночь. А вон в том стеклянном бутике — чудесные сумочки. А вон к тому лучше не подходить, там сумочки «безумные» — крокодиловая кожа. Ив Сен-Лоран, две тысячи с полтиной баксов. Мда-а... А вон в том магазинчике даже самой лютой зимой продают исключительно летние вещи: шелковые тройки, туники, платьица на бретельках. Ручная вышивка, кружева. Ах, ах, ах! Увы, от всего этого выставленного в витрине великолепия дрожь пробирает — март на дворе, а для такой покупки морально созреешь только к июлю.

Остановили «БМВ» прямо у зеркального подъезда. Катя тут же узнала место по описанию Паши-скульптора: багряная вывеска, задумчивый Пако Рабан в витрине.

— Это очень дорогой магазин, — резюмировала она.

— Мы в дешевые не ходим. — Вадька предупредительно открыл дверь.

Звякнул колокольчик. Катя оглядела торговый зал: бельгийские ковровые покрытия, искусственная зелень, множество драпировок, примерочные, зеркала, зеркала, зеркала, невысокие вешалки-стенды с разноцветной одеждой.

— Простите, Артур здесь? — с ходу осведомился Кравченко у молодого человека в желтой водолазке, отметив про себя: «Водолазка та же, а приказчик другой. Это, видно, здешняя униформа».

— Он в другом зале, занят с клиенткой, скоро придет, чем могу помочь? — «Водолазка» выпалила все без запинки и взмахнула рукой, приглашая Катю к стендам. Ей, видно, померещилось, что пришли «настоящие» покупатели. Катя только фыркнула: «Ну-ну, заблуждайся, заблуждайся».

— Можно сначала посмотреть все?

— Пожалуйста. — Гибкая, словно бескостная рука снова описала круг в воздухе. — Деловые костюмы, пиджаки, вечерние платья.

Катя тут же направилась к вечерним. Иметь платьице до пола с очень крутым декольте — открытой спинкой — это, знаете ли... Шарман, как говорили во времена Бонапарта.

Она задумчиво перебирала вещи, на бирки с ценами даже не смотрела. Какая, собственно, разница?

— Здесь приятные духи.

— Обычно мы пользуемся «Ма Грифф» или «Жоли Мадам», но сегодня в виде исключения решили попробовать «Кузнецкий мост».

— Наши? — удивилась Катя.

Приказчик только улыбнулся. Она вспомнила:

«Кузнецкий мост» в узких граненых флаконах продавался в «Подарках» на Тверской.

— Вот это красивое. — Катя начала было снимать с вешалки легкое шелковое платье цвета слоновой кости, но вдруг со вздохом повесила обратно: 44-й размер, на нос не влезет.

— Извините, совет... — «Желтая водолазка» тактично кашлянула. — Для таких высоких девушек у нас есть размеры побольше.

Катя высокомерно улыбнулась: высоких! Скажи уж лучше — не худых.

— Нет, эти мне совсем не нравятся. А это костюмы?

— Прошу вас.

Катя с восхищением разглядывала шоколадно-коричневый деловой костюм. Кравченко и Мещерский вдохновляли ее своими глубокомысленными советами «померить и показать им», как вдруг драпировка отдернулась и в зал вошла удивительная пара: он и она.

Он был стройным ярким брюнетом. Многие сочли бы его красивым, Кате, однако, этот латиноамериканский брутальный тип «идальго» не импонировал: слишком жгучие глаза, слишком смуглая кожа, слишком волнистые блестящие волосы. Идальго, как его тут же окрестила про себя Катя, был с ног до головы в черном. На шее его болталась серебряная цепочка с шипами.

Но в первую минуту «она» заинтересовала Катю гораздо больше. На вид ей было лет семьдесят, и это при том, что она щеголяла в брючном костюме канареечного цвета. Серо-седые волосы, элегантная стрижка, в морщинистых ушках — овальные золотые клипсы, на морщинистой шее — золотая «гривна», рот ярко накрашен алым, длинные ногти на сухих жилистых руках тоже. Глаза ее скрывали узкие модные очки с дымчатыми стеклами. Идальго нес за ней оливкового цвета пальто-свингер, на воротнике которого распушились оранжевые перья.

