Читать интересную книгу Пятнадцать суток за сундук мертвеца - Фаина Раевская

— Кстати, вот еще что… — усмехаясь, вновь заговорил Яков. — Никакого клада не существует!

Я громко икнула и онемела. Клавка, кажется, тоже временно лишилась дара речи. А Валерия… Она побелела, раскрыла рот и громко заорала:

— А-а-а…

Ее можно понять: столько нелепых смертей, а во имя чего?! Сашка, не так остро среагировавший на последнюю новость, полюбопытствовал:

— Это точно? Откуда известно?

— Мы беседовали с родителями Семена. На опознании. Дед его, действительно, воевал с неким Френсисом Дрейком, и тот подарил ему в знак дружбы старинную монету якобы из сокровищ своего предка, ну, и про клад рассказал. Точнее, не рассказал, а пересказал содержание одной книженции. Преподнес это как семейное предание, даже карту показал… Да только туфта все это! Когда Сенька был маленький, дед ему рассказывал все эти романтические истории на ночь, чтоб, значит, парень быстрее уснул, и карту тоже дед нарисовал. А Семен взял да и поверил…

— Господи, что ж это делается?! — сокрушенно вздохнула Клавдия. — Ни за что людей положили… Ладно, Саня, вези нас домой. Устали мы от всего этого дерьма!

Я согласно кивнула и поднялась.

— А как же я? — тихо спросила Валерия. — Что теперь со мной будет?

— А вы, милейшая, со мной прокатитесь, — прогудел Яков. — Думаю, вам придется ответить на кое-какие вопросы.

Девушка опустила глаза и; покорно поплелась к выходу. Вид у нее был такой жалкий и подавленный, что мне ее стало жалко. В сущности, вина-то ее вся в том, что она полюбила не очень хорошего человека.

— Яша, — с дрожью в голосе спросила я милицейского начальника, — ты ее арестуешь?

Подполковник пожал плечами:

— Это уж следователь решит. Но, думаю, дело ограничится подпиской о невыезде.

— Спасибо, — прошептала Лера.

По дороге домой в машине Клавдия спросила меня:

— Мистер Холмс, вы бы не могли пояснить ход ваших мыслей? Очень уж любопытно, как в данном преступлении сработал знаменитый дедуктивный метод!

Сашка бросал на меня заинтересованные взгляды, ожидая ответа. Я важно надулась и, выдержав эффектную паузу, небрежно бросила:

— Элементарно, Ватсон! Первый звоночек прозвенел в моей гениальной голове во время визита к Наташе. Как только она сообщила, где работает Валерия, я подумала: «Ага! Значит, она имеет доступ к лекарствам»! Впоследствии, как вы, господа, помните, это предположение блестяще подтвердилось. Затем стало известно, что Борис — игрок, причем не совсем удачливый. Кроме того, он нигде не работал, был должен кучу денег и очень хотел продолжать играть… Ну, а дальше даже вы можете догадаться, как разворачивались события…

Клавка с уважением кивнула, тем самым признавая мой талант сыщика. Сашка негромко воскликнул:

— Браво, Афанасия! Жаль, руки заняты, а то бы я разразился бурными, продолжительными аплодисментами.

Я глубоко вздохнула: понять, серьезно говорит Шуша или издевается надо мной, не мог помочь даже дедуктивный метод.

Следующий день был последним днем моих каникул. Сашка предложил отметить его в ресторане торжественным ужином. Собираться на это мероприятие Клюквина начала еще утром.

— Афоня, где мое платье? — привычно верещала она.

Я натянула одеяло на голову и счастливо улыбнулась. Как же хорошо, когда все хорошо! Когда есть вот такая сестренка, есть Сашка, балбесы, по которым я уже успела соскучиться… Ну, и еще масса приятных вещей, а главное — никаких пиратов и покойников!

В дверь позвонили. Клавка перестала метаться по квартире в поисках платья, а я с интересом высунула голову из-под одеяла.

— Неужто Александр Михайлович явился? — удивилась сестра. — Вроде, к вечеру обещал быть…

С этими словами она пошла открывать дверь раннему гостю. Мне тоже было любопытно, кого это принесло с утра пораньше, поэтому я выскочила в коридор прямо в пижаме. На пороге появился Прохор.

— О, меценат ты наш! — обрадовалась Клюква. — Проходи, родной! Ты даже не представляешь, как мы рады тебя видеть!

Проша смущенно улыбался.

— Да я, собственно, за картинами пришел и деньги принес…

— Вот и отлично. Афоня, встречай гостя дорогого!

Как следовало встречать дорогого гостя, я не имела понятия, поэтому ограничилась лишь кивком в сторону кухни и пошла переодеваться. Тут же в комнате материализовалась Клюквина.

— Эх, Афоня, чувствую, заживем мы теперь! — она с такой силой потирала руки, что я всерьез задумалась о противопожарной безопасности. — Будем Ефиму картины заказывать, а Прохору их продавать. В Европу съездим, машину купим… Заживем!!!

