для новых пушек, а для… хранения старых орудий «для памяти на вечную славу» (об этом см. Заключение)[576].
Примерно до конца лета интенсивное производство пушек и мортир характеризовалось большим числом брака. Подсчитать процент «охульных» орудий ввиду того, что некоторые стволы вновь переплавлялись практически сразу, не представляется возможным. В общее число отлитых за 1701 год пушек и мортир вошли и бракованные орудия с «упалью», «криворотостью», «раковинами» и прочими «охулками».
Удачные отливки орудий приходятся на осень 1701 г. – к этому времени количество брака значительно уменьшилось. 19 ноября 1701 г. Виниус заявил в письме: «Такой изрядной артиллерии в столь короткое время и такими мастерами нигде не делали: менее чем в год вылито пушек, мортир и гаубиц больше 300; в прежнем литье выходили пушки с раковинами и портились, а ныне льют, каких лучше невозможно (выделено мной. – А. Л.)»[577].
До сих пор неясно, испытывались ли на полигонах орудия новых конструкций, изготовленных осенью 1701 г. Во «Вседневной книге» и других документах за этот период данных не найдено. Известно только, что 19 декабря «для опыту» были стрельбы из какой-то новой «нестандартной» 1-пудовой мортиры, которую планировалось отправить в Архангельск. Но пудовых бомб к ней не нашли («бомбов пудовых по тому мартиру нет, а которые есть, в тот мортир не вошли и велики»). Пришлось гранатчикам-испытателям Ерофею Сергееву, Михайлу Павлову, пушкарю Евсевию Зубкову использовать для стрельбы полупудовые бомбы – «а по мере тою бомбою из мартира выстрелила триста шестьдесят одна сажень». Испытания были признаны удовлетворительными, и прапорщики Кузма Палибин и Алексей Арениев повезли мортиру к комплектом полупудовых бомб к Архангельску[578]. Интересно отметить, что эта 1-пудовая мортира не вошла в список отлитых за 1701 г. орудий.
Заметки в записной книге Петра указывают на особое внимание царя к производству новых орудий: «о бомбах и гранатах», «о обрасце в Сибирь пушкам, также и на Пушечной двор», «зделать образец картечем к 24 (и) 12 фунтовым», «Бутнанту о пушках, ядрах, бумбах и прочем», «о ученье пушкарей в цель и скорой стрельбы», «образцы пушечныя и мортирныя перевесть в маленкую кънишку, и кому писать, взять в Воронеж», «о бомбах и гранатах», «Бутенанту о пушках и протчем»[579].
Помета в записной книжке за тот же год «Кошке о вожении пушек для скорой стрельбы»[580] говорит о каком-то проекте с Яганом Гошкой о перемещении пушек с возможностью быстрого проведения к стрельбе. Не это ли задумки о начале конной артиллерии, основание которой приписывали Петру? Очевидно, о том же свидетельствует еще одна собственноручная помета царя в своей книжке «О важенье наперед полковых пушек»[581]. Но здесь сдедует привести слова крупнейшего знатока артиллерии петровского времени: «Мы охотно соглашаемся верить справедливости свидетельств о требованиях государя, чтобы строившиеся лафеты были легки на ходу, что даже размеры самих лафетов, вес их, вес колес, осей и проч., все было определено Петром Великим, но вместе с тем не имеем основания утверждать, чтобы все это неуклонно прилагалось на практике, так как противоположные приметы видели уже на деле, в вопросе конструкции орудий петровской артиллерии. Недостаток сведений о качествах введенных им лафетов, как повозок, не позволяет составить отчетливого представления, насколько цель Петра была достигнута в этом направлении, но имеются факты едва ли способные навести на заключение благоприятно»[582]. Слова директора Артиллерийского музея Н. Е. Бранденбурга подкрепляются примерами введения оглобельной системы перевозки орудий, которая требовала при стрельбе отпряжки лошадей.
Напомню, что еще при Алексее Михайловиче в полковую и полевую артиллерию была введена шорно-дышловая конская упряжка, что обеспечивало более удобную перевозку орудия. Упряжь с лямками с одиночной оглоблей и нашильниками удерживала накат пушки под гору. Легкая и удобная упряжь значительно повышала маневренность орудия на поле боя и, по словам П.П. Епифанова, «разрешала быструю перепряжку лошадей и тем самым способствовала сохранению орудий и прислуги при любой перемене позиции»[583]. В этом плане европейское заимствование в плане эффективности было весьма сомнительное.
Сколько же было отлито всего пушек? Сам Виниус в цитированном выше письма от 19 ноября 1701 г. сообщал о производстве более 300 пушек, мортир и гаубиц[584]. Конечно, «надзиратель над артиллерией», как всегда, преувеличивал.
В историографии можно встретить цифры в 268 или 269 орудий. Дело в том, что в 1873 г. директор Артиллерийского музея Н. Е. Бранденбург опубликовал «Роспись орудий 1700–1708 гг.». Вероятно, он использовал документ, хранящийся ныне в архиве ВИМАИВиВС[585].
Спустя 20 лет Я. В. Брюс на запрос кабинет-секретаря А. В. Макарова привел роспись отлитых в 1701 г. орудий[586]. Но опубликованный Н.Е. Бранденбургом черновик без подписи («Роспись орудий 1700–1708 гг.»)[587] несколько отличается от росписи Я. В. Брюса. Эти сведения дополним количеством пушечной меди, отпущенной на литье указанных орудий по данным полевого повытья. Приведем эти данные (в скобках цифры указаны по данным Н. Е. Бранденбурга):
В угаре и утрате пушечной бронзы 1533 пуда 27 фунтов.
Всего было отлито 268 или 269 орудий[588]. И разница здесь не только в количестве стволов, но и в калибре мортир. Но, судя по затраченному металлу, вряд ли это были 2-пудовые мортиры – в противном случае средняя масса ствола могда достигать 74 пудов, что чрезвычайно много для орудий такого калибра.
Хотя в 2019 г. появилась статья В. Н. Бенды, в которой историк утверждал, что на самом деле «только в 1701 г. руками русских умельцев-мастеров пушечного дела в невиданно короткие сроки отлито по новым образцам и строго установленным калибрам 313 артиллерийских орудий различного калибра и назначения (213 пушек и 100 мортир. – В. Б.)»[589]. Причем автор ссылается на… тот же самый известный документ из Архива ВИМАИВиВС! Но, очевидно, мы имеем дело с ошибкой с подсчетами историка, ибо в том же 2019 г. в небольшой монографии В.Н. Бенда говорил о 269 отлитых за 1701 г. орудиях, при этом он отмечал: «Все прочие данные, приводимые другими авторами в своих работах, не соответствуют исторической действительности»[590].
Но очевидно, что в ведомостях перечислено общее число пушек, отлитых за 1701 г., включая годных, условно годных и отправленных на переливку. Процент разорвавшихся при стрельбе неизвестен. Первые 110 пушек, практически половина из всех изготовленных стволов, как уже отмечалось, были с «упалью», т. е. с браком.
Кроме того, есть ряд данных, свидетельствующих о том, что несколько орудий «нестандартного» калибра все же не вошло в статистику. Выше я писал об 1-пудовой мортире,