заслуживают короны. Я не моя мать и не верю предсказаниям. Но слова твоего деда достойны того, чтобы к ним прислушаться. Кто знает, вдруг ты действительно способна удержать Генриха на троне? А он ведь этого не заслуживает. Поэтому было бы лучше, если бы тебя не существовало.
– Вы так просто говорите об этом, – не веря своим ушам, испуганно произнесла Мадлен.
– Мне нечего бояться. Ты не представляешь угрозы, – ответила Маргарита. – А если бы это было так, у меня за плечами есть сила, способная меня уберечь. А ты, раз уж выжила, должна знать своего противника в лицо.
– Это вы отдали приказ убить Розетту?
– Она была слишком болтлива.
От холодного признания Маргариты по спине фрейлины пробежали мурашки.
«Какая жестокость и расчётливость. Она говорит об убийстве, но при этом не испытывает никаких эмоций. Она чувствует своё превосходство. Знает, что я никак не смогу использовать её признание».
– У тебя ещё остались вопросы?
Снисходительный тон Маргариты задевал девушку, вызывая ещё большую неприязнь к сестре короля. Мадлен не хотелось продолжать этот разговор, и она покачала головой.
– Хорошо, тогда ступай. Полагаю, ты донесёшь наш разговор до моей матери. Но это случится уже после того, как я покину Тюильри, поэтому ты ничего не добьёшься, – усмехнулась супруга Наваррского.
Уже у двери фрейлина вновь услышала голос Маргариты:
– Если покинешь королевский двор по собственному желанию, может быть, спасёшься. Останешься подле моего брата – и я продолжу считать тебя букашкой, которую нужно раздавить.
Не оборачиваясь и не отвечая, Мадлен покинула покои Екатерины. А спустя пару часов чёрная карета Маргариты увезла её прочь из Парижа.
Май 1588 г
Voir est facile, prévoir est difficile.
Видеть легко, предвидеть сложно.
Глава 10. Абраксас
Ne dites jamais – jamais, ne dites jamais – toujours.
Никогда не говори – «никогда».
После гибели Розетты прошло несколько недель. В первое время в коридорах Лувра часто вспоминали о кровавой расправе над служанкой, но вскоре эти разговоры сошли на нет. Однако слухи о том, что неуловимый душегуб добрался до Парижа, то и дело всплывали в светских беседах. Девушки, живущие в замке, будто стали осторожнее, пугливее. Они уже не стремились поодиночке посещать улицы столицы и не выходили за ворота Лувра после захода солнца.
В отличие от них, Мадлен знала, что в смерти Розетты не было ничего мистического. К фрейлине уже была приставлена новая камеристка, скромная и неразговорчивая Сесиль. Но Мадлен время от времени вспоминала о болтливой жизнерадостной Розетте. К новой прислуге фрейлина относилась с осторожностью, ведь после того, как она чуть не погибла от руки прошлой служанки, Мадлен было трудно доверять новым людям. В один из вечеров, уже устроившись в постели, девушка вновь взяла в руки дневник Нострадамуса. Долгое время ничего не происходило, и фрейлина уже собиралась убрать книгу обратно под подушку, но вдруг, коснувшись одной из вырванных страниц, мадемуазель Бланкар поняла, что снова проваливается в прошлое. Тёмные покои сменились закатным пейзажем.
По безлюдной тропинке, проходившей вдоль дикого побережья, подгоняя коней, скакали двое приятелей. Свернув на едва заметную дорожку, юноши подъехали к высокой горе и спешились.
– Дальше придётся идти пешком, – с сожалением произнёс Сезар.
Оставив лошадей у подножия, приятели упрямо карабкались на прибрежную скалу.
– Не представляешь, как сложно мне было устроить для тебя эту встречу, – снимая с мундира прилипший репейник, сказал Сезар.
– Ты прав, не представляю, – откликнулся Мишель, – у меня ушло несколько лет на поиски этого культа – и никаких следов.
– Просто нужно быть ближе к народу, друг мой, – отозвался Сезар, – ты поклоняешься науке, а настоящие знания лежат в песнях, легендах, житейских пересудах.
– Сомнительно, – сморщился Мишель.
– Как ты тогда объяснишь то, что мне удалось самостоятельно выйти на последователей Абраксаса? – самодовольно спросил Сезар.
– Абраксаса? – переспросил Мишель. – Значит, так они называют это божество… Это везение, Сезар. Просто везение.
– А вот и нет, – возмутился поэт, – я специально пустил слух о том, что ищу встречи с таинственным культом. Написал пару баллад, и они ушли в народ, разойдясь по всей Франции. Пришлось, конечно, подождать, но в итоге они сами нашли меня. Хотя, я уверен, до того, как открыться, они долго приглядывались ко мне, проверяли.
– Как ты уговорил их встретится со мной?
– Признаться честно, они совсем неразговорчивы. Я даже лиц их никогда не видел, они всегда прикрывают их капюшонами. Но когда они нашли меня, я расхваливал тебя на все лады. Говорил, что ты талантливый лекарь, упомянул благородное стремление исцелить весь мир, – объяснил Сезар, – даже вспомнил о твоём даре предвидения.
– Даре предвидения? – усмехнулся Мишель. – Сезар, это было лишним. Со мной это случалось всего пару раз, кроме того, я даже не уверен, что это не были обычные галлюцинации от трав.
– Это неважно, друг мой. Главное, что мы почти у цели.
Солнце клонилось к закату, когда двое мужчин, сильно запыхавшись, наконец достигли вершины горы. Отсюда открывался удивительный вид на волнующийся бездонный океан. Но Мишель не был настроен любоваться красотой природы. Посмотрев на приятеля, мужчина нетерпеливо спросил:
– Ну, и где он?
Сезар, не произнося не слова, указал рукой в сторону. В этот момент бесшумно, словно бесплотная тень, из-за дерева вышла фигура, облачённая в тёмные одежды.
Де Нотрдам попытался заглянуть в лицо незнакомца, но оно было надёжно скрыто под капюшоном. От немой фигуры веяло холодом, в душе лекаря зашевелилась необъяснимая тревога. Незнакомец медленно поднял руку и жестом поманил мужчину за собой.
Перед внутренним взором Мадлен вновь возник письменный стол, принадлежавший старому предсказателю. Сгорбившись и заметно перепачкав чернилами руки, Нострадамус выводил в дневнике новые строки:
В тот вечер на скале я впервые лицом к лицу столкнулся с теми, кто был верен культу Абраксаса. После жуткого ритуала, свидетелем которого мне довелось стать, я долго искал встречи с ними. И, наконец получив желаемое, не мог повернуть обратно. Мне завязали глаза, посадили в телегу и долго везли в неизвестном направлении. Я не сопротивлялся. В тот момент моё любопытство было сильнее страха смерти… Повязку с моих глаз сняли лишь тогда, когда, спустившись под землю, мы оказались в просторном каменном зале. Чуть позади меня стояли мои спутники – немногословные, нелюдимые члены таинственного культа. Привыкнув к тусклому подземному освещению, я заметил огромную