От радости Клавка хрюкнула, крутанулась на месте и помчалась ублажать дорогого гостя. Правду сказать, на деньги, вырученные от продажи Фиминых картин, у меня были свои планы.

На кухне Клавка хлопотала вокруг Прохора. Тот важно надувал щеки и изо всех сил напускал на себя важный вид. Через полчаса высокий гость, сославшись на неотложные коммерческие дела, отбыл, унося с собой «Демократию» и зеленых шахтеров. По этому поводу я испытала ни с чем не сравнимое облегчение. На кухонном столе лежала стопочка зеленых американских купюр и радовала глаз. Я отсчитала пятьсот долларов и сунула их в карман джинсов.

— Ну, пошло дело худо-бедно! — вернулась в кухню Клюквина. Заметив, что на столе осталась ровно половина суммы, она пронзительно заверещала: — Афанасия, зачем ты взяла пятьсот баксов?!

— Надеюсь, концессионеры участвуют в прибыли на равных основаниях? — засунув руки поглубже в карманы, с ледяным спокойствием поинтересовалась я.

Клавка сжала кулаки и набросилась на меня, твердо намереваясь если не убить, то основательно покалечить:

— Я тебе сейчас покажу равные основания. Бендер, блин!

— Ты подожди бушевать-то, Клавдия Сергеевна. Идея есть кое-какая. Собирайся!

Пару секунд сестра внимательно смотрела на меня, а потом, сдержанно кивнув, отправилась одеваться.

Всю дорогу Клюква молчала. Она ничего не сказала даже тогда, когда мы, прихватив бутылочку водки, вошли в подъезд Ефима. Художник был дома и явно страдал тяжелым похмельем. Увидев нас, а главное, узрев наметанным взглядом бутылку водки, он оживился:

— Девочки пришли! — умилился Фима. — Вот радость-то нечаянная! Проходите, проходите…

— По делу, — сурово сказала я и первой прошла на кухню, носившую следы вчерашней пьянки. На полу возле дверцы мусорного ящика крепко спала какая-то лохматая личность, распространяя' невыносимый аромат. Увидев приятеля, Ефим смутился:

— Это Палыч, сосед. Вы не обращайте внимания, он нам не помешает.

Со стуком поставив бутылку на стол, я в упор уставилась на Фиму и произнесла:

— Значит так, друг-художник. С сегодняшнего дня ты завязываешь с этим делом, — я выразительно хлопнула пальцами по горлу. — Сейчас опохмелишься, потом мы вызываем тебе нарколога, и он тебя кодирует. Хватит уже свой талант губить! Будем из тебя светлую личность делать. Согласен?

Ефим замялся, бросая вожделенные взгляды на бутылку. Клавдия разлила водку по рюмкам, ожидая ответа художника. Он по-прежнему не мог решиться. Тогда я очень осторожно, тщательно подбирая слова, рассказала о гибели Николая. Фима всплакнул, выпил еще рюмашку за новопреставленного и заявил:

— Согласен! Ой, подождите, я вспомнил! — с этими словами Ефим, пошатываясь, ушел в недра квартиры.

Клавдия сидела молча, но в ее глазах читалось нечто среднее между одобрением и сожалением. Вернулся Ефим с очередным шедевром.

— Вот, — радостно воскликнул Фима. — Я, Клавочка, выполнил твой заказ. «Забастовка учителей» как она есть!

Пришлось мне зажмуриться, чтобы хоть немного поберечь нервную систему.

— Чур меня, чур! — раздался хриплый незнакомый голос из угла и торопливые удаляющиеся шаги.

Я открыла глаза: Палыч, до этой минуты сладко спавший, исчез, забыв даже выпить на посошок. Осторожно я перевела глаза на картину. Честно говоря, стало жалко, что зеленых шахтеров мы уже продали — к ним я все-таки успела привыкнуть. Розово-голубой гибрид осьминога и орангутана пугал намного больше. Клавка залпом выпила рюмку водки и, крякнув, выдавила:

— Вообще-то, впечатляет…

— Да, — подтвердила я, — волнует здорово.

Процесс возвращения Ефима к нормальной жизни занял два с половиной часа и стоил трехсот долларов. Дороговато, конечно, но зато с гарантией. Когда Ефима освободили от капельницы, я выложила перед ним двести баксов:

— Это тебе за картины. Пить ты уже не сможешь, так что я спокойна. Купи себе нормальную одежду да еды какой-никакой. Будешь нормально творить — станешь богатым и знаменитым. Все понял?

Ефим, смахнув слезу, согласно кивнул и тепло с нами простился.

Уже на улице, бережно прижимая к себе «Учителей», Клавка пропыхтела:

— Афонь, у тебя на душе такая же приятность разлилась, или я ненормальная?