— Но ты испытываешь желание.
Он что, издевается?!
— Наглая ложь, — простонала я, не отрывая от него голодного взгляда.
Воин почему-то вновь улыбнулся. А я думала о том, что влюбилась с первого взгляда. Влюбилась в эти глаза — ярко-синие, как летнее небо, в эту добрую, чуть покровительственную улыбку, в тепло его прикосновений. А больше всего в его «спасти глупую несдержанную женщину». С самого моего знакомства с папандром и его планеткой никто, ни один человек, кроме Наски, не хотел меня спасти… Всем на меня было наплевать, даже, казалось бы, вменяемому Нрого, а тут… И я смотрела на синеглазого воина, чувствуя, как не просто таю — сгораю от одного его присутствия.
Тар-эн вдруг чуть нагнулся, светлые пряди упали на мое лицо, и это усилило и так немалое возбуждение.
— Остановись, женщина. Запах твоего желания, — прошептал воин у самых моих губ, — сейчас на расстоянии двухсот шагов ощущают все те, для кого ты с подветренной стороны. Сила желания, женщина, — это та граница, которую ты перешла. Воины теряют контроль, и браслет дакха уже не защитит.
О чем он? Теперь недоумение явно отражалось на моем лице.
— Идем, — произнес воин, все так же склонившись надо мной, — единственный вариант тебя спасти — просто вывести с территории Шоданара.
Его слова, как осенние листья, кружась, опустились на озеро моего сознания…
— Спасти меня? — шепотом переспросила я.
— Да, — он произнес это на выдохе, и это вообще было так… ну так…
— Нет, — простонала вконец сраженная я.
— Нет? — переспросил он.
— Не надо спасать, — бракованный двигатель, что я несу. — Не надо, я… я так еще никого не хотела, как тебя сейчас…
Сказала. Потом до меня дошло, ЧТО я сказала. Потом жар опалил все лицо, и есть подозрение, что я сейчас красная как рак, и тоналка не спасает.
А воин улыбался. Смотрел на меня и просто улыбался… вот только в его глазах бушевало пламя не меньше моего, и я почему-то отчетливо это знала. Но если мое пламя было на пике, то его только-только разгоралось… а это пугало и восхищало одновременно.
И тут воин отпустил меня и отошел на шаг. Я в оцепенении смотрела на него, а он… протянул руку. И было что-то в этом жесте. Явно что-то связанное с традициями. И судя по всему, выбор он оставлял за мной. Возьму его за руку… и, короче, все сто процентов будет, а в том, что он меня хочет, даже как-то сомнений не возникает. И тут даже не разум, тут все на интуитивном уровне. А не возьму, тогда что? Проводит домой? Почему-то такое ощущение, что может… но надо ли? О моих желаниях речи нет, я его уже так хочу, что меня даже зрители не смутят, а пение птиц в этом искусственном лесочке только добавляет желания остаться наедине с воином. Но… но… но… нужно бы еще кое-что выяснить, прежде чем нырять в этот омут страсти с головой.
— Ты забавная, — вдруг произнес воин, не опуская руки. — Если ты хочешь идти со мной, должна взять за руку. Если нет, тебя проводят в дом отца или покровителя.
А-а-а, угадала, действительно благородный. Восторг! И все бы хорошо, но остался только один вопрос:
— Слушай, воин, — я нервно облизнула пересохшие вмиг губы и с надеждой спросила: — А ты… ты бедный воин?
От удивления он руку опустил. Чуть нахмурился, потом спросил:
— Это значимо?
— Очень! — Я подошла к нему и теперь стояла так близко, а хотелось еще ближе. — Просто, понимаешь, мне… мне только очень бедный воин нужен.
И точно знаю, что у меня сейчас такая надежда в глазах, потому что, если ж он не бедный, мне придется отказаться, потому что мама если сказала, значит, так нужно и… только бы он был бедным!
— Нестандартный критерий, — задумчиво глядя на меня, произнес тар-эн.
— Но очень важный, — выдохнула я, не отрывая от него полного надежды взгляда.
Воин нахмурился сильнее, почти брови свел, потом задумался и нехотя ответил:
— Да… я очень бедный воин. Я бы даже сказал — первый бедный воин Иристана… — И как-то совсем шепотом добавил: — С конца.
Но я тогда этого шепота особо не расслышала, потому как радостно хватала его ладонь обеими руками, а схватив, с нескрываемым облегчением сказала:
— Тогда можно.
Но он как-то странно на меня смотрел.
— Все можно, правда, — сказала радостная я, едва ли не подпрыгивая вместе с ликующими гормонами. — Куда идем?
Мне не ответили. На меня продолжали задумчиво смотреть, и, кажется, даже уже начали раздумывать на тему: «И зачем оно мне надо?».
А я смотрела на него, на шикарный разворот плеч, сильные руки, мужественную линию подбородка, четко очерченные губы и… и горела вся, как сухой куст на ветру…
— Что же ты делаешь, женщина… — простонал вдруг воин.
— Стою, — прошептала я, не отрывая от него восторженного взгляда.
Внезапно заметив движение слева, резко повернулась и увидела подошедшего к нам тар-эна — тоже высоченный, тоже светловолосый и даже глаза синие, с некоторым недоумением на меня взирающие. Окинув недовольным взглядом подошедшего, снова повернулась к моему синеглазому взрыву эмоций — и они в очередной раз взорвались. Я не знаю, что со мной, я не могу понять, от чего я буквально таю, стоит взглянуть на него, но я таяла, плавилась, сгорала лишь от того, что он рядом, что прикасается ко мне, а вся вселенная могла катиться в мертвый космос!
И тут прозвучал вопрос тар-эна:
— Он не нравится?
Вопрос меня отрезвил вмиг. Схлынула обжигающе теплая волна, схлынуло наваждение, и эмоции тоже враз присмирели и строем шагнули под контроль разума. А я будто вернулась в реальность — на проклятый Иристан, в этот лесок замшелых перекачанных мышц, под взгляды окружающих, и только тогда до сознания дошел вопрос.
— Что? — переспросила я, потрясенно глядя на воина.
Тот кивнул каким-то своим мыслям, указал на подошедшего к нам тар-эна и повторил вопрос:
— Этот не нравится?
Следующая волна, которая на меня накатила, была приступом гнева. Резко отпустила ладонь воина, в последний раз посмотрела в его ярко-синие глаза. Хотелось сказать что-то обидное, оскорбить, заорать, ударить… Но я стояла и просто смотрела, понимая, что, если не уйду, разревусь прямо здесь… а этого они от меня не дождутся. Лучше двадцать плетей, если папандр найдет. А возвращаться я не буду! Хватит с меня Иристана, его тупых тар-энов и вообще всего хватит!
— Извини, — едва сдерживаясь, сказала я воину, опустила глаза и отступила еще на шаг, — глупо было с моей стороны… Да.
Мне было и стыдно, и горько.
— Женщина! — Оклик.
Молча развернулась и пошла прочь. Лицо горело, сердце сжималось так, что боль я ощущала физически, эмоции с гормональной революцией летели в бесконечный космос. К нестабильному атому весь этот мирок, я не вернусь к хассару, я не буду играть по их правилам и в соответствии с их традициями. Хватит. Доигралась уже.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});