– Нравлюсь, да-а? – почувствовала восхищенный взгляд жена.
– Очень, – совершенно искренне ответил он. Она потянулась к нему, лаская взглядом, и спустя секунду их губы соприкоснулись.
– А когда-то ты стеснялась целоваться на улице…
– Молодая была, глупая, – мягко засмеялась она. – Ты сейчас на меня так смотришь… мне на секунду даже стало жаль, что я беременна, и мы не дома, – в глазах промелькнул озорной блеск.
– Что значит «жаль»?! – возмутился Чекалов. – Как можно такие слова про Юлию Алексевну?! Кстати, как она?
– Толкается время от времени, – Юля вновь мягко засмеялась. – Папе привет передает.
Алексей блаженно улыбнулся. УЗИ, сделанное повторно на днях, со всей определенностью подтвердило – у четы Чекаловых родится здоровенькая, упитанная малышка. Что, впрочем, не удивляло – не зря же он таскает охапками всевозможные фрукты-бананы, и гулять жену выводит каждый день, вот как сегодня… Насчет имени сомнений тем более не возникало – кто же еще, если не Юлька?
– Знаешь, кому-то это покажется странным, но я рад, что первой у нас родится дочь. Маме помощница, вот так вот. А пацана можно и попозже…
– Я планов ваших люблю громадье! – засмеялась Юля. Сморщив носик, чихнула.
– Будь здорова!
– Угу… С тобой будешь, муж мой…
На ее губах еще играла улыбка, но глаза под мохнатыми длинными ресницами уже были глубоки и серьезны.
– Интересно, сколько уже таких?..
Алексей помолчал, обдумывая ответ. В самом деле, сколько?
– Если исходить из расчетов, уже как минимум десятки. Может, сотня, а то и две.
Пауза.
– Зато дальше процесс пойдет все скорее. Геометрическая прогрессия, такая штука… Думаю, через год с небольшим контрольные экземпляры останутся только где-нибудь в глухой амазонской сельве.
Юля шла теперь, задумчиво глядя под ноги.
– Юля, Юль…
– М?
– Я вот тут все время думаю… Каким он будет, тот светлый мир?
Пауза.
– Я тоже об этом думаю, Лешик. Вряд ли мы можем знать сейчас… но кое-что предположить все-таки можно.
Она остановилась, стянула перчатку, подставила ладонь под снежинку, медленно опускающуюся с небес. Снежинка доверчиво села на предложенную посадочную площадку и тут же превратилась в капельку воды.
– Известно же, от шимпанзе человека отличает ничтожный процент генов. А все остальные общие. И новорожденные у человека и того шимпанзе поначалу ведут себя одинаково… А потом, в какой-то момент, дороги расходятся. Шимпанзе останавливаются в своем умственном развитии, и дальше растет только мясо. А человек… продолжает идти. Идти по дороге, ведущей от обезьяны к Богу. Его гонят вперед те самые гены. Лишние, с точки зрения обезьяны.
Капля на ладошке медленно съеживалась, высыхая на глазах.
– Думаю, сейчас будет то же самое, Лешик. Придется идти дальше. Сейчас тупому легко, и можно всю жизнь пребывать в самоуважении. А тогда… они будут чувствовать боль, как животные, и не в состоянии решить проблему. Как бездомный пес, умирающий с голоду. Так что выходов будет два. Либо поумнеть, либо…
– Либо сдохнуть, – жестко довершил фразу Чекалов. – Юля, Юль… Я убийца?
Ее глаза бездонны, как сама Вселенная.
– Нет, Лешик. Ты просто бог-младенец. Так уж вышло.
* * *
– Да оставь ты нахрен это динамическое сведение! Клиенту что нужно – чтобы картинка была посочнее, поярче. Вот насыщенность и регулируй, и закрывай ящик. Так будешь возиться, плана не будет сроду…
«Аксакал» Василий Степаныч, блестя очками, щедро делился аксакальей мудростью с новоявленным сотрудником. Чекалов внимал ему с благодарностью – одно дело радиолюбитель, не спеша ковыряющийся в электронике ради собственного удовольствия, и совсем другое дело профи, у которого имеется норма выработки. Как говорит весельчак Гена, «нет плана – денег не будет, народная примета такая».
– Спасибо, Степаныч. С меня «Столичная», как говорится.
– Коньяк пять звездочек! – встрял в разговор Гена-весельчак, орудуя пинцетом и паяльником в недрах реликтовой магнитолы, по виду ровесницы первого спутника. – Для мотора полезно, доктора говорят. А то у Степаныча клапана стучат.
– Мели, Емеля! – осадил молодого коллегу Степаныч. – Ты что с этим рыдваном делать надумал, э?
– Ноу-хау! – Гена сунул паяльник в канифоль, враз окутавшись облачком сизого дыма. – Вместо этой вот лампы имени Коминтерна засандалим ма-аленкую самодельную платку…
– Засандалить, это у тебя запросто… Там на аноде двести пятьдесят вольт, забыл?
– Ты меня с Валеем не путай, Степаныч. Голова у меня, не шасси для крепления ушей, как у некоторых. Транзисторы-то высоковольтные! Или ты мне лампы хочешь выложить из дореволюционных припасов?
Алексей улыбался, слушая рабочий треп. Кто сказал, что в ремонтных мастерских-телеателье работают одни алкоголики? Обывательские бредни! При ближайшем рассмотрении люди как люди, со своими характерами, тараканами в головах, семейными радостями и горестями…
Эпоха возрождающегося капитализма заметно проредила трудовой коллектив, еще не так давно довольно многочисленный. Некоторые мастера решили, что индивидуальным ремонтом прожить проще – клиенты есть, делиться ни с кем не нужно… В ателье остались самые стойкие.
Александр Петрович, директор «ремонтного центра», как окрестили телеателье в приступе реформации вышестоящие начальники, оказался вполне человечным человеком, отнюдь не «шмаравыдлом», паханом бригады рвачей-алкашей, как можно было подумать. Мужику было за пятьдесят, он остро не любил реформ и реформаторов и трезво оценивал надвигающиеся последствия тех реформ. Крепкий хозяйственник, перед народом не чинился, требовал строго по делу, а не старался «воспитать у подчиненных устойчивое чувство вины», как это порой пытаются делать начальники – золото, а не руководитель.
– У-ух, погодка! – на пороге комнаты возникла фигура, облепленная снегом. – Метет, как в тундре…
– Антоха, ты Стаса не видел? – Гена, повернув голову почти горизонтально, ковырялся в «рыдване».
– Откуда? Дан приказ, ему на запад, мне в другую сторону… Придет, куда денется. Лично у меня последний вызов на сегодня. Новый год на носу, кстати!
– Кстати, да. Мы коллектив или как? – Гена наконец приладил самодельное «ноу-хау», призванное заменить реликтовую лампу, со стуком бросил паяльник. – Степаныч, ты у нас аксакал или кто?
– В смысле? – Василий Степаныч, закончив работу, не спеша наводил порядок на рабочем столе.
– В смысле посидеть. Ну согласись, одно дело я подойду к начальству с предложением, и совсем другое – герой соцтруда. Как откажешь?
– Трепло ты, Генка, – усмехнулся старик, блестя очками-«иллюминаторами».
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});