«Желтая водолазка» кивнула в его сторону, но этого и не требовалось. Мещерский и Катя мигом сообразили, что перед ними тот, коего в «Улье» так непочтительно обозвали геронтофилом... «И ничего он не противный, парень как парень, почему этот авангардист так на него взъелся?» — подумала Катя.

— Я, пожалуй, померяю этот. — Она забрала шоколадный костюм и двинулась к примерочной. Там она повесила вешалку с костюмом на крючок, сняла шубу и прильнула к щели в занавесе.

Артур-Идальго прощался со старухой в канарейках. Вот подал ей пальто. Вот поцеловал руку. Она потрепала его по щеке. Снова поцеловал. Ну и ничего особенного...

Кравченко вальяжно двинулся к Артуру. Они о чем-то говорили. Идальго улыбался. Катя взяла шубу, костюм и вышла из примерочной.

— А вот и она, — объявил громко Мещерский. Артур обернулся с улыбкой и.., улыбка внезапно сменилась кислой-прокислой миной.

— Добрый день. — Он нахмурился. Глаза его равнодушно скользнули по Катиной фигуре. — Не подошло?

— Узок, — ответила она.

— Может быть, вот этот. — Он лениво указал на брючный костюм цвета «сафари». — Тряпочка не из самых худших, скроена прилично.

— Мы хотели бы посмотреть все, — вякнул вдруг Кравченко деловито. Мещерский важно закивал в подтверждение.

— М-м, ну, я не думаю, что вашей девушке будет интересно... — Артур пожал плечами. — В столь молодом возрасте это... Мы работаем с более зрелыми клиентами, наши модели ориентированы на...

— Не важно. — Кравченко ослепительно улыбнулся. — Мы слышали о вас по телевизору, хотели бы увидеть все.

— По телевизору? — Артур-Идальго звякнул своей цепью. — Ну что ж, договоритесь с моим менеджером и проходите в зал. Показ через двадцать минут.

Кравченко отправился договариваться. «Сколько они с нас сдерут?» — размышляла Катя, пока Мещерский вел ее в зал. Там было довольно уютно, хотя тесно. Десять кожаных кресел, маленький подиум, и опять эти тяжелые драпировки. В общем, все довольно доморощенно. На стенах укреплены «мобили»: струящиеся силуэты, бабочки, серебристые нити. От их мельтешения у Кати заболела голова.

Постепенно в зал начали заходить зрители — важные иностранные старички и старушки. «Господи Боже, самой младшей и самому младшему наверняка стукнуло семьдесят три!» Они гортанно переговаривались. «Шведы, наверное, или норвежцы какие-нибудь».

Рядом с Катей уселась накрашенная старушка в пестрой скандинавской куртке и черных брюках. У нее были отвратительнейшие духи — прямо мускус какой-то! Катя слегка отодвинулась. Дамы-старушки заняли кресла, старички чинно встали позади. «Это, наверное, целый автобус прибыл, автобусная экскурсия из „Националя“. Чего они тут забыли-то?» — недоумевала Катя. Единственной относительно молодой женщиной оказалась переводчица — «лунная» блондинка в кожаной красной куртке. Она угнездилась посреди цветника старух и быстро залопотала что-то.

— Это датчане, — шепнул Кате Мещерский.

— Да хоть лапландцы! Мне-то что?

Заиграла музыка. Что-то из сороковых-пятидесятых — «О, Рио, Рио». Драпировки раздвинулись, и на сцене показалась.., старушка на высоченных каблуках. Катя вытянула шею: ну и ну! Седые завитые волосы, напудренное лицо, немного сгорбленная осанка, однако походка уверенная: топ-топ, как коза на помосте. Демонстрировалось нечто голубое, воздушное, с невинным девичьим воротничком. В зале появился Идальго. Многие из старушек тут же глупо заулыбались. Он встал у самого подиума.